Граничный Орден. Стрела или Молот (СИ) - Сторбаш Н.В.

К вечеру мне стало тошно от ничегонеделания. Телевизора нет, радио нет, телефона нет, а лежать и смотреть в потолок надоело до зубовного скрежета. Потому, когда Оляна заглянула ко мне в очередной раз, я попросила ее принести какую-нибудь книжку.

Горничная округлила глаза:

— Так ведь они все в кабинете его сиятельства, под замком. Нельзя мне туда. Да и зачем вам?

— Скучно. Хочу почитать что-нибудь.

— Так ведь… — она замялась. — Разве вы грамоту знаете?

Ой! Кажется, я прокололась. А ведь девке, то есть мне, лет шестнадцать-семнадцать, не меньше! И до сих пор читать не умеет. Наверное, ленилась, нос воротила от книг, одни тряпки да парни в трико на уме были. Ну, ничего! Я-то знаю, что без грамоты никуда. Вот уж удивятся мама с папой, когда их нерадивая дочь вдруг выкажет небывалое рвение к учебе!

— Картинки хотела посмотреть. Раз нельзя, так нельзя. Тогда сядь рядом и расскажи чего-нибудь интересного! Какие новости? О чем говорят люди?

Оляна странно покосилась на меня, села на самый краешек кровати и наскоро выпалила про щенков, пирожные, здоровье матушки и батюшки, будто в целом свете не нашлось ничего поинтереснее.

Всю ночь я ворочалась, отлежавшись за день. Меня бесили и эти перины, и подушки, на которых даже улечься толком нельзя было, и балдахин этот вонючий. Это сколько ж на нем пыли скапливается за день? Так что утренний приход Оляны я восприняла как освобождение, попросила помочь одеться и причесаться.

Ну и мода тут, конечно. Непонятная. Платья какие-то ни туда, ни сюда, что-то среднее между русским сарафаном и европейской модой. Ну, то есть, корсета нет, и на том спасибо, зато между кожей и верхним слоем ткани пролегает столько тряпок, что нащупать тело через них просто невозможно. Сорочка, рубашка, которая длиной как сорочка, только погрубее, нижнее платье, несколько юбок, потом верхнее платье, потом сверху еще что-то нацепляется. А ведь у каждой детали есть свое название! Вот только трусов как не было, так и нет. Оно, конечно, через все эти юбки не продует, да и на горшок ходить удобно: встал над ним, чуток раздвинул коленки, прицелился и пли! Иначе как бы я добралась до трусов? Вообще никак.

Волосы Оляна убрала мне очень просто — в косу, приспустив по бокам прядки, чтобы они обрамляли лицо. И всё. Даже кокошника не нацепила, а я-то уже думала, что последний штрих будет именно таков.

— Ну что, Оляна, пойдем завтракать? — радостно сказала я, желая размять ноги.

— Как же, барышня? Вам надобно к его сиятельству зайти, пожелать доброго утречка!

Его сиятельство — это мой отец. Жаль только, я не разбиралась во всех этих титулованиях и не знала, кто он конкретно: барон, князь или просто судья какой-нибудь. Но я его уже заочно не любила. Его дочь, считай, на пороге смерти побывала, едва очнулась, а он даже не заглянул к ней, то есть ко мне. Сложно было зайти, обнять, спросить, как самочувствие? А теперь, значит, я должна еще ему и доброго утра желать? Но мне и самой было любопытно взглянуть на этого человека. К тому же я собиралась выучиться грамоте, а кого еще об этом просить, если не отца.

С помощью Оляны я прошла на второй этаж. Она указала мне на одну из дверей. Я что-то разволновалась, даже в горле пересохло, но все же собралась с духом, постучала, услышала невнятное ворчание и вошла.

Кабинет выглядел уютным из-за светло-зеленых стен и темно-зеленой обивки мебели. Несколько массивных книжных шкафов придавали комнате солидный вид и уют. Я ожидала увидеть огромный стол, вроде того, что стоял у нашего директора в кабинете, за ним легко могло бы разместиться человек десять. Но тут стоял вполне скромный письменный столик, на котором едва умещалась чернильница, стопка бумаг и локти моего здешнего отца, моложавого подтянутого мужчины с аккуратными усами, бородой и, о боги мои, длинными волосами, перехваченными на затылке в хвост. Я всегда была неравнодушна к длинноволосым мужчинам, и этот «сиятельство» в прежней жизни явно бы захватил мое сердечко на неделю-две. Батюшка выглядел моложе матушки на добрый десяток лет. Впрочем, не он же вынашивал и рожал троих детей, не он ночами стоял на коленях и молился за их здоровье, так что чему удивляться?

— Доброе утро, папенька, — пробормотала я, присев в некоем подобии книксена.

Хотя в этих ста юбках и не присядешь толком, да и ширины подола не хватало, чтоб развернуть ткань во всей красе. А, может, мне кланяться надо? Или какой у них тут обычай?

Мужчина впервые посмотрел на меня, да так грозно, что у меня душа ушла в пятки.

— Папенька? Это что за дурость?

А голос-то какой! Низкий, бархатный… от такого мое сердце последовало за душой туда же, в пятки.

— Простите, я еще не пришла в себя после болезни, — пролепетала я.

Его взгляд слегка смягчился.

— Рад, что поправилась. Лекаря того взашей выгнал. Дурень! Только деньги зря на него потратил. В другой раз лучше Спасу пожертвую. Ну, иди целуй батюшку.

Ага, значит, его нужно звать батюшкой, будто священника.

Я подошла, чмокнула его в щеку, он тоже встал, поцеловал меня в лоб, а потом махнул рукой, мол, иди отсюда, не мешай. Вот и все нежности!

— Батюшка, я хотела спросить… Нельзя ли мне сейчас грамоте поучиться? Я буду очень стараться. Хочу помогать вам, — у меня язык не повернулся обратиться к нему на «ты», — буду читать письма, записывать что-нибудь. Как секретарь.

Нет, в прошлый раз его взгляд был вовсе не грозным, так, слегка обеспокоенным, потому что сейчас на меня буквально обрушились громы и молнии.

— Грамота? Девке? Откуда такую глупость взяла? И думать забудь.

Как меня оттуда ноги вынесли, я и сама не поняла. Словно телепортировалась за дверь. Ох и страшный мужик! Скорее всего, военный. С таким даже в постель ложиться страшно: пискнешь не так, он так зыркнет, что в обморок хлопнешься. А потом опа — и трое детей.

Завтрак тоже стал для меня испытанием. Больше всего хотелось, чтоб меня не замечали вовсе, особенно новоиспеченный папа, но мама постоянно спрашивала, не положить ли мне чего-то еще, не подать ли соус, не налить ли брусничного вара… Даже брат с сестрой начали надо мной посмеиваться.

Вернувшись в комнату, я снова задумалась над тем, что же мне делать. Хорошо, грамота запрещена, а значит, никаких академий, институтов и школ. Но чем-то дочери сиятельств должны заниматься! Потому я принялась выспрашивать у Оляны, устраивает ли мой батюшка приемы, организует ли балы, танцы, званые ужины, куда приходят всякие знатные дамы и господа.

— Иногда к его сиятельству захаживают гости, но его сиятельство всегда принимает их в кабинете, — испуганно доложила горничная. — А пляшут только в деревнях на праздники, господам такое зазорно.

— Так, и что? Мы всё время сидим дома и ничего не делаем?

Оказалось, что мы дважды в год уезжаем в имение в какую-то деревню, изредка к другим господам в гости заглядываем на неделю-другую. Обычно в такую жару, как сейчас, мы и уезжаем за город, но из-за моей хвори батюшка принял решение остаться.

Вот и все развлечения местной знати. Веселуха!

— А как же мне тогда мужа искать, если мы ни с кем не видимся? — пробормотала я себе под нос.

— Барышня, а вы совсем не помните? — удивилась Оляна. — Вы ж сговорены давно. Его сиятельство нашел вам жениха. Раз уж вы поправились, так через год и замуж выйдете.

— И кто он? Старик какой-нибудь? — зло сощурила я глаза.

— Как можно? Разве ж его сиятельство так поступит с дочерью? Справный юноша хорошей семьи, с титулом и должностью. Вы у барыни спросите.

С этими словами Оляна от меня сбежала. Пугливая она что-то, на каждый вопрос вздрагивает.

Но вопрос замужества меня слишком сильно волновал, чтобы я отступилась. Потому я выловила свою маменьку и начала расспрашивать ее.

— Матушка, что-то после хвори мне дурно. Что-то я хорошо помню, например, тебя, батюшку, Оляну, а что-то вообще никак. Скажите, правда ли, что у меня жених есть? Каков он собой? Я его видела хоть раз?