Фебус. Недоделанный король - Дмитрий Старицкий

Терпеливо подождав, пока отец Жозеф вместе со своим монашком примут от всех обвиняемых исповедь и проведут обряд соборования, начали судилище. Суд был долгим. Почти до самого вечера продолжались допросы всех, кого захватили в замке. И их слуг. И их пленных.

Председателем суда был сьер Вото, как самый старший по посвящению в рыцари, заседателями — дон Саншо и баннерет д’Айю.

Я исполнял функции прокурора и дознавателя. А также вел следствие как умел.

Из полона выручили бискайского купца, небольшой табор цыган и крестьянскую семью, захваченную сегодняшним утром. Они все сидели в подвале каменного сарая, в котором и хранили разбойнички весь захваченный у них скарб.

По моему настоянию провели даже следственный эксперимент, где разбойники из рядовых, «вставшие на путь исправления и сотрудничества с администрацией», просто и незатейливо показали на месте, как они захватывали, как убивали и пленяли и как увозили в замок награбленное, кто отдавал приказы и кто их исполнял. И сколько вообще было таких случаев.

Надо отметить, что не все слуги предали своих хозяев. Большая их половина просто отказалась отвечать на наши вопросы, хотя видели, что толстые нижние сучья большого дуба, под которым шло судилище, валлийские стрелки привычно превращали в виселицу захваченными в их же замке веревками.

Главарем в этой разбойничьей шайке неожиданно оказалась дама. Весьма симпатичная особа лет под сорок, одетая в новый бархатный роб и шелковый платок. Властная, но довольно истеричная. Двое других благородных пленников были ее сыновьями. Оба — кабальеро. Оба из рода Гамбоа. Отец их погиб в «войне банд», и руководила всем мамаша. В том числе и разбоем, хотя сама на дело из замка не выезжала.

Проезжавшие путники, которых оставленный нами заслон стопорнул во время нашего захвата замка, усиленно возмущавшиеся учиненным произволом, после нашего приезда активно втянулись в роль судебной публики, создавая не только соответствующий эмоциональный настрой во время судоговорения, но и будущую пиар-акцию справедливого меня в окружающих землях. Для чего я и отдал такой приказ, уезжая в предгорья. А что следы затопчут, то это была отмазка для местных.

Сегодняшние убийства крестьян были вызваны активным сопротивлением главы семьи и громкими криками его матери, которая никак не хотела успокаиваться и молча идти в плен.

Жена убитого крестьянина, на коленях рыдая на телом убитого мужа, именем Богородицы и Сантьяго требовала от суда справедливости и возмездия. Две ее дочурки — близняшки лет тринадцати — просто плакали за ее спиной, разрывая нам сердце своим горем.

После короткого совещания сьер Вото выдал вердикт:

— Кавалерственный суд постановил: лишить обоих молодых Гамбоа золотых шпор и соответственно звания кабальеро за поведение, неприличествующее этому высокому званию. Убитая крестьянка была вдовой, а каждый из них в свое время клялся быть «защитником слабых, вдов и сирот».

Хинеты натаскали от лошадей и мулов кучу навоза.

На эту кучу положили щит одного из молодых кабальеро гербом вверх.

Поочередно поставили их на этот щит, и Марк своим топором срубил с их сапог «репьи» золотых шпор.

Публика ахнула.

После чего Марк по приказу сьера Вото порубил этот щит на щепки и воткнул эти остатки в навоз.

— Кавалерственный суд закончен, — провозгласил сьер Вото. — Что дальше делать с этими представителями подлого сословия, пусть решает самый высокий сеньор из нас.

Все обернулись на меня. Точнее, на корону моего шлема.

— Нераскаявшихся разбойников повесить, — приговорил я. — Раскаявшихся отправить отрабатывать свои грехи на десять лет в каменоломню. В орденские земли. Содержать в кандалах.

И перекрестился.

— Прости, Господь, мне этот грех, но суд и расправа — моя обязанность перед этими людьми.

Микал, заранее затесавшийся в толпу зрителей, визгливо заорал:

— Да здравствует справедливый сеньор!

Ему радостно завторили находившиеся в толпе женщины. А потом и мужчины, глядя на них, подтянулись в славословиях мне.

Очень захотелось сделать театральный комплимент. Но вовремя себя одернул. Не в театре, ёпрыть. Все не понарошку, а взаправду.

— А как же выкуп?! — отчаянно заорал старший из братьев Гамбоа, надеясь еше выторговать свою жизнь.

Младший только ошалело таращил глаза, не веря во все происходящее.

— Выкуп берется с благородных кабальеро захваченных на честном поле боя, а не на дорожном разбое, — отрезал я. — К тому же я не вижу тут благородных кабальеро, с кого было бы уместно мне брать выкуп.

Повернулся к Марку с валлийцами:

— Вешайте этих МУЖИКОВ.

Первыми повесили бывших кабальеро, под визгливый аккомпанемент их матери, призывавшей на наши головы все возможные кары, какие только подсказывало ей воображение. Марк устанавливал колоду, вырубленную им же из старого пня, валлийцы ставили на нее приговоренного с завязанными за спиной руками, накидывали на его шею смазанную жиром петлю. После чего Марк пинал ногой колоду и подкатывал ее под следующую петлю.

Когда тела бывших рыцарей перестали дергаться на веревках, на ствол дуба приколотили их второй щит в перевернутом виде. Сдвинули к корням кучу навоза с остатками первого щита и бросили туда же обломки золотых шпор. На что толпа зрителей эмоционально ахнула.

Потом рядом с ними повесили и их мать. Как главаря разбойничьей шайки, преступно отринувшей пред Господом образ женщины и продавшей душу дьяволу, убивавшей невинных людей за злато-серебро.

Затем валлийцы развесили гирляндой полтора десятка нераскаявшихся «работников ножа и топора, романтиков с большой дороги». Вот такой получился украшенный дуб. Всем проезжающим напоминание о том, что шалить на дорогах нельзя.

Тех, кто раскаялся и сотрудничал со следствием, повязали и загрузили в телегу. Этих была ровно дюжина. Должен же кто-то у Аиноа уголек рубать? Не своих же сервов ей на эту тяжелую работу отрывать вместо положенной барщины…

Потом, распустив по домам всю проезжую публику, велел валлийцам и половине хинетов разрушить разбойничий замок и догонять нас в Гернике.

Никого из рыцарей с ними не отправил.

Глава 7

ПЛОДЫ ОТЧЕГО ДЕРЕВА

Герника встретила нас кучами мусора на окружающих полях и относительным малолюдьем. Фестиваль аристократической демократии кончился.

Первым делом я отправился в церковь. Причем не для показухи, а реально помолиться за души людей, которых я приказал повесить. Тяготило это меня. Все понимаю: вор должен сидеть в тюрьме, а разбойник — висеть в петле, но… Может, потом, когда-нибудь, и привыкну к королевской работе, а сейчас муторно.

Поднялся по двенадцати ступеням в храм Святой Марии и, гулко «шлепая» под потолком своими шагами, прямиком направился в исповедальню. Только здесь я могу побыть один, и то недолго.

— Что тебя привело сюда, сын мой… — заскрипел через решетку старческий голос монсеньора.

— Меа maxima culpa, святой отец…

После обеда в обществе монсеньора и отца Жозефа, прошедшего, как пишут в газетах, в дружественной и сердечной обстановке, ко мне на аудиенцию запросилась делегация от Генеральной хунты Гипускоа в составе трех кабальеро. Возглавлял ее дон Мартин Лопес де Лойола, что было для меня неожиданностью. Вроде он в другой город уезжал по делам…

Встав передо мной, они после поклона и приветствия выпалили разом:

— Сир.

Что? Я, часом, не ослышался?

— Сир, собравшись и повторно рассмотрев вашу кандидатуру, Генеральная хунта Гипускоа большинством голосов согласилась с тем, чтобы вы были нашим сеньором. При условии, что вы будете неукоснительно соблюдать наши древние права и привилегии, а если нет, то нет.

Я встал. Отдал неглубокий поклон этим людям и сказал:

— Благодарю вас, кабальеро, за высокое доверие. Когда мне выйти под Отчее дерево для воздания подобающих клятв?

— Завтра, сир. После мессы. Нечего тянуть с этим. Дома у всех накопились дела. Да и вы, как мы смотрим, спешите, — ответил дон Мартин.

— Завтра так завтра. Только я должен сознаться вам…

— Простите, сир, что перебиваем, но мы уже знаем, что вы повесили двоих Гамбоа за дорожный разбой, и одобряем это.

И все трое снова поклонились мне.

Вот как… тем лучше.

— Я не то хотел сказать вам, кабальеро, — добился внимания к себе и продолжил: — Я не смогу быть всегда вовремя в том месте, где творится разбой на ваших дорогах. Тем более что дела призывают меня как можно скорее отбыть в Беарн, а оттуда в Наварру. Я считаю, что все здоровые силы Гипускоа должны объединиться в священную эрмандаду под покровительством святого Фурминта для борьбы с феодальным разбоем. Для этого я, как ваш сеньор, наделяю такую эрмандаду правом содержать вооруженную силу не только в городах, но и для борьбы с разбоем в ненаселенных местах. И дозволяю этим отрядам эрмандады казнить дорожных разбойников, взятых с поличным прямо на месте преступления.