Страх - Владимир Константинов

— А пиво? — разочаровано спросил Пименов.

— Можно по бутылке пива. Но не больше. Все должны понимать, что вы люди серьезные и работа у вас ответственная. Понятно?

— Понятно, — кивнул Серегин.

— Вот и хорошо. — Я достал из кармана деньги, выданные мне на операцию, отсчитал две тысячи рублей, протянул Серегину. — Это вам на расходы.

— Ничего себе! — удивился Володя. — А что так много?

Похоже, что кроме милицейских столовок он нигде больше не обедал. И вновь я пожалел о своем выборе. Слишком зеленые ребята, необстрелянные, как бы не сорвали дело.

— А потому, что люди вы солидные и привыкли хорошо питаться.

— Нормально, — сказал Павел, пряча деньги в карман. Именно с ним я связывал сейчас свои надежды.

— Переодически и попеременно вы должны наведоваться в служебный коридор, где расположен кабинет Тушканчика, но так, чтобы вас там видел либо сам директор, либо кто-то из работников клуба. Усекли?

— А для чего это? — спросил Пименов.

Вот, блин! Этот придурок уже заколебал меня своими вопросами!

— Не дергайся, Володя, — сказал Серегин. — Я тебе потом объясню.

И я ему был искренне благодарен за помощь. Я продолжил «инструктаж».

— Гена Зяблицкий трусоват от природы, а потому не должен долго выдержать эту пытку и обязательно побежит домой. Тогда вы отправитесь следом. Вот его адрес. — Я протянул Павлу свою визитку, где на обратной стороне был записан адрес Тушканчика. — Вы отравляетесь следом и встаете у него во дворе напротив окон двумя монументами правовому беспределу.

Пименов возбужденно хихикнул. Но мы с Серегиным решили не обращать на него внимания.

— Если и это не приведет к нужным результатам, то вы войдете в подъезд, подниметесь на четвертый этаж и попытаетесь «открыть» квартиру Зяболицкого с помощью отмычки. Вот и все.

— А что нам делать, когда мы откроем квартиру? — снова возник Пименов.

Нет, этот идиот меня уже определенно достал! И я не выдержал, сорвался:

— А тогда, Вова, вы из табельного оружия грохните Тушканичика, его жену и тещу, если эта старая карга ещё жива. Патронов не жалеть! Всю ответственность я беру на себя. Как понял?

— Есть, не жалеть! — выдохнул изумленный Владимир. Глаза у него были по чайному блюдцу, никак не меньше.

Всегда хмурый до этого Серегин громко рассмеялся. И произошла матамарфоза — он стал, вдруг, довольно даже смпатичным парнем.

— Тебе, Паша, почаще надо смеяться, — посоветовал я.

— Почему? — не понял он.

— По кочану. Это должно понравиться девушкам.

— А-а! — безнадежно махнул рукой Серегин. — Скажите тоже.

— Связь будем держать по сотовому. — Я достал телефон, протянул Павлу. — Мой номер сотового есть на визитке. Ну вот и все. С богом, орлы! Сегодня на вас смотрит вся мировая общественность. Не подведите!

Глава пятая: Принятое решение.

Утром следующего дня Эдуард Васильевич засел за написание заключения по жалобе Устиновой. Сколько уж он написал подобных заключений, — не счесть, Но на этот раз писалось трудно. Даже очень трудно, так как был почти на все сто процентов уверен, что Устинова права — её мужа действительно убили из-за этой страшной видеокассеты, что лежит сейчас в его сейфе. Интуитивно Калюжный чувствовал, что эта кассета ещё принесет много горя и несчастий. Заключение он написал лишь к обеду. Отнес прокурору. Тот, почти неглядя, подписал. Спросил:

— Где у тебя кассета?

— В сейфе.

— В сейфе? Это хорошо. Ты не вздумай её кому-нибудь еще.

— Что я не понимаю.

Прокурор долго, изучающе смотрел на подчиненного, высокомерно усмехнулся.

— Понимаешь? Это хорошо. Иди.

Калюжный встал и вышел из кабинета. Прокурора Грищука, этого гладкого, ухоженного барина с аккуратной рыжеватой бородкой и масляным, ускользающим и нагловатым взглядом светло-серых, каких-то водянистых глаз Эдуард Васильевич не долюбливал и побаивался. Не может человек быть порядочным с таким вот взглядом. Поговаривали о его связях с какими-то темными личностями. Но Калюжный не слушал этих сплетен. Грищук был его начальником, и этим все сказано.

После обеда, где-то в районе четырех часов позвонила Ксения Петровна Устинова и с болью и возмущением в голосе сказала:

— Это все вы! Вы!

Поначалу Эдуард Васильевич подумал, что ей уже кто-то успел сообщить о принятом решинии по её жалобе. Но на всякий случай спросил:

— Что случилось, Ксения Петровна?

— А вы не знаете?

— Мы что, так и будем разговаривать вопросами? Что я должен знать?

— То, что сегодня ночью убиты Людмила Гладких и Женя Огурцов, — разрыдалась Устинова. — Это вы! Из-за вас!

«Они узнали, что видеокассета была у Людмилы и что она её смотрела вместе с Огурцовым!» — пронеслось в сознании Калюжного и ему стало страшно.

— Не говорите глупости, — машинально ответил он Устиновой.

— Глупости?! Нет, это не глупости! Вы там все заодно. Люда что-то такое вам рассказала о моем муже и прочем, что… Убийца! Негодяй! — с ней уже началась самая настоящая истерика.

— В таком случае, я не вижу смысла в продолжении нашего разговора , — сказал Эдуард Васильевич и положил трубку.

Сообщение Устиновой его буквально потрясло. Он прекрасно понимал, что преступники убирают всех — и тех, у кого была кассета, и тех, кто её видел. По воле нелепого случая Калюжный был и тем и другим и понял, что обречен. В распоряжении тех олигархов огромная армия боевиков, наемных убийц, вся мощь государственной машины, наконец. Что может всему этому противопоставить он, маленький, незаметный человек? Ничего не может. У зерна, попавшего между мельничными жерновами, нет иной альтернативы, как превратиться в белую пыль. Что же делать?!

Эдуард Васильевич не видел выхода. Что бы он не делал, что бы не предпринимал, результат будет одним и тем же.

Он пошел к Татьяничевой и рассказал о разговоре с Устиновой. То, что произошло с «железной леди», Калюжный видел впервые. Она прямо на глазах постарела на добрый десяток лет. Кожа на лице сморщилась, посерела. Глаза выражали страх, страх, и ничего, кроме страха. В полной растерянности она проговорила:

— Но почему ее?… Они же не могли, не должны знать, что у нее, кассета у нее?!

— Значит, каким-то образом узнали, — ответил Эдуард Васильевич.

— Пойду, доложу шефу. Ты подожди. — Татьяничева сорвалась с места и выскочила из кабинета.

Вернулась она минут через десять ещё более растерянная. В глубокой задумчивости проговорила:

— Странно все это.

— Что?

— Так… ничего. А где кассета?

— У меня в сейфе.

— Может быть её уничтожить к чертовой матери?

— А что это даст?

— Хотя да, ты прав, это ровным счетом ничего не даст. Попали мы с тобой, как кур во щи. И дернуло тебя.

— Кто же знал?

— Это конечно. Я тебя ни в чем и не обвиняю. К тому же, я сама тебя послала. — Она тяжело вздохнула. — Ситуация, что б ее!

— Что же делать, Маргарита Львовна?

— А я знаю?! — В голосе зампрокурора прозвучали нотки отчаяния. — Ступай, посоображай, как нам выбраться из этого дерьма, — устало проговорила Татьяничева.

Эдуард Васильевич вернулся в кабинет и долго думал над случившемся. Ситуация казалась ему безнадежной, тупиковой. Очень даже безнадежной и очень даже тупиковой. Он был в отчаянии. Почему, почему это случилось именно с ним? Ведь он всю свою сознательную жизнь старался избегать нестандартных ситуаций, конфликтов и всего прочего. И вот, на тебе! Говорят, что есть такой закон, закон подлости, если человек боиться, к примеру, машин, то обязательно будет сбит автомобилем при переходе улицы, если — воды, то утонет. Так вот случилось и с ним. Черт знает что такое! Что же все-таки делать?! Может быть сбежать? Куда?! С их возможностями они где угодно достанут. К тому же нужны другие документы и все прочее. Нет, это не вариант. Есть от чего паниковать.

Счастливая, спасательная мысль пришла ему в голову в конце рабочего дня, когда Эдуард Васильевич уже ни на что не надеялся. Кассета! Да-да, именно сама кассета может его спасти! Пока кассета у него, преступники не решаться его убить. Нужно лишь создать у них уверенность, что если с ним что случиться, то кассета сразу же попадет в оппозиционные правительству средства массовой информации. Да, но они будут пытать? Ничего, он это выдержит.

Калюжный достал из сейфа кассету и положил в карман. Он решил ехать на дачу старого друга его отца Друганову Олегу Дмитриевичу. Когда-то тот вместе с отцом Калюжного Василием Викторовичем работали на заводе Чкалова летчиками-испытателями и крепко дружили. Василий Викторович погиб при испытанни новой машины, когда Эдуарду Васильевичу исполнилось всего десять лет. И Друганов был ему за отца. Олег Дмитриевич уже без малого двадцать лет на пенсии и летом безвылазно пропадает у себя на даче, что находится в садоводческом обществе сразу за Золотой горкой. Общество это возникло более сорока лет назад и земельные участки работникам завода в то время буквально навяливали. За эти годы Друганов стал заядлым садоводом. Выращивал огромную чуть ни с кулак клубнику, выводил новые сорта сибирских яблок, собирал по пять ведер винограда, из которого делал отличное вино, да ходил за полтора километра в деревню Каменка, где в пруду ловил карасей и карпов. Словом, вел активную жизнь пенсионера.