Игрек Первый. Американский дедушка - Лев Корсунский

Отправившись в город, Игрек с интересом присматривался к девушкам. Попадались очень симпатичные, с аппетитными попками и при этом в таких коротких платьицах, что только протяни руку — она твоя.

Печаль Игрека из‑за ухода Алевтины не требовала от него таких жертв как верность. Долговязому и в голову не приходило, что теперь он должен завязать себе глаза.

Разве флирт с другой девушкой может испортить то, что у них с Тиной уже было? В ходе времени Игрек разобрался. Тот, кто говорит: «Мама, роди меня обратно!», чего-то не понимает.

Прелестная миниатюрная блондинка, самозабвенно облизывающая эскимо, никогда не сможет лишить Игрека того, что было у них с Тиной. Это способен отнять только тот, кто сотрет прошлое из памяти Долговязого.

Впервые глюку стало жаль своего прошлого не только совсем недавнего, которое он помнил, но и давно минувшего. Наверно, у него случались головокружительные романы… была семья… и не только такая, как у них с Тиной и Брокгаузом.

Игрек впервые всерьез заинтересовался своей загадочной болезнью. Если вместо хорошенькой блондиночки, которая с наслаждением облизывает эскимо, беззаботно болтая ногами, когда‑нибудь у него в голове будет дырка, тогда ничего не надо.

«Я делаю замки из песка… потом появляется чья-то нога и разрушает их. Больше я не хочу ничего строить!»

Обидевшись на проклятую ногу, Игрек не задумывался, конечно, о том, кому она принадлежит. Если б он имел в виду Творца, то, наверно, вообразил себе не ногу, а руку.

Блондиночка, которую Долговязый до того страшился забыть, что впал в отчаяние, не догадывалась о его существовании. Покончив с эскимо и тщательно облизнув палочку от него, девушка озабоченно пересчитала наличность в кошельке и отправилась к мороженщице еще за одной порцией детской радости.

Воспользовавшись ее отлучкой, Игрек вышел из кустов и уселся на скамейку напротив барышни. Он не собирался приставать к сластене. Глюку доставляло удовольствие созерцание забавного человеческого существа.

«Дюймовочка!» — окрестил Игрек голубоглазую кроху, но тут же отказался от подходящего имени, вспомнив сексуальную сказочку в изложении Брокгауза про Дюймовочку и Мальчика — с-пальчик. Таких извращенцев, как эти ребята, поискать!

Узнав наконец о существовании Долговязого, блондинка бросила на своего визави настороженный взгляд. К вечеру в парке стала появляться подвыпившая публика.

— Надеюсь, вы не сексуальный маньяк? — осведомилась прелестница.

В городе орудовало два сексуальных маньяка. Судя по всему, между собой они ладили: один предпочитал старушек, другой — девочек.

Вопрос блондинки смутил Игрека. Увидев, как она облизывает эскимо, невинный распутник подумал: «Красная Шапочка делает негру минет!»

Смущение дылды блондинка сочла обнадеживающим признаком, доказательством его невиновности. Наверно, у нее тоже случались непрошеные непристойные мысли, которых она потом стыдилась.

— Хотите лизнуть? — спросила барышня, решив, что дылда проявляет интерес к мороженому, а не к ней.

Игреку захотелось по-собачьи лизнуть девушку в лицо, но он сообразил, что его могут превратно понять.

— На «американских горках» вы уже катались? — спросил Долговязый вместо ответа.

— А как же! И на «чертовом колесе»…

— Откуда вы сбежали?

Девушка засмеялась.

— Как вы угадали, что я сбежала?

Этого Игрек сам не знал.

— Стараетесь получить все радости жизни разом!

Перестав стесняться незнакомца, голубоглазая блондинка позволила себе с причмокиванием облизывать эскимо, без чего никакого удовольствия не получала.

— У меня сегодня день рождения. Я себе ни в чем не отказываю! — в голосе пигалицы Игреку послышалась детская гордость.

— А сбежали откуда?

— Из дома. — Девушка присмотрелась к застенчивому парню.

— по-моему, вы тоже откуда-то сбежали?

Игрек кивнул.

— Откуда?

— Из сумасшедшего дома.

Кроха сразу поверила длинному.

Другой бы на его месте обиделся.

— Вообще-то мой дом — тоже сумасшедший.

Псих понял: девочка не хочет, чтобы из‑за своего признания он чувствовал себя ущербным.

Тронутый ее заботой, Долговязый улыбнулся:

— Вообще-то я не особенно сумасшедший…

— Как все, наверно?

Игрек почувствовал, что сейчас случится страшное: он заплачет. Неприкрытое сочувствие всегда доводило его до слез. Единственное спасение от беды — срочно нахамить.

— Не скажите! Я побольше других сумасшедший!

Вызов в голосе полоумного обескуражил девчушку.

Ей приходилось слышать, как инвалиды хвастаются своими физическими недостатками: «У меня одного легкого нет!», «А у меня — одной селезенки и одной почки!». Но психическими изъянами при ней еще никто не гордился. От нервного напряжения Блондинка стала грызть палочку от эскимо.

«Кажется, парень в самом деле ку-ку. Как бы с ним заодно не сбрендить!»

— Как вас зовут? — спросил чокнутый, подмигивая девушке обоими глазами.

— Ира. А вас?

— Игрек.

— А, вы не русский! — нашла Ира оправдание странностям Долговязого.

— Русский. Но сумасшедший.

— А я нормальных не люблю, — чистосердечно призналась Ира. — Они такие скучные…

Кроха встала, рассудив, что нужно не убегать от полоумного, а удалиться, не теряя лица. Тогда он не тронет, возможно.

— Приятно было познакомиться! — по-светски раскланялась барышня. — Оревуар!

— Писсуар!

Непонятный звук, похожий на мышиный писк, услышала любительница сумасшедших за спиной, сделав два шага.

Обернулась. И обомлела. Безумный парень плакал.

Уловив сочувствие едва знакомой девицы, Игрек испытал приятное и пугающее ощущение: невидимка легонько перехватил его горло, намереваясь задушить. Долговязый вспомнил, что дух Алевтины, если верить полоумному Мухе, должен был покинуть ее тело и поселиться в параллельном мире. Разумеется, он немедленно отыскал своего Ангела.

Не из‑за его ли присутствия Игрек расчувствовался?

Когда маленькая Ира повернулась к нему спиной, глюк понял, что никогда в жизни больше ее не увидит, то есть она умрет для него, а он — для нее. Так же, как Тина. Недаром душа Ведьмы подает ему знак.

Хорошо, когда не знаешь, что теряешь! Утратив уже две жизни, Долговязый не хотел расставаться с теми, кто населял его третью жизнь.

Душа Тины с нежностью поцеловала Игрека в губы, и соленая влага застлала ему свет.

Покинуть плачущего человека Ира не могла, даже если он с тараканом. Но и обнаружить его слабость барышне мешало воспитание. Поэтому она сделала вид, что ничего особенного не происходит.

— Вообще-то меня зовут не Ира, — доверительно сообщила прелестница. — А вас?

— Меня тоже, — твердо проговорил Игрек, что потребовало от него усилий. — Не Ира.

— На самом деле я Юля. Так меня назвали родители. А Ирой я назвала себя сама.

— Можно я вас буду называть Ириной?

Девушка с важным видом кивнула.

— Приятно, что вы не пошли на поводу у моих родителей.

На языке у Ирины вертелся опасный вопрос: «Кто вас назвал Игреком?» Страх услышать в ответ: «Мой врач» — увел ее в сторону.

— Там, где вы живете… — изысканное воспитание мешало Ирине назвать обиталище чувствительного юноши.

— В психушке! — помог ей Игрек.

— Там не найдется для меня местечка?

— Чем вы страдаете? — осведомился душевнобольной со всепонимающей миной, свойственной доктору Ознобишину.

Ирина в задумчивости переспросила:

— Страдаю? Разве у вас живут только те, кто страдает?

— Обязательно нужно чем‑нибудь страдать, — авторитетно заверил девушку опытный псих.

— Разве нет сумасшедших, которые не страдают, а радуются?

Игрек вынужден был признать правоту мечтательной барышни.

— Все равно какой-то бзик у сумасшедшего должен быть!

— Бзик у меня есть! — Ирине жаль было расставаться с потаенным, но она предвидела радость от совместного владения ее тайной. — У меня такой бзик, что только держись!

— Годится не всякий! — с осторожностью заметил Игрек, опасаясь разочаровать девушку тем, что она вполне нормальна. — У здоровых людей тоже бывают бзики. У одного, например, была привычка спать в одной постели с курицей. Но его к нам не приняли.

— А он хотел? — удивилась Ирина.

— Его привела жена.

— С курицей может спать только сумасшедший! — глубокомысленно изрекла Ирина.

— Ты бы посмотрела на его жену! — Игрек незаметно перешел на «ты». — Нормальный с ней спать не станет.

— Кого еще не приняли в ваш дурдом? — Ирина всерьез озаботилась устройством в психушку, хотя никогда прежде об этом не помышляла.