Один шаг в Зазеркалье. Герметическая школа (Книга первая) - Константин Серебров

   – Вы садитесь, – продолжала она нарочито певучим голосом, – вот и стулья там стоят.

   Джи снял свою шинель и, повесив ее на вешалку, сел на один из жестких деревянных стульев; я сел немного позади Джи, чтобы оставаться в укрытии.

   – Как дела у тебя, Гиацинта? – спросил он. – Встречаешься ли с кем-нибудь из наших?

   – Давно уже никого не видела, – ответила женщина, положив вышивание на край стола, – поэтому и решила всех сразу увидеть, заручившись вашей поддержкой.

 – Каким же образом я могу тебя поддержать?

   – Я решила сегодня отметить ваш юбилей, – сказала Гиацинта, – ваше грядущее пятидесятилетие у себя, на Белорусской. Уже приглашены Евгений, Эльдар, Лора. И еще человек двадцать помельче.

   Джи, потянувшись, достал из кармана пальто фляжку и, повертев ее в руках, спросил:

   – Не найдется ли у тебя пары рюмок?

   Она поднялась и грациозной походкой подошла к большому платяному шкафу. Открыв его, она вытащила снизу, из-под сложенных одежд, три небольших стакана и плавным жестом поставила их перед нами. Джи налил в них из блестящей фляжки и сказал загадочно, поднимая свой стакан:

   – За так неожиданно наступившее пятидесятилетие.

   Я недоумевал: “Что за странность скрывается в праздновании этой даты?” – и осушил стакан одним глотком.

   Пока Джи беседовал с ней, я думал о том, почему эта роскошная женщина наводит на меня такой панический ужас.

   – Когда ожидать вас? – вдруг спросила Гиацинта, снова берясь за шитье.

   – Мы с Гурием придем часам к семи, – ответил Джи и поднялся.

   – До свидания, приятно было познакомиться, – запинаясь, произнес я и, взяв свою куртку, мигом оказался в коридоре. Вскоре вышел Джи, застегивая пальто, и посмотрел на меня с легким удивлением.

   – Что это с тобой? – спросил он, когда мы вышли из Дворца культуры.

   – Эта женщина пугает меня.

   – Да? – сказал Джи иронически. – А мне показалось, что ты глаз с нее не сводил.

   – Ну да, – ответил я. – Смотрел, как загипнотизированный кролик.

   – А, _ сказал Джи, – тогда понятно. На самом деле Гиацинта является высокой духовной сущностью, но ты, видимо, не готов к реальной встрече с ней. Она мгновенно очаровала тебя, однако барьер ее ледяного холода ты не можешь преодолеть.

   Морозный воздух выветрил из меня пары страха и паники, и мой ум снова заработал.

   – Сегодня мне бы хотелось, – сказал я, стараясь, чтобы это звучало убедительно, – поработать, сделать кое-какие записи на почтамте.

   Джи с легким укором посмотрел на меня.

   – Ты неблагодарен к появившемуся в твоем пространстве шансу. Луч к тебе очень доброжелателен: ты сможешь как раз перед отъездом увидеть весь эзотерический высший свет Москвы и познакомиться с ним. 

   Я оживился, представляя себе изысканных дам, похожих на персонажей романов Бальзака и Дюма.

   – А с кем мне нужно общаться прежде всего?

           – Я не могу подсказывать тебе, – ответил Джи. – Ты сможешь общаться с теми, кого притянет к тебе твой уровень бытия.

   – Что такое мой уровень бытия?

   – Ты пока еще не готов к разговору об этом. Общайся, с кем можешь или с кем интересно, и все запоминай. Ты сможешь осознать увиденное впоследствии.

   – Почему Фея, – спросил я, – так сильно отличается от всех остальных?

   – На этот вопрос тоже сложно ответить тебе. Фея имеет невероятно глубокую внутреннюю жизнь: она вмещает в себя практически целый континент. Но, чтобы понять это, нужно самому иметь достаточно глубокое бытие. Касьян, благодаря своей медитационной подготовке, иногда улавливает отблеск ее эманаций.

 Приступ зависти заполнил мою душу черным туманом.

   – Пока я могу только сказать тебе, что Фея – это живая статуя, которая, находясь в нашем пространстве, проводит токи из далеких космических бездн. И мы до конца инкарнации должны всячески поддерживать ее.

       Мы выковываем чашу Грааля в нашей эпохе, в нашей стране. Всякие рациональные, корыстные подходы к Фее обречены на провал. Чтобы общаться с Феей, нужно уметь быть Синдбадом, обладающим живой драгоценной жемчужиной.

       В Фее есть все: и весь кукольный театр, и Атлантида, и Египет, и тольтеки, и ужас, и красота, и нечто высшее, чем красота. Фея проводит луч Матери Мира, а также и луч Девы Мира. Это очень нелегко – сохранить статую в нашем пространстве; тайна статуи, или лампы Аладдина, в том, что она всегда стремится затеряться.

   Его голос доносился до меня будто из другого пространства. Я был ошеломлен этим описанием Феи, которое находило отклик в какой-то глубокой части меня, но отвергалось моим скептическим умом.

   – Как же я, такой несовершенный, могу найти контакт с ней? – спросил я.

   Джи мгновенно уловил нотку фальши, прозвучавшую в реплике, и остро посмотрел на меня.

   – Ты обманываешь сам себя. У тебя уже есть прекрасный контакт с ней. Ты вообще можешь наладить контакт с кем угодно, если захочешь.

   Я покраснел от удовольствия при этом комплименте.

   – Я не совсем понимаю вас.

   – Я имею в виду, – ответил Джи, – что твоя любовь к комфорту не позволяет тебе увидеть следующий ход для улучшения отношений. Ведь ты немного рисуешь и можешь мастерить, а Фея нуждается в помощи – помоги ей.

   – Да, – пробормотал я разочарованно, – но я бы хотел, как Касьян, встречать ее в сновидениях.

   – Не сравнивай себя с ним, – улыбнулся Джи. – Вы принадлежите к разным весовым категориям, если воспользоваться терминами бокса. Ты – боксер в весе пера, а Касьян – в тяжелом весе. Ну, как вас можно поставить рядом? Начни помогать Фее на плане физическом – и тогда она сможет тебе помочь на планах более тонких.

   Я решил последовать совету Джи, тем более что выбора у меня не было.

   Мы вошли в коридор коммунальной квартиры на Авиамоторной, который был всегда темен; я повесил куртку на вешалку, и Джи открыл дверь в комнату, отводя тяжелую портьеру, которая скрывала комнату от любопытных глаз.

   Фея, с завороженным взором, неподвижно сидела перед небольшим мольбертом, на котором был закреплен лист чистой белой бумаги. Звучала тихая успокаивающая музыка с повторяющимся мотивом, гармонично вторившим внутреннему звучанию самой Феи. Джи предостерегающе приложил палец к губам, увидев, что я хочу, как обычно, бодро поздороваться. Он жестами показал мне сесть за стол и заняться своими записями. Я осторожно налил себе чаю из китайского чайничка и, достав тетрадь, стал рисовать необыкновенное лицо Феи, словно явленное из глубины сияющего мира.

   Она увидела нас, и ее состояние мгновенно изменилось.

   – Ну, как визит к Гиацинте? Нагулялись по тонкому льду?

– спросила она с легкой иронией.

   – Почему вы решили, что мы посетили ее? – удивился я.

   – Ее взгляд глубоко отпечатался в ваших глазах, – усмехнулась она.

   – Как вам удается за короткое время создавать такие волшебные картины? – спросил я.

   Фея, согревая пальцы о чашку с горячим чаем, ответила:

– Есть такая техника: смотришь на белый лист, представляешь себе различные варианты композиций, пробуешь разные цвета. Сейчас я работаю над образами старцев, которых встречаю в сновидениях. Попробуй, посозерцай сам.

   Я смотрел на лист несколько минут и ощутил только приступ глухой тоски. Фея взглянула как бы сквозь меня и заметила:

   – Поскольку твое восприятие не очищено, тебе лучше попробовать другую технику. Попробуй спонтанно нанести на лист краску и посмотреть на то, что получится.

   Она достала из черного китайского шкафчика тюбики краски и разбавитель.

   – Краску можешь разводить на блюде, – добавила она. – И не жалей разбавителя – тогда цвета станут прозрачнее.

   Я выдавил из тюбиков синей, красной, желтой и белой краски на большое фаянсовое блюдо. Потом добавил разбавителя, так что получилось несколько разноцветных лужиц, и кистью изобразил расплывчатые фигуры на листе.

   – Неплохо, – сказала Фея, выпуская тонкую струйку дыма.

– А теперь постарайся увидеть какой-либо образ и обрисуй его несколькими линиями.

   Я смотрел на расплывчатые фигуры минут пять, пока не появился смутный образ, и я, чтобы сделать его поотчетливее, нанес несколько линий. Получилась угрюмая, перекошенная физиономия, устало глядящая мимо меня.

   Фея скептически осмотрела ее и заметила:

   – Ну, этот откуда-то из подвалов выполз. Старайся создавать благородные образы, учись не вызывать дурных настроений у ближних. И так много мрака вокруг, и так все задыхаются от этой помойки. Это вот мы можем нырнуть в помойку и вынырнуть, как крепыши. А другой какой-нибудь нырнет – и будет потом выбираться несколько инкарнаций.

   – Да это случайно так получилось, – оправдывался я.