Крест и клинок - Тим Северин

Друзья жили вместе в доме Тургута, готовясь к обряду, который предводитель назвал сунной. Они уже посетили одну из общественных бань Алжира и облачились в новые белые одеяния.

— Судя по числу рабов из баньо, принявших ислам, он только и делает, что обрезает крайнюю плоть, — завил Гектор с уверенностью, каковой вовсе не испытывал. — Поскорее бы все кончилось. И чтобы не было больше шуточек насчет того, что тебе, мол, слишком больно, чтобы ходить не согнувшись.

— …или чтобы заниматься любовью, — добавил Дан.

— Мне это неизвестно, — признался Гектор. — Я никогда не был с женщиной понастоящему. Всего пару раз встречался с деревенскими девушками, но свидания были короткие, и ничего такого у нас не было.

— Значит, тебе есть чего ждать, хотя заработки у тебя не те, чтобы посещать бордели, которыми пользуются оджаки. Им запрещено жениться, пока они не дослужатся до старших чинов, а до того должны жить в казармах. Неудивительно, что они ценят хорошеньких мальчиков.

Гектор пропустил мимо ушей шутку друга и посмотрелся в зеркало, чтобы поправить на голове красную рабскую шапку, в которой, как ему сказали, он должен быть во время обряда.

— Ты уже выбрал себе имя? — спросил он.

— Я буду Сулейманом Мискито. А ты?

— Хозяин предложил мне взять имя Хасан Ирланд — Хасан Ирландец. Он предложил стать моим покровителем, хотя я не знаю, зачем мне это нужно.

— Ты нравишься Тургуту-предводителю, а?

— Хватит шуток, Дан, — серьезно проговорил Гектор. — Я думаю, это потому, что у него нет детей.

— Ну что же, тогда не будем заставлять его ждать.

И друзья вместе вышли на главный двор дома, где ожидали остальные слуги — их было немного. На земле был расстелен большой ковер, на нем стояли кувшины с ароматным вином и подносы с едой — первое блюдо из бараньей головы и ног с жареными баклажанами и огурцы в кислом молоке, сладкое из груш и абрикосов, виноградная пастила и миндальная халва. Наставник Гектора в каллиграфии уже прибыл. Еще Гектор заметил того самого абдала, который должен был совершить обрезание, — тот как раз входил в боковую комнату с мешочком своих инструментов.

Вскоре появился предводитель в великолепной темно-красной куртке поверх вышитой рубахи, в шароварах, в темно-бордовом тюрбане на голове и препоясанный того же цвета шелковым кушаком. С ним пришли двое друзей, оба пожилые люди с серьезными лицами и длинными белыми бородами. Они должны были засвидетельствовать акт обращения. Предводитель был в приподнятом настроении.

— Да пребудет с вами мир, — весело обратился он к собравшемуся обществу. — Это важный день для моих домочадцев. Сегодня вы мои гости, и я хочу, чтобы вы получили удовольствие, так что займите ваши места, и мы вместе попируем.

Он подсел к ковру, пригласил двух свидетелей сесть рядом, а третьим сел абдал. Дан и Гектор должны были сидеть напротив. Когда гости наелись и подносы были убраны, Тургут призвал всех к вниманию.

— Друзья мои, — сказал он, — обряд вступления на путь истинный — вот причина нашего празднества. Когда над сыновьями султана свершается сунна, празднество длится пятнадцать дней и ночей. Тысяча блюд риса и пятнадцать жареных быков ежедневно получают горожане, устраиваются также огненные потехи и парады, и гавань расцвечивается множеством разноцветных фонариков на мачтах собравшихся кораблей. Наш праздник может показаться ничтожным по сравнению с этим, но тем не менее он означает то же — единение, а надлежащие ритуалы следует соблюдать.

Поднявшись на ноги, предводитель галер жестом велел Дану приблизиться. Мискито ступил на середину ковра и встал лицом к своему хозяину. Тургут спросил его торжественно:

— По своей ли воле ты принимаешь истинную веру?

— Да, эфенди.

— Тогда подними палец и произноси громко и отчетливо шахаду, чтобы все слышали.

Дан послушно проделал то, что ему велели, и произнес слова: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад — Пророк Его».

Тургут обернулся и кивнул слуге, стоявшему с ножницами у него за спиной. Тот вышел вперед и, сняв с головы Дана красную шапку, бросил ее наземь, а потом ловко обрезал длинные волосы мискито, оставив только пучок на макушке. Проделав это, слуга хлопнул в ладоши, и явился его товарищ с длинным полотнищем желтовато-коричневого муслина в руках, а первый обмотал этой тканью голову мискито — получился тюрбан. Оглядев и поправив дело своих рук, слуга отошел в сторонку, а Тургут провозгласил:

— Отныне ты будешь носить имя Сулейман Мискито. По слову священного Корана: «Кто отбросил ложных богов и уверовал в Аллаха, тот оперся на крепкий посох, который вовек не сломается».

После этого под одобрительный говор присутствующих слуга проводил Дана в боковую комнату, а абдал тихо поднялся со своего места и двинулся следом.

Настала очередь Гектора. Поднявшись на ноги, он шагнул на середину ковра и по подсказке предводителя, воздев к небу указательный палец, повторил слова шахады, как это сделал Дан. С него тоже сняли красную шапку, остригли голову и повязали тюрбан, впрочем, побогаче — из тонкого хлопка, прошитого золотой нитью. После чего Тургут вышел вперед, держа на раскрытой ладони медную шкатулку, размером и формой походившую на сосуд для пилюль. Он надавил на защелку сбоку, и крышка поднялась — то была кибла, компас паломника, и стрелка его слегка подрагивала. На внутренней стороне крышки были выгравированы строчки арабской вязи.

— Здесь нанесены названия городов и стран ведомого мира, — сказал Тургут, — и случись тебе оказаться в одном из этих мест, ты сможешь, сверившись со стрелкой, определить направление на Мекку, дабы помолиться столпам ислама.

Потом, к всеобщему удивлению, он подался вперед и чопорно обнял Гектора. При этом шепнул ему на ухо:

— Не бойся. Это случается раз в жизни и делается по воле Аллаха. Хвала Творцу.

Затем он отошел, а слуга повел Гектора делать обрезание.

Когда Гектора ввели в боковую комнату, где у низкого топчана стоял и ждал абдал, юноша встревожился, не обнаружив Дана. Топчан, крепкий табурет и абдал — больше ничего.

— Не бойся, — сказал абдал, — твой друг отдыхает рядом и вскоре присоединится к пирующим. Боль пройдет быстро. Можешь лечь на топчан или сесть на табурет, как тебе больше нравится. Осман, здешний слуга, останется и будет свидетелем.

— Предпочитаю табурет, — пробормотал Гектор.

— Так же поступил и твой друг. Подними одежды и сядь, расставив ноги.

Гектор сделал, как ему велели, абдал наклонился, взялся одной рукой за его детородный член и осторожно потянул за крайнюю плоть. И вот — Гектор испуганно глянул вниз — в другой руке абдала оказался инструмент, который Гектор поначалу принял за циркуль, вроде тех, какими сам он пользовался для измерения расстояний на карте. Но те циркули деревянные и с плоскими ножками. А это… Гектора прошиб холодный пот, когда он понял, что это зажим. Абдал ловко и крепко защемил крайнюю плоть, чтобы та не отодвинулась. Гектор закрыл глаза и сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Он втянул в себя воздух и задержал дыхание, слыша тихое бормотанье: