Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако» - Автор неизвестен Древневосточная литература

9

О том, как женщина возродилась собакой

У Иккю была собака. Как-то раз принесла она пятерых щенков. Одного из этих пятерых мать-собака невзлюбила, к соску не подпускала, рычала на него и кусала.

Слуги за это злились на неё и пинали, а как-то ночью она явилась во сне Иккю и сказала:

— В прошлой жизни я была куртизанкой по имени Касива, и у меня было пятеро мужчин. Четверо, если что случалось, относились ко мне с большой любовью. А один постоянно лгал и много раз заставлял меня страдать, а мне, хоть и не нравился он, но приходилось быть с ним. Эти пять щенков — пятеро моих мужчин, четверых за их доброе отношение в прошлом я пою молоком и ласкова с ними. А того, из-за которого я страдала, мне и кормить не хочется, не люблю я его, потому так с ним и обращаюсь! — так подробно рассказала она о минувшем, а Иккю рассказывал о том прихожанам.

10

О монахе по имени Тикурин

В земле Ооми есть храм, который называют Тикуриндзи — Храм в Бамбуковой роще. Тамошний настоятель был ростом всего в три сяку[198].

Был там где-то мальчик, который понравился настоятелю, он раз за разом принимал его, и они развлекались, а потом почему-то мальчик к нему охладел и перестал приходить, а Тикурин в расстроенных чувствах оставил всё, закрылся в спальне, лежал ничком, жаловался прислуге, бросался подушками и всячески злословил. Тут-то пришёл к нему Иккю. А с Тикурином они были издавна дружны.

— Что это ты тут такое говоришь, на кого злишься? Давай, успокойся сначала. Что это ты, неужто расстроился и лежишь тут? Ну-ка рассказывай! — спрашивал его Иккю, и Тикурин отвечал:

— Вот такое дело со мной случилось. И теперь он ко мне охладел и не приходит. Хочу его позвать, но приходится скрывать чувства перед его родителями и братьями. Как бы так по-хитрому сделать, чтобы спросить его: «Почему ты равнодушен и не приходишь?» Вы умом превосходите прочих, помогите чем-нибудь!

Иккю отвечал:

— Есть множество способов спросить что-нибудь у человека втайне от прочих, ты заверни в бумагу немного съедобной травы, рисовых отрубей и монет.

Тикурин спросил:

— А к чему это?

— В этом будет вот какой смысл: «На» — травы, «дзэни» — монеты, «конука» — отруби, а всё вместе — «Надзэ ни кону ка?» — «Почему не приходишь?» — И Тикурин обрадовался:

— Как это у вас интересно получается!

— Ну вот, а сегодня вот льёт дождь, и оттого так печально. Вчера я от одного человека получил немного выдержанного сакэ. Выпей немного. А я тоже присоединюсь! — И стали наливать друг другу, пели и танцевали, и посреди одной песни Иккю встал и начал плясать:

«Почему ты не пришёл?» —Разве ведомо подушке?Не бросай подушкою,Нет на ней вины!Тикурин ТикуринТинрикурин,От горшка два вершка —Веселей пляши!Вот так — тясэн я коро са!

Кими га кону тотэМакура га сиро каМакура на нагэ соТога ва насиТикурин тикуринТинрикуринСаа тикурин дзя ходо ниКисонна одори ва нан ёСатэ тясэн я коро са

Так он спел и ушёл. Смешно это было.

11

О том, как Иккю спас крестьян из деревни Торияма, что в земле Ооми

В то время деревня Торияма в земле Ооми находилась во владении кого-то из семьи Рокудзё, и управлял ей Кудзэ Матауэмон, а человек он был безмерно жадный и отбирал у крестьян всё, что было, а сверх того ещё и утварь для возделывания земли, так что собирать урожай они не могли, а потому и жить им там стало невозможно. Стали они потихоньку пропадать один за другим, и в конце концов осталось их совсем немного. Тяжко им было, и вот собрались они, стали шуметь, решать, как им быть.

Один сказал:

— Пусть мы всего лишь крестьяне, но разве можно нас до такого доводить! Забрали даже земледельческую утварь, как мы теперь будем работать на поле? Даже если и останемся здесь, поделать ничего не сможем. Раз нам всё равно помирать, то пойдём пожалуемся, а там будь что будет! А вы как думаете?

Другой говорил:

— Нет, можно обойтись и без таких крайностей. Вот что я скажу: военные — это другое дело, а лучше бы подать жалобу тому, кто носит одежду с длинными рукавами! Надо сначала составить жалобу и ему преподнести. Так будет лучше всего. Вот только никто из нас по-письменному не умеет, и, как эту жалобу писать, мы тоже не знаем, и попросить нам некого. Что будем делать? — так рассуждал и печалился он, когда как раз проходил Иккю с чашкой для подаяния.

— Господин монах, напишите нам жалобу! — попросили они.

Иккю, услышав это, спросил, в чём дело, а они рассказали, так, мол, и так.

— Да ну, для такого дела и жалобы никакой не нужно! Вот возьмите это и отнесите господину Рокудзё! — сказал он, написал стихотворение и вручил им.

Снова и сноваБерёт, а ему не хватает,В целой деревнеУтвари уж не оставилЭтот Кусэ в Торияме!

Мата мо матаТоритэмо кикануХитомура ноНо:гу нокорадзуКусэ я Торияма

Такое стихотворение он сложил и отдал крестьянам, а они ему:

— Даже не знаем, что из этого может получиться!

Иккю им сказал:

— Непременно подайте это! — с тем и ушёл к себе.

Судили-рядили они, что делать, но были они чумазые крестьяне, только и знающие, как надрываться в поле, — как ни рассуждали, ничего толкового придумать не смогли, делать было нечего, и они поднесли те стихи. Господин Рокудзё, прочитав, сказал:

— Удивительная жалоба! Крестьянам такого вовек не придумать. Наверняка ведь попросили кого-то, а он вам так написал. Рассказывайте всё как есть! А солжёте — накажу.

Они отвечали:

— Нам это написал Иккю.

— Ах вон оно что! В нашем мире не найдётся другого шутника, который бы эдакое сочинил! — подивился он и, говорят, стал относиться к крестьянам с заботой.

Крестьяне поднесли господину стихи. Господин Рокудзё, прочитав, сказал: «Удивительная жалоба! Крестьянам такого вовек не придумать. Наверняка ведь попросили кого-то, а он вам написал. Рассказывайте всё как есть!»

12

О том, как Иккю продолжал начальные строки стихов и какое стихотворение вышло

В северной части Сага живёт Нихон[199] Саэмон, первый в Японии мастер позлословить, скорый на язык. Дошли до него разные разговоры о сметливости Иккю. «Пойду-ка к нему как-нибудь, придумаю какую-нибудь строчку позаковыристее, чтоб он продолжил, посмотрю, как он выкрутится!» — так всё собирался он, потом вдруг решился и пошёл к Иккю.

Иккю к нему вышел:

— Хорошо, что пожаловали! — стал его угощать.

Говорил ему Иккю:

— Наверное, нет другого такого человека с таким именем! — а тот ему:

— Точно, такого большого имени ни у кого быть не может!

— Что вы, бывает ещё большее, есть ведь Танский Саэмон[200], так что ваше имя ещё так себе.

Тот человек ему говорил:

— Вот ещё что, преподобный. Я давеча придумал скороговорку. Господин преподобный сам скор на выдумки, однако же тут про мирские дела, не связанные с буддийским учением!

Иккю тогда спросил:

— И что же это за скороговорка? Сначала скажите, а потом я скажу что-нибудь об этом.

Тогда тот человек сказал:

— Сейчас скажу!

«Вначале, как водится в мире, солнечный свет освещает[201] горы. Перевозчик веслом движет лодку, и птицелов хватает добычу. Веером в танце машут налево и направо, колют иглой, чтобы пустить кровь больной лошади, иглой протыкают чирьи и нарывы. Служанка прокалывает ткань, когда шьёт носки».

Так он продолжал говорить свою скороговорку.

Иккю сказал:

— Ясно!

«Итак, когда протекает крыша, её латают[202] досками. От дождя закрываются зонтом. Цветы ставят в вазу. Разные вещи промасливают. Наливают немного сакэ в еду. Мешают делать что-то. Показывают пальцем. Закрывают дверь. Шьют циновки. Хозяин рисовой лавки взвешивает рис. Книга с пьесами Но указывает тон голоса. Самшитовый гребень втыкают в причёску» — так он сложил. — Кстати, вот ещё что сложилось:

Закрываешь —Не закрывается,Будто зовёт гостей,Дверь из палисандра.Не хочешь налить,А наливаешьСнова и снова сакэВ чашку любимой.

Сасу ё: дэСасану ваХитоматиёй ноКаракидоСасану ё:Дэ сасу ваМата омоу нака ноСакадзуки

Так он ответил, а тот человек подумал: «Надо же, удивительный монах! Я этим занимаюсь каждый день, а так сразу найтись с ответом не смог бы, а он, хоть и не ожидал такого, на одном дыхании ответил, — такой он один нынче, да и до конца времён вряд ли появится подобный!» — и сказал: