На боевом курсе - Иван Пстыго

Второй год учебы я жил в большой семье у Трофима Тихоновича и Клавдии Васильевны Домрачевых. Их сыновья - Леонид, Валентин и Аркадий - погибли на фронте, Геннадий - мой большой друг и однокашник - работает в Ялте.

В школе я сдружился с Петром Катковским, Петром Митрошиным, Борисом Катаскиным и Тауфиком Султангузиным. Почти все мы жили очень бедно, поэтому постоянно приходилось подрабатывать: осень разгружали зерно, овощи и картошку из барж и вагонов, пилили и кололи дрова. Вся Уфа тогда отапливалась только дровами. Но лучше всего мы заработали на съемке кинокартины "Пугачев". Помню, сходились в назначенное время па берегу реки Демы на большой поляне. Нас одевали в свитки, зипуны, азямы, подпоясывали веревками, кушаками. На головах всевозможные шапки, чаще со свисающими назад верхами. На ногах лапти с онучами. Вооружены мы были косами и дубинками. Артисты - в сторонке. Кто кого из них играл, мы не знали. И вот по команде съемочной группы мы бежим, бежим не очень быстро. Размахиваем своим оружием и что-то кричим. Наконец кинокартина вышла на экраны. Сколько же раз мы ходили ее смотреть! Однако никому из нас узнать себя в толпе так и не удалось.

Мне в жизни довелось видеть сады Багдада, пальмы Кубы. Пирамиды Мексики. Знаю я Дальний Восток, Кавказ, Прикарпатье. Но ничто не может для меня сравниться с красотой Башкирии.

Земля родная! Вижу тебя щедрую и цветущую, вижу степи и леса твои, широкие и привольные реки, полные покоя и грусти. Вижу твои дивные рассветы и небо высокое-высокое и чистое-чистое, будто улыбка моей матери. И так мне хочется, поскитавшемуся по свету, что бы молодежь не торопилась уезжать из родных мест. Жалеть и тосковать будете. И еще как! И потому увещеваю вас, изберите и освойте в совершенстве специальность, необходимую на родине. И трудитесь в свое удовольствие и на пользу обществу. Лучшего, уверяю, ждать невозможно.

Или это особенности моего возраста навевают подобные мысли? Только чем больше живу, тем крепче меня тянет в родные места. А порой столь допечет тоска, что хоть немедленно оставь все и поезжай на родину...

Воспитание воина, как и вообще воспитание человека, начинается с детства. Ребенка нельзя лишать того, что естественно, что свойственно детству - игр, шалостей, соревнований в ловкости и силе и даже потасовок. Ясно, что при этом ему нельзя давать перешагивать определенные рамки и хулиганить.

Я не раз являлся свидетелем, как родители наставляли свое чадо - одно нельзя, другое нельзя. Укутывают, переукутывают его зимой - иначе простынет, простудится. А он, смотришь, при таком укутывании скорей простужается. Чадо наставляют в лес не ходи, даже с ребятами, пугают волками. Не играй со сверстниками, а то могут побить. По моему убеждению, такое воспитание вредно. Все это вольно или невольно порождает робость. За боязнью - страх, за страхом - трусость.

Не знаю, как быть с девчонками, но уверен, что мальчик должен воспитываться и расти, чтобы стать мужчиной, а если потребуется, то и воином. Ведь в наше время воинская служба - долг. Меня отец не ругал, когда я приходил домой с синяками от потасовок со сверстниками. Он лишь доброжелательно подшучивал: "Ну что, брат-воин, попало тебе?" И намекал, что надо давать сдачу.

Игры, шалости, баловство - все это было мальчишеское. Ходили мы и в лес, и на реку купаться, зимой на самодельных коньках и санках катались. И учителями, помню, все приветствовалось. Самими учителями!

К слову сказать, не в какое-то далекое дореволюционное время, а в тридцатые годы нашего века самыми уважаемыми и почетными людьми, или, как говорят сейчас, престижными профессиями были "народный учитель" и "земский врач". Не знаю, присваивались ли эти титулы официально,, ведь земство было упразднено революцией. По привычке, возможно, но еще долго у нас хороших врачей и учителей именовали "земскими".

Вероятно, немногие "земские врачи" имели высшее образование, однако по уровню того времени лечили добротно, обстоятельно и от всех болезней. Как говорили: " от кори, от хвори, от корчи и от порчи". Все в округе благоговели перед докторами.

Что же случилось теперь? Почему уже в 60-70-е годы учителя и врачи принижены, почему ныне уже в обыденной жизни не называют "народным учителем" даже тех кому такое звание присвоено официально. И это не только и не столько недоразумение. Естественно, причин много. Скажу лишь о кинематографе. Мне кажется плохую услугу оказал в свое время, например фильм "Учитель". В нем отец заявляет сыну- учителю: "Ну, конечно, если здоровьем не вышел... - И, покрутив пальцем у головы, продолжает: - И умишком того... тогда можно и в учителя". Я не ручаюсь за точность цитаты, но абсолютно ручаюсь за смысл. В дальнейшем учитель - а его играет Чирков - добивается своим трудом и талантом почета и уважения. Но первородная ошибка, ирония и недооценка профессии учителя непоправимы. И хотя в фильме там поднимают любимых мной летчиков: "А Петька Худяков, комбриг, в воздухе парит"... - лента та, думаю, нанесла вред.

А сколько фильмов, где учителя, особенно сельские, мягко говоря, малость "пришибленные". Так вроде бы и началось все безобидно - с кинофильмов, книг, а закончилось принижением жизненно важных профессий, без которых немыслимо существование любого общества. Весной 1936 года меня вызвали в горком комсомола, который размещался рядом со школой, и дали указание: такого-то числа собрать и привести в Чернышевские казармы на медицинскую комиссию всех парней, не имеющих явных физических недостатков - дескать, идет набор молодежи в летные училища и школы. И самому явиться туда указали. Прямо скажу, что воспринято это было мной с прохладцей даже с иронией: мы -"шпингалеты", тощие, сухие, - и вдруг в летчики.

Однако приходим в Чернышевские казармы. Нас там сразу же повели по врачам. Возле одного из кабинетов три крупных, высоких парня посмотрели на меня и моего товарища сверху вниз: "что, и вы в летчики?.." Мы ответили, мол, вызвали, обязали. Они со смехом: "Ну какие из вас могут быть летчики!.."

Однако комиссия распорядилась по-своему. Всех трех богатырей по разным причинам забраковали, а нас признали годными.

Удивлению нашему не было предела. Мы думали, что это ошибка. Вот будет областная, более квалифицированная комиссия - та непременно нас забракует. Пришло время областной комиссии. Более строгой. И вновь наша группа признается годной. Тут уже мы поверили, что может последовать коренное изменение в жизни каждого из нас и всех вместе.

Из работы областной комиссии мне больше всего запомнился один эпизод. "Психологический этюд", как мы его назвали. Ты бежишь по темному коридору метров пять-семь, затем неожиданно под тобой разверзается пол, и в темноте вдруг проваливаешься куда-то и летишь вниз. К счастью падаешь на спортивные маты. Тотчас же врач хватает тебя за руку и считает пульс. Затем пристально смотрит тебе в глаза и что-то пишет.