Ангарский вариант - Дмитрий Хван

– А к осени закроем тут всё деревом, – к енисейцам подошёл Фёдор Сартинов, который на правах капитана принялся с жаром рассказывать о своём ''Громе''. – А труба греть будет!

– Ну, Фёдор, я тогда к крестьянам, а ты тут командуй. Думаю, надо будет господ покатать, – подмигнул Грауль капитану.

– Окей, ты мне команду кликни только. А то сейчас разбредутся, – ответил Сартинов и увлёк царских чиновников смотреть рулевую рубку.

Забравшись наверх, Измайлов с интересом огляделся, потрогал штурвал, поскоблил пальцем по стеклу, поцокал языком. Было видно, что ему, как говорится, и хочется и колется. Беклемишев же вполне по‑хозяйски осматривался на судне, чувствуя себя в полной степени уверенно. Из‑за этого Василий Артёмович нет‑нет, да и кидал на него косые взгляды. И Фёдор Андреевич это заметил:

''Нет у господ енисейцев единства во взглядах на жизнь. Хорошо это или плохо?''

Далее в программе обзора у капитана значились котельное и машинное отделения. Туда надо было спуститься у кормы. В первую дверь. Но Измайлова заинтересовала дверь вторая, в коей сквозь круглое оконце пробивался свет. Удивила его мутность стекла, ведь у ангарцев все стёкла были на зависть прозрачны. Попробовав заглянуть внутрь, воевода подёргал за ручку, вопрошая капитана:

– А что у вас тут деется?

– Чего надобно, мил человек? Дверь не тормоши, скоро выйду! – вдруг раздался сердитый громкий бас из‑за двери.

Измайлов тотчас же отдёрнул руку от двери и чуть ли не отскочил от неё, схватившись за эфес сабли. С чувством уязвлённого самолюбия он подошёл к Новикову.

– У тебя там тать али убивец какой сидит? – нахмурившись, спросил воевода.

– Да я и не знаю, кто там сейчас заперся! – еле сдерживая смех, отвечал Сартинов.

Тут же дверь, в которую ломился Измайлов, распахнулась, а оттуда показался вихрастая голова юноши. Потушив фонарь, он сердито бросил:

– Кому там неймётся? Вишь, лампа горит – значит занято!

Лишь потом, увидев, кто перед ним, парень ойкнул и, с улыбкой извинившись да поприветствовав гостей, тут же исчез в двери, ведущей в горячее нутро судна.

– Это Антип, наш механик‑моторист, за машиной смотрит. Из крестьянских детей, кстати, – объяснил капитан.

Беклемишев, удивившись в очередной раз, тут же пожелал увидеть машину, что толкает это судно по воде. Сначала Сартинов рассказал про винт, да как он соединяется с машиной. Спустившись в котельное отделение, при свете лампы коротко рассказав про котёл. Тут же капитан с удовлетворением отметил, насколько Беклемишев проникся моментом. Измайлов же, с опаской ступая в сумраке технического отделения трюма, сохранял всё то же недовольное выражение лица, однако блеск в его глазах также присутствовал.

– Далее машинное отделение, – объявил Фёдор Андреевич, с усилием отворив дверь между отделениями.

Тут и был Антип, с маслёнкой ползая между механизмов, вот и сейчас он промасливал какие‑то сочленения железных лап.

– Антип, машина в порядке? – для проформы спросил механика капитан, хлопнув того по плечу.

Парень, разгибаясь, затылком жахнулся о торчащий рычаг, огласив помещение гулким стуком.

– Едритьтвою! – зашипел Антип, схватившись за голову. – В полном порядке, капитан!

– Разводим пары, кочегары сейчас будут. Гостей наших дорогих катать будем, – улыбнулся енисейцам Сартинов.

Беклемишев заметно обрадовался, а Измайлов, заявив, что желает наверх, с присущей ему осторожностью тут же стал пробираться к выходу.

– На свет Божий желаю, – пояснил он, – нечего мне тут, в темени, средь железа обретаться.

Проводив енисейцев до рулевой рубки, капитан подозвал старшего механика:

– Лёня, ну что, машина как? Как Антипка говорит или хуже?

– Нормально, кэп. Три дня ведь у Рыбного стояли, почистили всё. Но что‑то надо делать! На твёрдом топливе по реке ходить люди долго не смогут, тяжко, – безуспешно пытаясь оттереть черноту с рук, отвечал тот.

– Поставим Радека и его компанию перед фактом после прибытия – паровик на пароходе, это не производственная машина, – согласился Фёдор. Он видел, как выматывается команда.

Через некоторое время, попыхивая клубами чёрного дыма, пароход отчалил от берега и пошёл вверх по Енисею. А на следующий день, вместе с государевым ясачным караваном, ангарским золотом и товарами, что были отобраны для показа царю, в Московию ушло и письмо головы Ангарского приказа Василия Михайловича Беклемишева.

Государю царю и великому князю Михаилу Фёдоровичу всея Русии, холоп твой Васька Беклемишев челом бьет. В нынешнем, государь, в сто сорок седьмом году, апреля в двадцатый день, писано к тебе мною из Енисейского острогу. Службишку свою, великий царь, служу я со всем моим раденьем, дабы многую тебе, праведному государю, прибыль учинить. А писано тебе перед тем, как в княжество Ангарское сызнову отбыть. Двенадцатого дня к енисейскому острожку прибыли людишки ангарские, на судне, кой сам себя на воде толкает и по реке ходит без вёсел и паруса, да причеплены к нему две лодии. Диво оное пароходом кличут, а в нутре евойном машина. А за машиной погляд ведёт крестьянский сын Антипко, крепко наущенный в Ангарии яко механикус. А отчина у того Антипки на Белоозере. А капитанус того корабля Федорка, а откель он – Бог весть.

И тако ежели на чепь к пароходу взять лодии, так он будет тащить их по реке нольно сутротив течения, покуда уголь есть. А кормщика на пароходе и вовсе нету, есть рулевой, что вертит колесо и куда он колесо повернёт, туда пароход и путь свой держит.

А ещё, великий государь, у ангарских людишек нету копий али сабель, токмо мушкеты и есть, да ещё в мушкет сей они нож прилаживают, яко копейное жало. Бают, что сечи они не приемлют, да только палят вовсю из мушкетов своих. А мушкеты оные князь ангарский, Вячеслав Сокол хочет тебе, великий государь в обмен давать – за кажный мушкет просит он человечка с семьёю своей неразлучённого.

А ещё, известно мне, великий царь, что средь ангарцев холопства никоего нету, да и почтения твоих, государь, холопей тако же. Бают, что де в холопы итти немочно никому, а крестьянам от князя помочь идёт великая. И кажный крестьянин глас свой имает, яко боярин какой. А в дружине князя Сокола и девки оружные имеются и туземцы службишку служат. Наперво чистоту ангарцы блюдут, так и крестьян, что я доставил, они смотрели – нет ли гниды какой средь волосьев али ещё трути разной. Да некоторые морду скоблят от волосьёв, яко латынцы поганые.

А также хоть кресты православные ангарцы и носят, да в Бога нашего веруют, нету в вере их силы, слабы они в вере. Бога не чтут, молитв не читают, символа веры не ведают и иконки нету ни единой. Однако же, приобщиться к таинствам веры они зело желают, а князь Сокол челом бьёт о посылании в Ангарию служителей церкви нашей, да числом поболее, да женатых. А ещё князь сей признаёт, что де княжеству его под патриархом Московским быти. И желает, дабы прислал ты, великий государь, иерарха, чтобы тот рукоположил ангарского отца Кирилла в митрополиты Ангарские и Даурские, где оный верный служитель Церкви нашей ревностно паству окормляет и слово Христово язычникам несёт.

А ещё в Енисейске появился посол Ангарский, да он и вопрошает, естли желаешь ты, великий царь, с ним говорити, то токмо скажи о том. И придет он, именем Петрушки Карпинского, на Москву с товарами ангарскими для погляду твоего царского и ружьишко возьмёт и ещё многое, отчего государству твоему, великий государь, многая прибыль учинится.

Ангарск, середина лета 7147 (1639).

Кремль активно застраивался. Кирпичные, либо облицованные камнем одно и двухэтажные строения плотно примыкали друг к другу, образуя тесные улочки с мостовыми, также мощеные камнем. Нашему современнику, попавшему сюда впервые, могло бы показаться, что он находится в небольшом прибалтийском городке. Но стоило ему пройти пару улочек и это впечатление сразу бы улетучилось – административно‑жилая часть кремля занимала всего лишь до четверти его территории. Вся остальная часть кремля была освобождена от небольших деревянных построек, которые, будучи разобранными, заново собирались уже в посаде. В южной части кремля разбили небольшой сад с прудом, а с его боков примыкали теплицы и грядки, в которых Дарья и её ученики выращивали самые разнообразные лекарственные растения, что в изобилии водились в Прибайкалье. Теплицы упрятали за стены ещё и потому, что вид такого рода использования стекла, был бы для современников этого века делом расточительным и неслыханным, хотя, казалось, переселенцев уже ничем удивишь – они повидали в Ангарии всякого. Деревянные стены кремля тоже постепенно разбирались, башни же были разобраны ещё весной, вместо них заложили более серьёзные постройки. Оглядывая две башни, которые поднимались вверх уже в камне и покрытые строительными лесами, Соколов покачал головой: