Как - Али Смит

И она нагнулась, подобрала еще один камень с острыми краями и зашвырнула его по другую сторону горы.

Ой! — пискнул голос с той стороны.

И снова по воздуху пролетела огромная глыбища, величиной с небольшой дом, и приземлилась в опасной близости от ее ног, проделав в земле такую здоровенную яму, что в страхе разбежались кролики и с верещаньем разлетелись ночные птицы.

Девушка дождалась, когда уляжется пыль. А потом прокричала: Мимо! Ха-ха!

И так всю ночь — хочешь верь, хочешь нет, говорила Эми, — они швыряли друг в друга в темноте камнями, галькой, булыжником и большими валунами, и ветками, и бревнами, и кусками дерна и мха, больно попадая или промахиваясь. Наконец наступило утро. Девушка — усталая, с порезанными и пораненными руками оттого, что она выковыривала из земли разные штуковины для метания и защищалась от падающих камней, с кровью, которая текла, будто пот, по ее шее и лбу, с разноцветными синяками по всему телу, — подняла взгляд от земли, оторвавшись от выискивания новых снарядов. И вот что она увидела. От горы ничего не осталось. Гора исчезла, и кидаться больше было нечем. Теперь перед ней стояла незнакомая девушка, которая смотрела в землю, взвешивая в руке камни — не слишком ли мелкие. Она поглядела назад. За ее спиной возвышалась груда набросанных камней и булыжников. Перед ней, за той чужой девушкой, тоже была груда камней. Позади заходила луна. А впереди восходило солнце. И вот они замерли, лицом к лицу, глядя друг другу в глаза при утреннем свете, и по-прежнему сжимали в руках камни — так, на всякий случай.

Эми умолкла. Кейт открыла глаза.

Конец, сказала Эми.

И потом они жили долго и счастливо, добавила Кейт.

Может быть, ответила Эми, кто знает? Во всяком случае, так заканчиваются все самые хорошие сказки, сказала она, сталкивая Кейт, и встала с кресла, потягиваясь, а потом, разминая плечи, спину и руки, поправила подушки.

Как — так? — спросила Кейт. Она осторожно сняла ноги с покрывала, приколотого к подлокотнику кресла. Слушая сказку, Кейт и забыла, что ей не нравится на ощупь это кресло. Она зевнула, неожиданно ощутив усталость, и направилась в ванную, но вначале пошла не в ту сторону, забыв, где в этом новом месте дверь.

Вот так, на середине, как все настоящие истории, сказала Эми. Твоя пижама — в пакете из «Хаус оф Фрейзер». Не забудь почистить зубы, а не то они выпадут. И вытри раковину.

Кейт закрыла за собой дверь. Оказавшись за дверью, в жужжащей, пропитанной чужим запахом, тишине коридора, она засунула пальцы в рот и сильно дернула за верхние зубы, потом за нижние, и еще раз — за задние. Ни один зуб не шатался. Они не собирались выпадать, во всяком случае, сегодня. Эми неправду сказала.

Она стала подниматься по лестнице, наступая на деревянные ступени с краю от ковра. Добралась до самого верха, ни разу не коснувшись ковра, и замерла, пытаясь припомнить, какая же дверь ведет в ванную комнату. Вопрос: Что случилось с девочкой, которая уснула с пятидесятифунтовой бумажкой под подушкой? Ответ: Феи забрали у нее все зубы. Кейт рассмеялась. Но вообрази-ка, вдруг ты в самом деле проснешься и обнаружишь, что ни одного зуба не осталось? Кейт перестала смеяться. Представь себе — у тебя во рту только дырки да кровь!

В нижнем этаже незнакомого дома, слушая доносящийся сверху смех Кейт, Эми стояла в пахнущей плесенью комнате, глядела в потолок и думала: над какой такой шуткой она сейчас смеется?

Пламя охватило книги. Теперь, когда бок коробки прогорел, видно, как они падают одна на другую.

Эми с Кейт сжигают вещи, которые им больше не нужны. Эми говорит, что такой способ отметить Рождество не хуже любого другого. Поскольку сейчас Рождество, на пляже, кроме них, никого нет. Берег выглядит по-новому: всюду лежит снег. Этот год был одним из самых солнечных, какие только описаны, говорит Кейт, и, когда нет школьных каникул, мисс Роуз каждый день записывает температуру, чтобы потом понять, окажется ли эта зима одной из самых холодных. Снега так много, что даже не видно, где заканчивается полоса пляжа и начинаются скалы, хотя можно угадать — там море образует дугу. Им пришлось расчистить место на песке, чтобы устроить костер.

Ветер хлещет по пламени, гоняет его по хворосту. Они уже несколько недель собирали прибитые к берегу деревяшки — специально для этого костра — и сушили их в облицованном плитками камине в гостиной, рядом с электрическим обогревателем. Кейт нравится жить в доме. Вначале ей не понравился его запах, но теперь она, кажется, забыла об этом. Ей очень приятно иметь отдельную комнату, пусть даже совсем маленькую. Думаю, мы тут останемся, сказала ей Эми. Поживем какое-то время, посмотрим, что и как.

Значит, мне можно завести кошку? — поинтересовалась Кейт.

Пока нет, ответила Эми.

Несколько раз к дому наведывался Энгус, звонил в дверь, стучал в окно, если никто не реагировал на звонок. Когда Эми открывает дверь, он стоит на коврике, переминаясь с ноги на ногу, и ковыряет у себя под ногтями. Я хочу извиниться, говорит он. Хочу загладить свою вину. Он пронюхал, где теперь работает Эми, и заявился туда, чтобы переброситься с ней парой слов через прилавок, пока она ставит чашки на блюдца, нажимает на кнопки кассового аппарата, краем глаза поглядывая на дверь, когда кто-нибудь входит.

Я сейчас занята, Энгус, говорит она.

В последний раз, когда он приходил, у него был какой-то опустошенный, растерянный вид. Он перегнулся над кофейным автоматом и сказал ей прямо поверх фарфоровых башен из чашек и блюдец, что посмотрел по телевизору «Короткую встречу»[12], и она вызвала у него слезы. Эми расхохоталась, едва не уронила себе на ноги чайник, в который наливала кипяток. Она осторожно поставила чайник на стол и перегнулась через прилавок, словно собираясь открыть Энгусу какой-то секрет. Он тоже подался вперед, чтобы услышать, что она ему говорит.

Послушай, Энгус, тихо сказала Эми, ты жестоко ошибся. Я никогда не собиралась тебя соблазнять, трахаться с тобой, вообще прикасаться к тебе. Я не из таких.

Энгус отпрянул, поглядел на нее глазами, в которых читались оторопь и обида; Эми не могла понять — оттого ли это, что она выложила ему правду, или оттого, что своим лучшим выговором в стиле «Короткого свидания» она произнесла неприличное слово. Так или иначе, это подействовало, Энгус больше не приходил — ни к ней на работу, ни домой. Когда он заявится снова, она еще раз попытается вернуть ему те деньги, что осталась должна. С этой целью Эми открыла счет в банке и взяла овердрафт. Пока же, стоя перед ее дверью, Энгус отказывался брать чек, а чек, посланный ему в кемпинг, он еще не обналичил. Она решила, что, когда срок того отосланного чека истечет, она пойдет туда и засунет деньги, наличными, в почтовый ящик конторы. Долги могут тянуться за тобой всю жизнь.

Кейт скачет вокруг костра и поет тут же придуманную песенку. Морозно, студено, холодно, да; прохладно, тепло, жарко, знойно, просто кипяток, поет она. Замирает, прикрывает глаза руками — ветер принес в ее сторону дым. На прошлой неделе они наконец отнесли фотоаппарат в аптеку, а когда фотографии напечатали, то оказалось, что там засняты в основном собаки. Собака у моря. Собака возле магазина. Собачьи задние лапы. Две лежащие собаки. Собака в саду. Собака под дождем. Кейт еще не видела этих фотографий; в качестве рождественского подарка, Эми поместила лучшие снимки в большую раму, а к раме прикрепила табличку с надписью «Италия Кейт». Получилась настоящая картина, она завернута в бумагу и спрятана дома. Другой подарок для Кейт — фотоаппарат, на этот раз настоящий, не одноразовый. Его Эми тоже купила на деньги, взятые у банка. Она подсчитала, что ей придется работать более или менее постоянно в течение трех лет и семи месяцев, чтобы вернуть деньги, потраченные на эти покупки и на залог, внесенный владельцам снятого дома. Кейт еще не знает про новый фотоаппарат.

Она просовывает голову под руку Эми. Эми глядит на нее. Кейт вся в пепле. На лице, в волосах, на губах, на глазах — всюду пепел.

А ты вынула тот другой блокнот из коробки? — спрашивает Кейт, вырываясь.

Какой другой блокнот? — не понимает Эми.

Ну, тот, другой, непохожий на остальные, говорит Кейт.

Какой другой блокнот? — повторяет Эми. Она наблюдает за тем, как волны света бегут, сменяя друг друга, по горящей бумаге. Свет колеблется, он словно дышит сквозь слои страниц. Искорки взлетают в воздух над костром — выше, выше, вот и все.

Конечно, жечь книги — извращенное удовольствие. Не такое уж, впрочем, это извращение, каким было использование книг в качестве механического инструмента — например, когда с книгами едят и спят, можно сказать, книгой живут; и все-таки, это сожжение вызывает какую-то особенную дрожь порочности, и Эми нисколько не удивлена тем, насколько ее радует мысль о совершаемом ею поступке. Кейт проявила упрямство. Не надо сжигать дневники, говорила она, ведь они могут оказаться важными для истории. Эми объясняла: это все равно что ты нарисуешь или напишешь что-нибудь начерно, и тебе не понравится, тогда ты выбрасываешь свои наброски и начинаешь все заново.