Жизнь есть экстаз. Практика активных медитаций Ошо - Бхагаван Раджниш (Ошо)

Только когда ум исчезает, наступает подлинное просветление. Тогда вы переживаете трансцендентальный опыт, но вы не можете о нем говорить, вам нечего о нем сказать. Вот почему Лао-цзы говорит: «Все, что может быть сказано, не истинно. То, что вы скажете, не будет истинно – истину невозможно высказать. Об истине можно сказать только это, и только это истинно».

Это последнее утверждение ума. Это последнее утверждение исполнено смысла, глубокого смысла, но оно не трансцендентально. Его смысл все еще ограничен рамками ума, он ментален, это по-прежнему знание ума.

Можно сравнить это с пламенем – с пламенем в лампе, которое вот-вот погаснет. Наступает темнота, сгущается темнота, она подходит со всех сторон все ближе и ближе, а пламя умирает, оно подошло к пределу своего существования. Оно говорит: «Ну вот, наступила темнота», и исчезает. Теперь темнота стала полной и совершенной. Но последнее утверждение умирающего пламени было знанием пламени: темнота еще не была полной, потому что было пламя, был свет. Свет узнал темноту. Но свет не может по-настоящему знать темноту, он может узнать только свои собственные границы, а за этими границами – темнота. Темнота подступала все ближе и ближе, а свет готов был исчезнуть. Он смог произнести последние слова: «Я умираю», и затем наступила темнота. Темнота подступала, подступала и подступала, потом свет сказал последние слова и исчез, и темнота стала полной. Так что это утверждение истинно, но оно не является истиной.

Между истиной и истинным есть разница. Истина – это не утверждение.

Пламя исчезло, и наступила темнота: это истина. Теперь нет никаких утверждений, есть только темнота. Утверждение было истинным, оно не было неверным. Это было верно: темнота наступала, надвигалась со всех сторон. И все же это заявление было сделано светом, а то, что сказано светом, в лучшем случае может быть верным, истинным – но не истиной.

Только когда нет ума, может быть познана истина: когда ума нет, истина есть. А пока есть ум, ваши утверждения могут быть близки к истине, но не истиной, они могут быть не так далеки от истины, но не истиной. Последнее утверждение, которое способен сделать ум, будет ближе всего к истине, но больше об этом нечего сказать.

Так что между просветлением, постигнутым умом, и просветлением как таковым существует большая разница. Когда пламя умирает, не проходит и мгновения, а его уже нет. Пламя исчезает, и одновременно наступает темнота. Между двумя этими состояниями нет ни малейшего промежутка, но разница между ними огромна.

У умирающего ума в конце будут видения – видения того, что наступает. Но эти видения будут приходить в виде метафор, образов, архетипов. Ум не способен воспринимать ничто другое, ум приучен только к символам. Могут быть религиозные символы, художественные символы, эстетические, математические, научные символы, но все это символы. Ум так обучен.

Христианин увидит Иисуса, но математик, если умирает его ум, который был воспитан в нерелигиозном духе, не увидит ничего другого, кроме математической формулы. Это может быть ноль, или знак бесконечности, но это будет не Иисус и не Будда. А Пикассо в последний момент своего ума, возможно, увидит просто абстрактный цветовой поток. Для него божественное будет таким: он не может представить божественное никак иначе.

Итак, когда исчезает ум, исчезают и символы, и в конце ум прибегает к самому значимому символу, который он знает. А после этого, поскольку не будет ума, не будет и символов.

Это одна из причин того, что ни Будда, ни Махавира не говорили о символах. Они считали, что не имеет смысла говорить о символах, потому что все они ниже уровня просветления. Будда не хотел говорить о символах, и поэтому он перечислил одиннадцать вопросов, которые ему не следовало задавать. Было объявлено, что никто не должен задавать ему эти одиннадцать вопросов. Их не следовало задавать, потому что на них нельзя было дать точного ответа: нужно было использовать метафору.

Будда говорил: «Я не хочу использовать метафоры. Но если вы спросите, и я не отвечу, вам будет неприятно. Это будет невежливо, это будет неучтиво. Так что, пожалуйста, не задавайте мне этих вопросов. Если я вам отвечу, это будет вежливо, но ответ будет неточен, неправилен. Поэтому не ставьте меня в затруднительное положение. Я не могу использовать символы, чтобы высказать истину. Я могу использовать символы только для того, чтобы показать на не-истину, или приблизиться к истине».

Так что некоторые не используют никаких метафор, не говорят ни о каких видениях. Они все отрицают, потому что истина, воспринятая умом, не может быть самим просветлением: это две разные вещи. Когда ум исчезнет, исчезнут все его представления, и тогда наступит просветление, но уже без ума.

Итак, просветленный человек – это человек без ума, человек не-ума. Он живет без концепций, он действует, но не думает об этом, он любит, но обходится без идеи любви, он дышит, но не медитирует об этом. Он живет от момента к моменту, в полном единстве со всем целым, без вмешательства ума. Ум все разделяет, а теперь нет никакого разделения.

Глава 8. Посвящение, или Сдача мастеру: высшая техника

Человек живет как во сне. Человек спит. То, что считается бодрствованием, тоже своего рода сон. Посвящение означает глубокую связь с тем, кто пробужден. Пока между вами и пробужденным не возникнет глубокая связь, вы не сможете очнуться от сна, потому что уму может присниться даже собственное пробуждение. Уму может сниться, что он больше не спит.

Я говорю, что человек спит, и это нужно понять. Мы постоянно видим сны, все двадцать четыре часа в сутки. Ночью мы заперты по отношению к внешнему миру и видим сны внутри. А днем наши органы чувств открыты к восприятию внешнего мира, но сновидения внутри продолжаются. Закройте на минуту глаза, и вы опять окажетесь в сновидении – это непрерывный процесс внутри вас. Вы осознаете внешний мир, но в этом осознании присутствует видящий сны ум, осознание навязывается дремлющему уму – но внутри продолжаются сновидения. Вот почему мы не видим реальность даже тогда, когда полагаем, что бодрствуем. Мы навязываем реальности свои сновидения.

Мы никогда не видим того, что есть, – мы всегда видим только проекции.

Если я смотрю на вас, а внутри меня сновидения, вы становитесь экраном для моих проекций. Я проецирую на вас свои сновидения, и все, что я думаю о вас, оказывается смешанным с моими сновидениями, с моими проекциями. Когда я люблю, вы кажетесь мне такими-то, когда я не люблю, вы кажетесь мне совсем другими. Вы не одинаковы для меня, потому что я просто использую вас как экран и проецирую на вас свои сновидения.

Когда я вас люблю, я вижу один сон, и вы из этого сна, а когда я вас не люблю, вы те же самые – экран тот же самый, но проекция изменилась, теперь я использую вас как экран для другого сна. Потом сновидение снова может измениться. Снова я буду любить вас, и вы опять покажетесь мне другими. Мы никогда не видим то, что есть: мы всегда видим свои собственные сновидения, проецируемые на то, что есть.

Для каждого из вас я не один и тот же: каждый проецирует на меня что-то свое. Я один и тот же только сам по себе. А если мне самому снятся сны, тогда даже для самого себя я каждый момент буду разным, потому что каждый момент мои интерпретации будут меняться. Но если я пробужден, тогда я один и тот же. Будда говорил, что признаком просветленного человека является то, что он всегда одинаков, как вода в море: всегда и везде соленая.

Вы окружены как туманом оболочкой из проекций, идей, понятий, представлений, толкований. Вы как постоянно работающий проектор, который проецирует то, что существует только внутри вас, и больше нигде – а все окружающее служит экраном. Поэтому вам никак не осознать, собственным усилием, что вы крепко спите.

Был такой суфийский святой, Хиджира. Однажды ему во сне явился ангел, и ангел сказал, чтобы он набрал из колодца как можно больше воды, потому что утром вся вода в мире будет отравлена дьяволом, и каждый, кто выпьет ее, сойдет с ума.

И вот всю ночь факир запасал воду. И предсказание действительно сбылось: утром все люди сошли с ума. Но никто не знал об этом, потому что весь город сошел с ума. Только факир остался нормальным, но весь город считал его сумасшедшим. Он знал, что случилось на самом деле, однако никто ему не верил. Так он продолжал пить свою воду и оставался в одиночестве.

Но долго это не могло продолжаться, весь город жил совершенно в другом мире. Никто не слушал Хиджира, и, в конце концов, все стали говорить, что его нужно схватить и отправить в тюрьму. Все говорили, что он сошел с ума.

Однажды утром люди пришли, чтобы схватить его. Его нужно было либо лечить, как больного, либо отправить в тюрьму, но оставлять его на свободе было нельзя: он совсем потерял ум. Никто не понимал того, что он говорил: он говорил на другом языке. Факир был в затруднении. Он пытался помочь людям вспомнить их прошлое, но они все забыли. Они ничего не знали о прошлом, ничего не знали о том, что было до того рокового утра. Они ничего не понимали – они совершенно перестали понимать факира.