Трехгрошовый роман - Бертольд Брехт

Нельзя было думать о расширении организации по поставке товаров, потому что имевшиеся в наличии лавки не в состоянии были бы поглотить такие крупные партии; с другой стороны, увеличение покупной способности лавок сразу обнаружило бы недостаточность поставляющей организации. При переходе на плановые поставки и плановую продажу обе организации требовали одновременного укрепления.

Уже возникали другие сети лавок, большие магазины с солидными банковскими связями. Они ожесточенно конкурировали друг с другом. Для борьбы с ними требовались гораздо большие средства, чем те, которыми располагал господин Мэкхит.

В этой-то обстановке господин Мэкхит и женился на девице Полли Пичем.

ПРОМАХ

Погожим летним вечером господин Мэкхит отправился в старом наемном рыдване в западное предместье, где проживал господин Миллер из Национального депозитного банка.

На нем был легкий серый костюм, и прогулка в открытом экипаже по окраине города сулила много приятного, но он чувствовал себя скверно. Он совершил промах, женившись на Полли.

Правда, его жена была красивее всех женщин, с какими ему приходилось иметь дело, и он был по-своему влюблен в нее, но он не был двадцатилетним юнцом и не имел ни малейшей склонности к романтике. Мэкхит все время отгонял мысль о том, что он, в сущности говоря, влип.

Господин Миллер встретил его на крыльце своего домика. Позади него стояла его жена, добродушная объемистая особа лет шестидесяти, приветствовавшая Мэкхита, как родного сына. Подали чай, и Миллер начал вспоминать давно прошедшие времена. Он рассказал несколько эпизодов из истории Национального депозитного банка.

Основатель банка служил у Ротшильдов в те годы, когда эта фирма давала свои первые серьезные бои. Фамилия его была Ток. Миллер повторил Мэкхиту историю, которую частенько рассказывал старый Ток.

Ротшильды были уже крупными дельцами и принадлежали к числу наиболее влиятельных фирм на континенте, когда шеф лондонского филиала, Натаниел Ротшильд, решил провести в жизнь одно новшество. В ту пору свирепствовала война. Коммерческие дела сводились преимущественно к финансированию определенных правительственных мероприятий; речь шла не только о военных поставках, но, разумеется, и о них тоже. Расчеты банков с крупнейшими клиентами были в большинстве случаев весьма запутаны; обе стороны при этом шли на взаимные уступки. Множество непредвиденных случайностей чрезвычайно удорожало сделки. При окончательном расчете всплывали бесчисленные комиссионные, которые большей частью выплачивались лицам, пожелавшим остаться неизвестными, и т. п. И вот старику Натаниелу, бывшему в то время еще молодым человеком, пришла в голову мысль: не попробовать ли заключать договоры таким образом, чтобы потом соблюдать их во всех пунктах? Он решил заранее высчитывать свои расходы и потом держаться договорной суммы вне зависимости от дальнейших непредвиденных платежей.

Этим путем он надеялся внедрить в финансовом мире то, что в частной жизни мы называем честностью.

То была смелая мысль, и прочие Ротшильды – как известно, сплошь банкиры – сначала восстали против нее. Они положительно отравляли существование главе семьи. Но он ни на что не обращал внимания и при первом же удобном случае осуществил свой смелый замысел.

Задумчиво созерцая рододендроны в маленьком садике, Миллер подробно рассказал об этом деле; это было довольно сложное предприятие, связанное с продажей партии цинка.

Во время этой спекуляции вся семья чуть было не превратилась в груду обломков. Братья даже прибегли к помощи врача по нервным болезням и однажды сделали попытку насильно увезти Натаниела из его конторы в частное заведение для душевнобольных. С врачом им ничего не стоило сговориться. Он знал об идеях Натаниела и был посвящен во все. Это избавляла его от необходимости ставить диагноз.

Врач в сопровождении двух санитаров вошел в кабинет Натаниела и сказал:

– Не надо волноваться, господин Ротшильд. Ваши братья сообщили мне, что у вас в последнее время возникли кое-какие интересные мысли, но что вы заработались и у вас расстроены нервы. Вы сегодня же отправитесь со мной в уютный, уединенный домик в Уэльсе, выкинете на некоторое время из головы всяческие дела и будете заботиться о своем здоровье. Мы с вами будем беседовать о ваших несомненно весьма плодотворных идеях. Не возражайте! Я во всем с вами согласен и полностью понимаю вас. Вы правы, а семья ваша не права: вы не хотите при окончательном расчете требовать с контрагента всяких накладных расходов. Это очень лояльно с вашей стороны. Не можете ли вы мне, кстати, – сказать, сколько будет четырежды тринадцать?

Врачу пришлось убраться восвояси, но Натаниелу нередко приходилось туго. Все кому не лень обманывали его, иными словами – никто не выполнял по отношению к нему договоров, в то время как сам он принужден был их выполнять. В конце концов дело все же увенчалось успехом, хотя, как выяснилось впоследствии, его братья тоже были не так уж не правы. Судьба всей семьи фактически висела на волоске. И дело закончилось успешно только потому, что идея оказалась действительно единственной в своем роде и совершенно неожиданной. Непредвиденные расходы бывали у всех, и только Ротшильды не включали их в окончательный расчет. В некотором смысле это даже было с их стороны нечестной конкуренцией. Все правительства стали обращаться к Ротшильдам – по крайней мере до тех пор, пока прочие фирмы не раскусили их трюка. Ныне абсолютная честность при окончательном расчете есть нечто само собой разумеющееся, но кому-то это должно было прийти в голову первому. Человечество вынуждено завоевывать малейший прогресс ценой тяжких усилий.

Мэкхит напряженно слушал. Он с трудом вникал в рассказ старика Миллера; смысл его оставался для него темен.

– Из сказанного явствует, – сказал он наконец неуверенно, – что в деловой жизни нужно перепробовать все. Вы это имели в виду? Если вы хотите пробиться вперед и к концу года иметь твердый баланс, вы должны испробовать все, даже самые нелепые вещи.

Прихлебывая чай (он засунул при этом свой большой палец глубоко в чашку), он усиленно думал.

У него создалось впечатление, что Миллер сомневается в его идеях и хочет дать ему понять, что такое настоящие деловые условия. Поэтому, когда Миллер кончил, он постарался разъяснить ему некоторые свои деловые приемы.

Прежде чем начать, он осторожно извлек из бумажника две сложенные газетные вырезки – его статьи об основном принципе организации д-лавок, самостоятельности розничного торговца и т. д. Они были обведены красным карандашом; Миллеру они уже были известны.

Из кармана сюртука Мэкхит достал сигару, откусил конец, бросил его двумя толстыми пальцами на посыпанную гравием дорожку и обстоятельно раскурил сигару. У него было в запасе еще несколько соображений, не опубликованных в газете.

Его основным занятием, пояснил он, является в настоящее время изучение клиентуры.

Клиент обычно представляется владельцу лавки каким-то лишенным всяких потребностей, дрожащим над каждым медяком, недоброжелательным и недоверчивым субъектом. Он явно враждебен лавочнику. В продавце он видит не друга и советчика, всячески идущего ему навстречу, но злого человека с затаенными мыслями, стремящегося обольстить и обмануть его. С другой стороны, напуганный и отчаявшийся продавец заранее отказывается от всякой попытки завоевать доверие клиента, облагородить его, проникнуть к нему в душу, короче говоря – сделать его стоящим покупателем. Он смиренно раскладывает свои товары на прилавке и надеется только на голую нужду, которая иногда попросту заставляет клиента купить ту или иную вещь.

В действительности же он не понимает и недооценивает покупателя. Дело в том, что по сути своей покупатель гораздо лучше, чем кажется. Только различные трагические злоключения в семье или в деловой жизни сделали его недоверчивым и замкнутым. В глубине же его души теплится тихая надежда, что кто-нибудь разгадает его подлинную сущность – широкого, щедрого покупателя! Дело в том, что он хочет покупать. Ведь ему столь многого недостает! А когда у него все есть, он чувствует себя несчастным. Тогда он мечтает о том, чтобы его уговорили, что ему чего-то недостает. Он ведь так мало знает!

– Быть продавцом, – говорил Мэкхит, постукивая чайной ложечкой по столу красного дерева, – значит быть учителем. Продавать – значит бороться с невежеством, с потрясающим невежеством публики! Люди в большинстве своем не знают, как плохо они живут! Они спят на жестких, скрипучих кроватях, сидят на неудобных, уродливых стульях. Их взоры, их седалища постоянно испытывают страдания, они смутно чувствуют это, но окончательно постигают только тогда, когда видят иное. Им, точно детям, нужно подсказывать, что купить. Они должны покупать то, что им может пригодиться, а не то, что им необходимо. Чтобы добиться этого, нужно обходиться с ними приветливо, услужливо. Естественно, что человек, который ничего не покупает, кажется нам отъявленным мерзавцем. «Нищий!» – думаете вы невольно, преисполняясь презрения и отвращения. Но именно эти чувства должны быть чужды продавцу. Продавец должен верить в доброе начало, которое скрыто в человеческой душе и только ждет, чтобы его разбудили; он должен быть приветливым, всегда приветливым, хотя бы у него разрывалось сердце.