Ангарский вариант - Дмитрий Хван

– Те, что не каменьем, а бонбами палят? – недоверчиво, с удивлением вопрошал Василий Михайлович.

– Ими самыми, – кивнул Вячеслав и добавил, – плата обычная.

Беклемишев поморщился:

– Не реки оное уплатой али покупкой. Государь наш не может людьми православными торговлю учинять. Ибо церковь наша святая, православная, проклянёт его.

– А что же он учинил уже? Не продажу ли? – усмехнулся Соколов.

– Не смейся, князь! То государевы людишки были, на волжские землицы посаженные, а нынче они в Ангарское княжество определены. Тако и далее будет! А слова твои я в уши царские сам передам.

Как сказал Беклемишев, по такому случаю, он и сам на Москву путь держать станет. Вместе с ангарскими послами.

Албазин, ранняя осень 7147 (1639).

План Сэрэма работал – одна за одной амурские деревеньки признавали над собой власть даурского князя Ивана и верховную власть Ангарии. Некоторые старейшины соглашались уйти из‑под солонца просто по факту прибытия ангарцев и их рекрутированных дауров. А иные покупались за красивое зеркальце, коробок спичек и отрез ткани красного цвета. Перешедшие под Албазин поселения переставали платить дань Бомбогору, прогоняя сборщиков дани взашей. Поначалу это проходило, но Сазонов не уставал повторять своим людям, что уходили в приамурские посёлки, об осторожности, а также о корректном отношении к людям солонца. Смена власти не везде проходила гладко. Близ устья Зеи, в одном из крупных посёлков дючеров, ангарских послов не просто прогнали, но ещё и побили, да весьма крепко – четверо дауров погибли от ранений. Вероятно, на этот раз сказалось отсутствие среди послов самих ангарцев, один вид которых творил полдела. А при ангарцах их подданные дауры не зарывались при общении с другими амурцами. И вот случилось такое происшествие. И что было делать?

Сазонов понимал, что по всей видимости, виноватыми были его дауры. Но дело в том, что этим случаем был нанесён урон репутации Албазина. Так что придётся майору самому заниматься этим делом.

– Ты только будь понаглее, но одень под кафтан броню, – говорила тогда ему Женя. – Им просто надо показать, кто старший, но не стоит разговаривать долго.

– Но и спешить не следует! – воскликнул Алексей. – C даурами ещё работать и работать.

– А зачем тебе столько воинов, чтобы наказать одного старейшину, убившего твоих людей, не нужно большой армии. А если ты его не накажешь, пойдут разговоры, что Албазин слаб. И вообще, надо идти к устью Амура, где великое море начинается!

– Ох ты, стратег мой дорогой! Я понимаю, что ты поближе к своему народу хочешь оказаться, – Сазонов притянул девушку к себе и крепко обнял. Так, как она любила.

– Обещаю тебе, мы там будем, непременно будем, – прошептал Алексей.

На следующий день Сазонов, поговорив с Олегом, начал вместе с ним отбирать из даурского ополчения небольшой, по местным меркам, отряд. Набирали наиболее крепких, волевых и восприимчивых к обучению людей. Шесть десятков молодых воинов обучали ружейному бою и взаимодействию со своими товарищами в боевой обстановке. На обучение ушло почти три месяца. К середине ноября албазинская дружина была укомплектована. Не у всех были ружья, но это компенсировалось тем, что лучшие лучники лояльных посёлков тоже были с Сазоновым. В крепости майор оставлял за себя Олега Васина, а с собой, помимо дауров, забирал пятерых морпехов и с десяток казаков. С казаками, кстати вышла интересная коллизия. Среди тех раненых бородачей, что пленили владиангарцы после очередного столкновения с енисейцами около крепости, был и десятник Семён, сын Иванов. Было это ещё в 1635 году, сначала его записали как Семёна Иванова, но потом, после его полного выздоровления и вступления в войско Усольцева, выяснилось, что казак этот – сам Дежнёв. Правда, тогда он был ещё рядовым казаком и не совершил своего великого подвига, пройдя по проливу между Евразией и Америкой с севера на юг, по всей его длине.

– Ну вот, сломали человеку геройскую судьбу, – сокрушался тогда Соколов.

Сейчас Дежнёв был полусотником Ангарского казачьего войска и третьим, после Васина и Сазонова человеком на Амуре. Не считая крещённого даурского князя Ивана, который был властной фигурой только для самих амурцев.

Так вот, одним холодным ноябрьским утром, когда ещё и не рассвело, Албазин пришёл в движение, окрасился огнём факелов. Звенело железо, ржали кони. Ворота посада широко раскрылись и всадники, мистически озаряемые светом, один за другим выезжали на восточную дорогу, с ночи покрытую свежевыпавшим снегом. Отряд, сгруппировавшись в походную колонну, на рысях уходил навстречу поднимающемуся над линией леса солнцу. Вечером четвёртого дня пути, останавливаясь по пути в лояльных посёлках, албазинцы наконец достигли пределов владений мятежного поселения, которое было теперь в паре километров. Отряд спешился, приступив к отдыху и ужину, а к посёлку ушло несколько даур‑разведчиков.

– Может всё запалить и делов‑то? – подошёл к Алексею Дежнёв.

– Нет, Семён, нам никак нельзя этого делать, – отвечал майор.

'Ваши казачки как раз на этом и погорели' – чуть было не добавил он. Странно, но он испытывал некий пиетет к этому человеку. Имя этого статного и волевого бородача довлело над ангарцами. Для полного счастья не хватает Ерофея Павловича Хабарова, говаривал Саляев. Кстати, встретить его вполне было возможно. Исследователь Амура и гроза амурских жителей сейчас, по всей видимости, находился в Ленском или Якутском острогах. Да и наверняка он уже бывал южнее, а может, именно он и был тогда подле Шилки?

– Нам нужен этот посёлок, за ним уже Зея, наше пограничье с Русью, – повторил Алексей.

– Да какая там Русь? – изумился Дежнёв. – Что ты говоришь‑то, Алексей Козьмич? Нету там ничего, опричь леса да зверя. Пограничье, откель ему взяться‑то?

– Таков уговор, Семён. Не спорь, а нам тут крепость нужна. За Амуром солонец сидит, а дальше князцы дючерские. Зажигайте факелы, Семён, выходим.

– Запаливай огонь, братцы! На коней! – закричал казак.

У каждого из бойцов Сазонова при себе было по паре факелов и спички. Так что вскоре огненной змеёй колонна албазинцев рывком подползла к ночному посёлку, где встретили их оскаленные пасти собак, да шарахающиеся в стороны разбуженные амурцы. Сазонов же опасался дючеров, как неплохих лучников, поэтому экипировка была сработана ещё в Албазине. Бойцов защищал доспех, который считался наиболее лучшим у дауров, а ангарцы помимо прочего имели ещё и бронежилеты, что они взяли с собой ещё в первый поход. Выставив по сторонам ружья и зорко посматривая за каждым шевеленьем меж дючерских домишек, албазинцы при помощи уже бывших здесь товарищей, достигли дома старейшины. А растёкшиеся по посёлку всадники загоняли обратно в дома пытающихся убежать жителей. Некоторым это удалось – бегом по заснеженным полям удрать к лесу. Им не препятствовали. А в посёлке пришлось и немного пострелять, успокаивая особо ретивых. Дом старейшины и главы рода, в одном лице, этого мятежного поселения был окружён, а остальные жители загнаны по своим домам. Наступила относительная тишина, нарушаемая лишь истерикой сторожевых собак и лошадиным всхрапыванием. Спешившись, часть дауров и казаков под свет факелов выволокли из дома голосящих и воющих баб, плачущих детей и обречённо упирающихся мужчин, в том числе и хнычущего старейшину, умолявшего, как перевели дауры, не избивать всей деревни.

– А зачем ты избивал наших послов? – прорычал Дежнёв, наклонившись к нему с нервно бьющего копытом и храпящего жеребца. Старейшина, вероятно, обделался уже от одного вида разгневанного Семёна Ивановича, потому как остолбенело уставился на него, заёрзав и засучив ногами. Даур, придерживающий старейшину за ворот, проорал тому вопрос казака на ухо. Старик завалился на истоптанный снег и взвыл, закрывая голову руками. Дауры хмуро смотрели на него, ожидая команды расправиться со ним.

– Майор, нашли загон с быками! Шесть штук аж, – прокричал один из морпехов, подскакавший на жующей удила кобыле.

– Поднимите его, – приказал Сазонов. – Всех мужчин засуньте в бычий загон. А баб с детьми обратно в дом. Караулить дома до рассвета, меняться. Утром всё разрулим.

Наутро, согнав часть мужиков посёлка на небольшую площадь, Сазонов, при помощи даур, объявил свою волю. Старейшину и его семью он забирает с собой, а жителям он предлагает выбрать нового главу посёлка и чем быстрее, тем лучше. Жителей, в смерти своих послов он не винит и наказывать их не будет. А виноват только старейшина, он и будет наказан. А тут теперь правит даурский князь Иван, поэтому вскоре тут объявятся многие его воины. Кто не желает этого – могут уходить.

– Но, я обещаю, что те, кто останутся, будут довольны, – последнее, что сказал Сазонов.