Еврейский вопрос Ленину - Йоханан Петровский-Штерн

В отношении евреев правительство создало беспрецедентные возможности для развития советской пролетарской культуры на языке идиш. Десятки бывших эмигрантов, крупных еврейских писателей и поэтов (от Давида Бергельсона до Переца Маркиша) вернулись в СССР и приступили к работе во вновь созданных идишских газетах и издательствах. На Украине и в Белоруссии функционировали десятки местных советов и районных судов с делопроизводством на идиш. Государство также выделило значительные средства на идишские театры и открыло в Киеве и Минске научные институты еврейской пролетарской культуры. В этих конкретных обстоятельствах разговор о еврейских корнях Ленина сослужил бы дурную службу начавшейся еврейской коренизации: заявлять о еврейских корнях Ленина и поддерживать новую коммунистическую еврейскую элиту было бы непродуктивно. С другой стороны, вопрос о Бланках непременно вызвал бы грандиозный политический скандал чуть ли не на всю страну. Партийные лидеры, с которыми Каменев консультировался — включая Николая Бухарина и Григория Зиновьева, — решили, что текущий момент не благоприятствует публикации документов о Бланках.

Верный член партии Елизарова-Ульянова молчала до начала 30-х гг. Однако в декабре 1932 г. она решила вновь поднять вопрос о Бланках. С этой целью и в строгом соответствии с партийной дисциплиной она написала Сталину, прося разрешить ей опубликовать документы о еврейских родственных связях Ленина. Она упомянула, что в 1924 г. ею были собраны документальные свидетельства, но начальство Истпарта просило ее эти находки не публиковать. Теперь же, ей казалось, в условиях, когда в СССР поднимает голову антисемитизм, в особенности среди партийной верхушки, подошло время дать этим документам ход. Она подчеркивала: «У нас ведь не может быть никакой причины скрывать этот факт, а он является лишним подтверждением данных об исключительных способностях семитского племени и о выгоде для потомства смешивания племен, что разделялось всегда Ильичом».[142] Она просила разрешения написать газетную статью и пообещала сперва показать ее Сталину для одобрения.

В своем письме Елизарова-Ульянова упоминает о растущем антисемитизме в рядах партии. По ее мнению, сообщение о еврейских корнях Ленина поможет партии справиться с антисемитскими настроениями среди товарищей по партии. Возможно, у нее были и другие причины вновь поднять этот вопрос. К 1932 г. стало ясно, что ее бывший начальник Лев Каменев и его ближайший товарищ Григорий Зиновьев утратили свое влияние и теперь пресмыкаются перед Сталиным. К этому времени уже был выслан из СССР товарищ Троцкий. Сталин боролся с ними не по национально-этническому признаку — он избавлялся от некогда влиятельных партийных вождей, дабы обеспечить себе абсолютный контроль в государстве и непререкаемое подчинение в партии. Возможно, Елизарова-Ульянова полагала, что обрусевшие евреи вроде Каменева в свое время не разрешили ей публикацию по своим сугубо личным причинам, в то время как у Сталина, обрусевшего грузина, не было видимых причин скрывать еврейские элементы в родословной Ленина.

Она ошиблась. То был весьма неподходящий момент как внутри страны, так и вне ее для публикации сведений о Бланках. Во-первых, и самое главное, судя по частной переписке, у Сталина были проблемы поважнее: надо было немедленно реорганизовать секретные службы, плюс на Украине был голод.[143] Еврейский вопрос также играл некоторую роль. В1932 г. Сталин через высших военачальников вел тайные переговоры с германскими дипломатами. Один из переговорщиков с немецкой стороны, Фриц фон Твардовски, был ранен в результате покушения на него некоего Иегуды Штерна, мотивы которого спецслужбы до сих пор хранят в тайне.[144]

Подумать только — в самом центре Москвы, прямо на ступенях германского посольства, еврей с таким выразительным именем и фамилией попытался сорвать процесс налаживания дружественных связей СССР и Германии! Это был настоящий вызов. Что же касается внутреннего положения, страна раз и навсегда отказалась от НЭПа и переживала последствия этого отказа: тысячи мелких торговцев и кустарей, до того занятые в частном секторе, были лишены политических прав и стали «лишенцами». Как наиболее урбанизированное национальное меньшинство, евреи были представлены в этой социальной группе в высшей степени непропорционально. Связать Ленина с евреями в 1932 г. означало опосредованно связать вождя мирового пролетариата либо с разгромленной только что правой партийной оппозицией, в рядах которой было немало коммунистов еврейского происхождения, либо с ниспровергателями дипломатических усилий Советов, либо с лишенцами, которых не так давно провозгласили классовым врагом Советской власти.

Вероятно, Сталин понимал и то, что до него осознал Каменев: указание на еврейские корни Ленина умаляет выдающуюся роль Ленина как революционного вождя и создателя партии. Сталин мог быть обрусевшим грузином, Лазарь Каганович — обрусевшим евреем, Анастас Микоян — обрусевшим армянином, но основатель российской большевистской партии и советского государства должен был быть русским. Этой привилегии нельзя было удостоить никакую другую национальность. Русский Ленин оправдывал государственную политику русификации и стопроцентное обрусение партийного руководства.

Сталин готов был превратить афоризм Маяковского «Мы говорим партия, подразумеваем Ленин» в инструмент партийной политики. Если партия была всероссийской, а государство, задуманное и созданное Лениным, опиралось на российскую великодержавность, у Ленина не должно быть еврейских корней. Чем централизованная российская социал-демократическая партия была для Ленина, тем русский Ленин стал теперь для централизованной коммунистической партии — а именно, отлаженным механизмом контроля. Всякие сомнения в том, что Ленин русский, были бы расценены как богохульство, акт иконоборчества, политическое преступление. Другие политические преступления можно было обсуждать публично и публично же осуждать, но вот с этим можно было запросто справиться одним-единственным способом: молчанием.

Мятежной Елизаровой-Ульяновой Сталин послал ответ через угодливую Марию Ильиничну Ульянову, которая в любых вопросах всегда придерживалась линии партии, то есть — руководящей партийной верхушки.[145] По словам Марии Ульяновой, Сталин приказал сестре «молчать… абсолютно!». Елизарова-Ульянова повиновалась, прождала полтора года и затем снова обратилась к Сталину с письмом, еще более красноречивым и настойчивым, хотя несколько наивным и наивно льстивым. В письме Елизарова-Ульянова сообщает, что приказ Сталина держать язык за зубами она выполнила. Теперь же, полагает она, наступили времена, более подходящие для публикации статьи, проливающей свет на генеалогию Ленина. Она ссылается на слабое здоровье и предлагает, быть может, что если не она, то пусть кто-либо другой выступил бы в прессе со статьей, основанной на ее находках. Как и в первом письме, она выражает возмущение растущими в стране антисемитскими настроениями и призывает решительно бороться с этим позорным явлением. Статья о еврейских родственниках Ленина, по ее мнению, помогла бы подавить ползучий антисемитизм и усилила бы интернационалистскую позицию партии.

Своей инициативе Елизарова-Ульянова дала теоретическое, марксистское и научно-антропологическое обоснование. По ее мнению, наличие у Ленина еврейской родни не противоречит установкам партии о равенстве всех национальностей. Напротив, семейство Бланков являет собой неоспоримое доказательство сугубо марксистского представления о развитии наций при капитализме. Бланки служили отличным подтверждением тому, насколько важны ассимиляция и слияние наций. Этот процесс привел к такому замечательному результату, как сам Ленин, в ком соединились немецкая, русская, еврейская и, возможно, татарская кровь.

Елизарова-Ульянова была убеждена, что найденные ею документы подтверждают научное представление о гениальной человеческой личности, для появления которой необходимо несколько предшествующих поколений, получивших хорошее образование. Ульяновы являют одно такое поколение до Ленина, Бланки — два. Кроме того, еврейская генеалогическая ветвь подтверждает марксистское представление о неисчерпаемом потенциале народа, простых людей, способных произвести таких выдающихся личностей, как Ленин. Наконец, подытоживает Елизарова-Ульянова, Ленин ценил революционные наклонности евреев, подчеркивал их стойкость в революционной борьбе и считал еврейский элемент важной составляющей спаянной революционной организации.

Елизарова-Ульянова определенно полагала: чем скорее станет известно о еврейских корнях Ленина, тем лучше. Она недоумевала: «Зачем партии скрывать факт еврейских генеалогических связей Ленина?» Коммунисты подняли бы шум, обнаружь они, что Ленин был итальянцем, — откуда же у партии причины молчать о его еврействе? Она уверенно заявляла, что партии следует дать собственное концептуальное представление о генеалогии Ленина: всеобъемлющее, научное и тщательно документированное. В конце концов, верила она, информация о Бланках неизбежно появится в будущих, одобренных партией, томах ленинской биографии. Словом, сведения о еврейской родословной Ленина станут всеобщим достоянием — и это будет правильным решением с психологической, биографической, культурной, научной, политической и марксистской точек зрения.