Дьявол не любит ждать - Себастьян Фолкс

— Так обозначается место доступа к водоводу? — поинтересовался Бонд.

— Ну да. Пожалуй, это главный вклад древних персов в развитие современных технологий. — Сильвер присел на скамейку. — Мороженого хотите?

Бонд покачал головой. Пока Сильвер ходил к уличному лотку с мороженым в нескольких ярдах от скамейки, он закурил последнюю сигарету от Морленда.

Вернувшись, Сильвер вынул из кармана чистый носовой платок, развернул его на коленях и стал сосредоточенно облизывать фисташковое мороженое.

— И о чем же вы хотели со мной поговорить?

Сильвер усмехнулся:

— А, обо всем и ни о чем. Просто хотелось прояснить ситуацию. Многие приезжают в этот город впервые, они здесь новички, иногда им бывает трудно сориентироваться и понять, в каких сложных и деликатных обстоятельствах нам приходится выполнять здесь свою работу. Оглянувшись вокруг, вы видите этих парней из пустыни — ни дать ни взять кочевники-бедуины, только в автомобилях, которые, правда, разваливаются на ходу… Да вон наглядный пример: вы только посмотрите.

Красный двухэтажный автобус — настоящий лондонский даблдекер производства фирмы «Рутмастер», только очень старый, — медленно прополз мимо, оставляя позади густое облако черного дизельного выхлопа, напоминающее дымовой след, который тянется за подбитым самолетом.

— Иногда можно подумать, что здесь цивилизации не больше, чем в какой-нибудь Африке, — продолжал Сильвер. — Да к тому же еще все эти кебабы и рис… — Он засмеялся. — Бог ты мой, тот день, когда я больше не увижу у себя на тарелке кусок баранины, зажаренной на углях, будет самым счастливым в моей жизни. А тут еще и вы. Я имею в виду англичан.

— Британцев, — поправил Бонд.

— Ну да, верно. Вот мы с вами сидим на бульваре Королевы Елизаветы. Он выглядит вполне чистеньким и ухоженным, правда? Сам шах — вообще ваш человек. Во время Второй мировой союзники выгнали его из страны — и правильно: нечего было так в открытую заигрывать с немцами. Нас вполне устраивал тот парень, который занял его место, — этот Моссадек, со своими пижамами. И вдруг вы начали гнать волну, когда он национализировал нефтяную промышленность и выставил отсюда всю вашу публику из «Бритиш петролеум». Ясное дело, вам это не понравилось. Вы пришли к нам и сказали: «Пусть-ка Мосси катится ко всем чертям, а старый шах возвращается на трон и вернет нефтяные скважины „БП“ обратно».

— И вы пошли нам навстречу, — сказал Бонд.

Сильвер тщательно вытер губы платком, а затем снова аккуратно развернул его на коленях.

— Ну, по чистому совпадению дела в этой стране перестали устраивать и нас. Мосси уж чересчур подружился с Советами. Как вы знаете, у них есть общая граница. За этой страной мы присматриваем очень внимательно, как и за Афганистаном. В общем, мы решили вмешаться в здешнюю ситуацию.

Бонд кивнул:

— Благодарю за урок новейшей истории.

Сильвер на некоторое время замолчал: далеко высовывая язык, он старательно облизывал мороженое.

— В общем-то я просто пытаюсь вам сказать, что в этих местах все время что-то происходит. Здесь не годится простое деление на две стороны — мы и они, свои и чужие. Персы знают это лучше, чем кто-либо другой, и умеют извлекать из подобного положения выгоду. Поэтому они ведут с нами свою игру, рассчитывая на немалые дивиденды. Больше того, они используют нас, фактически прикрываясь нами как щитом. У них есть американское оружие и тысячи наших специалистов и советников. И знаете что? Три года назад они приняли закон, согласно которому все американцы в Персии имеют иммунитет против уголовного преследования при любых обстоятельствах.

— Неужели все? — переспросил Бонд.

— Именно так. Вот, например, если даже сам шах переедет мою собаку, его вызовут в суд и обяжут возместить мне материальный и моральный ущерб. А если я перееду шаха, они и пальцем меня не посмеют тронуть.

— И все-таки на вашем месте я старался бы ездить на такси, — съязвил Бонд.

Сильвер снова вытер губы и, разделавшись наконец с мороженым, свернул платок и положил его в карман пиджака.

Некоторое время он смотрел на другую сторону улицы, словно надеялся разглядеть за деревьями и вереницей едущих по проспекту оранжевых такси нечто важное.

Наконец он обернулся к Бонду и улыбнулся:

— Все это непросто, мистер Бонд. Нам приходится работать вместе. Обстоятельства заставляют нас балансировать на лезвии ножа. Америка сейчас борется за свободу и демократию во Вьетнаме, а вы не выслали нам в помощь ни единого солдата, хотя мы немало сделали для вас во время Второй мировой. Порой некоторые люди в Вашингтоне — не я, но многие тамошние ребята — начинают думать, что вы не слишком серьезно воспринимаете противостояние коммунизму.

— О нет, уверяю вас, мы очень серьезно относимся к холодной войне, — ответил Бонд.

Количество шрамов на его теле свидетельствовало, насколько лично он серьезен в этом вопросе.

— Рад слышать. Но вы все-таки не раскачивайте лодку, договорились?

— Я буду делать то, ради чего сюда приехал, — сказал Бонд. — Но до сих пор у меня не возникало проблем в отношениях с вашими соотечественниками.

Он подумал о Феликсе Лейтере, своем старом приятеле-техасце, который стал инвалидом в результате нападения акулы. Впервые встретившись с Феликсом, Бонд убедился, что тот ставит интересы своей службы — ЦРУ — гораздо выше так называемых общих целей Североатлантического альянса. Бонду такая позиция была по душе. Для него самого превыше всего была верность Службе. А еще он полностью разделял недоверчивое отношение Феликса к французам, которых они оба не без оснований подозревали в симпатиях коммунистическим идеям.

— Отлично, — сказал Сильвер.

Он встал и подошел к краю тротуара. Стоило ему поднять руку, как от стремительно движущегося потока оранжевых такси отделилась одна машина.

— И последнее, — добавил Сильвер. — Насчет этого типа — Джулиуса Горнера. Он является лишь частью огромного плана — гораздо более грандиозного, чем вы можете себе представить. — Сильвер сел в такси и опустил стекло задней двери. — Не приближайтесь к нему, мистер Бонд. Прошу вас, прислушайтесь к моему совету. Лучше всего не подходить к нему ближе чем на сотню миль.

Такси, не включая никаких сигналов, втиснулось в поток движения, встреченное громкой какофонией клаксонов. Бонд тоже поднял руку, чтобы остановить машину.

Бонд понимал, что в день похорон Фаршада ему не удастся разыскать Дариуса, а следовательно, надо было постараться, чтобы администратор отеля подыскал для него машину и водителя, который смог бы отвезти его на Каспийское побережье. Консьерж сообщил, что лучший шофер лучшей прокатной фирмы, бегло говорящий по-английски, будет свободен завтра с восьми утра, и Бонд решил, что стоит подождать столь ценного сотрудника.

Он заказал ланч в номер: икру, кебаб из курицы, а также мартини с водкой в большом шейкере и два свежих лайма. После еды разложил на кровати несколько купленных в гостиничном магазине карт и стал рассматривать план Ноушехра и окрестных курортных поселков, береговую линию, городской базар на площади Азади, причалы для яхт и прогулочных катеров, коммерческие доки и пляжи.

Затем он развернул карту Персии. На западе страна граничила с Турцией, на востоке — с Афганистаном. Северные и южные границы были определены самой природой — Персидский залив с юга, Каспийское море с севера. В северо-западном «углу» страны существовала и сухопутная граница с Советским Союзом, точнее, с Азербайджаном; судя по карте, дорожное сообщение в этом районе оставляло желать много лучшего. Зато от северного побережья Каспия, если двигаться прямо через Астрахань, было рукой подать до Сталинграда, теперь переименованного русскими в Волгоград.

Бонд стал обдумывать информацию, которую смог почерпнуть из имевшихся в его распоряжении картографических источников. Если у Горнера и есть налаженная связь с Советским Союзом по поставкам наркотиков, то вряд ли этот канал действует на официальном уровне; в таком случае оставалось непонятным, как ему удавалось регулярно доставлять достаточно крупные партии наркотиков на советскую территорию. Конечно, где-то в южной пустыне у него есть если не аэродром, то по крайней мере сносного качества взлетно-посадочная полоса. Но преодолеть такое расстояние маленькие самолеты не могут — у них просто не хватит топлива, а большие воздушные суда непременно попадут в поле зрения советских радаров.

Бонд почему-то никак не мог отвести взгляд от карты Каспийского моря: что-то притягивало его. Он прикинул, что от южного — персидского — побережья до северного, где находится советский город Астрахань, около шестисот миль. Он задумался: какое же морское транспортное средство может незаметно пересечь это расстояние?