Граф Орлов, техасский рейнджер - Евгений Костюченко

Однако русский снова его удивил. Он выстрелил от бедра, и из узенького окна хижины вывалилась винтовка, а внутри таверны взвыл еще один раненый.

— Там еще двое, — крикнул напарник, присев за бочку с водой и держа кольт двумя руками.

— Сейчас они выйдут, — сказал Шон Прайс. — Если хотят остаться в живых, обязательно выйдут. Эй, слышите меня? Я считаю до трех…

— Выходите, бараны! — заорал Пескарь, приподняв голову и отплевываясь от песка.

— Раз…

«Если не выйдут, придется с ними возиться, — подумал Прайс. — Сейчас они запрутся, начнут отстреливаться. Да, придется ждать, когда на шум стрельбы сюда подтянется шериф. А Джерико за это время уйдет еще дальше…»

— Два! — крикнул он.

Наверно, на оставшихся внутри подействовали вопли раненых. Из проема вылетел дробовик, за ним — револьвер. А потом один за другим выбрались двое с поднятыми руками. Едва переступив порог, они кинулись на песок и, по примеру Пескаря, прикрыли головы руками.

— Проверь курятник! — приказал Прайс русскому.

Тот осторожно прильнул к щелястой стенке, всматриваясь внутрь, затем зажег спичку и просунул руку в дверной проем.

— Никого!

— Загоняй всех туда, я держу их на мушке! Оставь мне хозяина. Поговорим.

Напарник задвинул засов и подпер дверь кочергой, валявшейся рядом с кучей золы.

— Конечно, это не крепость Кончитос, но для наших друзей и такая тюрьма сойдет, — сказал он, сгребая с земли оружие.

Шон Прайс присел над хозяином таверны. Тот приподнял голову:

— Добрый день, мистер Прайс…

Остаток фразы прозвучал глухо, потому что мистер Прайс вдавил физиономию трактирщика в песок. Затем снова поднял за волосы его голову и заглянул в глаза:

— Родригес, ты меня огорчаешь. От твоих клиентов пахнет спиртным. Не помню, чтобы ты обращался за лицензией на торговлю алкогольной продукцией.

— Я… Я собирался прямо сегодня поехать за ней. Уже и деньги собрал, и поручительство…

— Заткнись и слушай. Ты арестован за нелегальную торговлю. Это первое. Второе. Если хоть одна тварь убежит из курятника до прихода шерифа, ты получишь еще срок за пособничество при побеге заключенных. И третье. Можешь заслужить амнистию, если живо все расскажешь. Джерико был здесь?

— Нет!

— Кто эти парни?

— Они подрабатывают на железной дороге!

— Врешь!

— Клянусь могилой матери! Ну, они там, конечно, появляются не каждый день. Ну, заработают пару долларов и бегут сюда, отдохнуть…

Напарник присел рядом и спросил по-испански:

— Откуда взялся ублюдок в белой сорочке?

— Это Хуан! Он из Нью-Мексико, работает у меня, помогает по хозяйству.

— Врешь! — Шон Прайс треснул его по затылку. — Твой Хуан час назад приехал сюда на фургоне!

— Что вы, сеньор! Он уже три дня не встает из-за стола! Он и на ногах еле стоит!

— Кто ему дал белую сорочку? — спросил русский.

«Что за идиотский вопрос, — поморщился Шон Прайс. — Привязался к этой рубашке…»

— Белую сорочку? Тут проезжал Пабло Гомес с ребятами, они и оставили ее. С ними был один парень, он переоделся, пока они перегружали вещи из фургона в дилижанс. А дилижанс сюда пригнал Пескарь. Ну, тот, который прятался в курятнике. Он, значит, пригнал дилижанс еще ночью, и ждал их. А они приехали на фургоне, вещи перегрузили в дилижанс и помчались прямо через камыши на южную дорогу.

— Что за дилижанс?

— Почтовый! Со знаками федеральной почты!

— Куда направились?

— Я слышал, что они торопятся в Эль-Пасо. А Пескарь, значит, тут остался, чтобы ночью фургон перегнать обратно в город. Вот. А Хуан, он тут ни при чем. Рубашка хорошая, шелковая, не выбрасывать же ее. Но он ее не украл, они сами ее выкинули, Хуан вообще чужого не возьмет, даже монетку с земли не поднимет…

— Заткнись!

Трактирщик уже втянул голову в плечи, но Прайс на этот раз удержался от подзатыльника. Ему было немного досадно оттого, что напарник своим идиотским вопросом выудил столь ценные сведения.

— Значит, тут был Пабло Гомес? Какие вещи они перегружали, ты видел?

— Ну, я особо не приглядывался. Ну, железяки какие-то. Вроде был ломик, молоток… Да, чемодан был тяжелый. Кожаная обивка, а под ней — железо.

— Почтовый кофр? — спросил русский.

— Ну да, может, и кофр, я не разбираюсь.

— Железный ящик называется кофром, — сказал Шон Прайс. — А люди, которые возят ворованные кофры в фургоне, называются грабителями. А те, кто помогает грабителям…

— Я не помогал! Они нас заставили!

— В общем, тебе трудно рассчитывать на амнистию, — сказал, вставая, Шон Прайс. — Но шанс еще есть. Только дождись шерифа. Он, может быть, и зачтет тебе помощь в задержании преступников.

— Каких преступников?

— Тех, которые покушались на убийство моего напарника.

— Мы же не знали, что он твой напарник! Он зашел, спросил про Дядю Тома, и мы подумали, что он бандит! Мы сами хотели его скрутить и передать шерифу! Мы думали, что он из шайки Дяди Тома!

— Что еще за Дядя Том? — спросил Прайс.

— Ну, мы решили, что у нас появилась какая-то новая шайка… А зачем нам новые шайки? У нас и своих до черта! Житья от них не стало, а тут еще какой-то Дядя Том!

8

Джерико расположился со своей бандой в одном из мертвых селений, которые были разбросаны по плоскогорью на высоких берегах Рио-Гранде. Люди покинули эти края давно, после жестокого землетрясения и многолетней засухи. В развалинах домов сейчас гнездились только змеи да осы. Единственная постройка с сохранившейся крышей — католическая церковь — дала приют разбойникам.

Даже если бы пришлось устраиваться в пещере, Уолли и там смог бы наладить жизнь, не лишенную удобств и маленьких радостей. А здесь в его распоряжении были и церковные скамейки, и почти не истлевшее тряпье, и даже родник, кипящую лужицу которого он обнаружил прямо у задней стены церкви. Довольно потирая руки, Уолли принялся за благоустройство, и первым делом соорудил широкую мягкую постель для Джерико. Потом он связал из прутьев две метлы и всучил их Индусу и Канисеро, чтобы те вымели зал. А в нише на месте бывшего алтаря он устроил отличный очаг, в котором прекрасно горели обломки скамеек.

Валяясь в своей постели, Джерико с улыбкой наблюдал за хлопотами. С таким, как Уолли, не пропадешь. У черного гиганта с изуродованным лицом никогда не было собственного дома, он с детских лет бродяжничал. То шалаш, то землянка, то тюремный барак. Но в любом его жилище были уют и порядок.

В Оклахоме, к примеру, банда жила в охотничьем поселке, и землянку Уолли издалека можно было найти среди других землянок по ярко-изумрудной траве, покрывавшей ее покатую крышу: он каждое утро метлой вычищал эту траву, словно вычесывал шерсть. А все соседние крыши были бурыми от перегнивших листьев и пыли. И в Сан-Антонио, где они жили на заднем дворе табачной лавки, Уолли живо навел порядок: перед входом приспособил железный порожек, о который все входящие вычищали свои каблуки. А кто не вычищал, тот, войдя в лавку, натыкался на суровый взгляд самого Уолли и сразу понимал, что совершил оплошность. Так что в лавке у них было всегда чисто и немноголюдно.