Избранные труды. Том IV - Олимпиад Иоффе

Каждая из этих точек зрения получила свое вполне логичное обоснование. Сторонники первого метода исчисления ссылались на то, что он обеспечивает полное соответствие между степенями виновности причинителя вреда и потерпевшего и распределением ущерба между ними. Действительно, причинитель и потерпевший в наступлении ущерба (100 руб.) виновны в одинаковой мере, и потому причинитель возмещает половину от общей суммы вреда (50 руб.: 40 руб. органам собеса и 10 руб. потерпевшему), а потерпевший получает возмещение половины понесенного им ущерба (50 руб: 40 руб. в виде пенсии и 10 руб. за счет причинителя). Сторонники второго метода исчисления отмечали, что, поскольку основанием ответственности причинителя перед органами собеса служит его вина, он должен нести такую ответственность не в полном размере суммы выплачиваемой пенсии (40 руб.), а соответственно степени своей вины (40: 2 = 20 руб.). Тогда причинитель будет сообразно со степенью его виновностиотвечать в пределах половины от общей суммы причиненного ущерба (50 руб.: 20 руб. органам собеса и 30 руб. потерпевшему), органы собеса также получат возмещение половины выплачиваемой ими пенсии (40: 2 = 20 руб.), а потерпевшему будет выплачиваться возмещение, превышающее сумму, на которую он мог бы притязать с учетом тяжести им самим допущенной виновности (не 50 руб., а 70 руб.: 40 руб. в виде пенсии и 30 руб. от причинителя вреда). И если при первом варианте сверхвозмещение получали бы органы собеса, то при втором варианте его получил бы потерпевший за счет собеса, что вполне оправданно, поскольку размер назначаемой в порядке социального обеспечения пенсии ни в какую зависимость от вины потерпевшего не ставится и ставиться не может.

Статья 94 Основ в вопросе о пределах удовлетворения регрессного иска, предъявляемого органами собеса к причинителям вреда, восприняла вторую точку зрения. В ней установлено, что при обоюдной (смешанной) вине такой иск подлежит удовлетворению в соответствии со степенью вины причинителя. Напротив, утвержденные Государственным комитетом Совета Министров СССР по вопросам труда и заработной платы и Президиумом ВЦСПС Правила возмещения предприятиями, учреждениями, организациями ущерба, причиненного рабочим и служащим увечьем либо иным повреждением здоровья, связанным с их работой[135], относительно определения при тех же обстоятельствах объема ответственности причинителя вреда перед потерпевшим примкнули к первой точке зрения. В п. 17 этих Правил указано, что при обоюдной вине необходимо вначале разделить сумму утраченного заработка пропорционально степени вины причинителя и потерпевшего на две части, а затем из части ущерба, относимой за счет причинителя, исключить пенсию, и полученный остаток составит сумму возмещения, которая должна выплачиваться потерпевшему. Если оба приведенных правила применить к нашему примеру, то получится, что потерпевшему причинитель вреда будет выплачивать 10 руб. (100: 2 = 50 руб.; 50–40 = 10) и органам собеса 20 руб. (40: 2 = 20), а всего 30 руб., т. е. на 20 руб. меньше, чем сумма ущерба, возникшего по его вине (100: 2 = 50). В результате ухудшается положение либо потерпевшего (если считать по второму варианту, что он должен получать сверхвозмещение за счет органов собеса), либо органов собеса (если считать по первому варианту, что они должны за счет виновного причинителя получать возмещение всей суммы выплачиваемой ими пенсии), а улучшается положение виновного причинителя (что не вытекает ни из одного из числа предложенных вариантов и не может получить какого-либо оправдания).

Когда к законодательству предъявляются требования внутренней логической согласованности, обычно имеется в виду такое построение юридических норм, которое исключало бы возможность вынесения по одному и тому же вопросу противоположных решений со ссылкой на различные нормы права. Соблюдение этого требования составляет элементарную предпосылку последовательного осуществления начал социалистической законности. Но, как показывает приведенный пример, логика закона может страдать определенными дефектами и в ином отношении, когда различные нормы обусловливают не разноречивые выводы, а единое решение, но самое это решение оказывается внутренне противоречивым. В этом случае также имеет место нарушение требований логики, но требований гораздо более важных и существенных, заключающихся в том, что логика закона должна соответствовать логике самой жизни, характеру и сущности регулируемых правом общественных отношений. И если дефекты первого порядка вполне устранимы при наличии хорошо разработанных правил законодательной техники и строгом их выполнении в процессе издания нормативных актов, то дефекты второго порядка могут быть устранены лишь на основе всестороннего научного исследования всей совокупности конкретных вопросов, которые возникают в связи с проектируемыми законодательными нововведениями. Но для того чтобы советская юридическая наука могла оказывать эффективную помощь законодателю в этом направлении, она должна наряду с комментированием закона и выявлением его отдельных недостатков больше внимание уделять изучению конкретных причин и следствий, действующих в сфере регулируемых правом реальных отношений, так как лишь в таком случае выдвигаемые ею рекомендации смогут выдержать испытание и проверку с точки зрения не только законодательно-технической, но и практических потребностей нашего общества.

4

Ближайшие последствия законодательного нормирования социалистических общественных отношений в своей совокупности и в своем переплетении с результатами, достигаемыми на каждом новом этапе общественного развития, входят в состав более отдаленных последствий и в этом смысле обусловливают наступление коленного социального эффекта, к которому устремлена вся деятельность социалистического государства – построение коммунистического общества. Высокое качество юридических законов зависит от того, насколько при их издании, наряду с ближайшими, учитываются также вытекающие из них отдаленные последствия и в какой мере те и другие подчинены стоящей перед социалистическим государством конечной цели.

В известной мере проверка проектируемых законодательных нововведений под указанным углом зрения осуществима при помощи эксперимента. Примером такого эксперимента может служить организация Наро-Фоминского райколхозсоюза с предоставлением ему прав по организационно-хозяйственному руководству колхозами района с тем, чтобы проверить, насколько эта форма управления сельским хозяйством пригодна для придания ей всеобщей значимости. Судя, однако, по тому, что вместо райколхозсоюзов по решению мартовского (1962 г.) Пленума ЦК КПСС были созданы совхозно-колхозные и колхозно-совхозные управления, проведенный эксперимент ожидаемых результатов не дал.

Вместе с тем нужно со всей определенностью предупредить попытки экспериментов, которые с самого начала не могут получить оправдания. Так, например, О. А. Красавчиков полагал, что в порядке эксперимента следовало бы гражданские кодексы союзных республик первоначально ввести в действие на один год, а затем после устранения обнаруженных в ходе практической проверки недостатков, придать гражданским кодексам постоянную силу[136]. Не говоря уже о том, какая неустойчивость и путаница в результате этого приема возникла бы в области кодификации советского гражданского законодательства, годичный опыт действия такого крупного закона, как гражданский кодекс, – период весьма незначительный, чтобы в его пределах можно было выявить не только юридические достоинства и недостатки кодекса, но и степень его социальной эффективности. Известно, например, что уже в первые месяцы после принятия ГК РСФСР 1922 г. совершались многочисленные нападки на его первую статью и выдвигались настойчивые требования исключить ее из Гражданского кодекса. А сколько раз после этого ст. 1 ГК РСФСР объявлялась «умершей», «не действующей», «не гласящей»! И что же? В 1961 г. принимаются Основы, в ст. 5 которых в измененной редакции и с новым целевым назначением, но все же воспроизводится главная идея той же ст. 1 ГК РСФСР.

Нужно постоянно иметь в виду, что в социальных науках вообще, в том числе и в науке юридической, наряду с экспериментом как искусственным приемом, ограниченным во времени своего действия, существенное значение приобретает другой метод проверки истинности научных суждений – общественная практика, социальный опыт, накапливаемый на основе данных более или менее длительного периода общественного развития. Следует ли отсюда, что тем самым издание юридических законов производится вслепую, без ясного представления о возможных отдаленных последствиях их действия и что только длительное применение этих законов позволяет ответить на вопрос, насколько их издание было разумным и обоснованным?