Девять с половиной - Марина Рыбицкая

   В слове «независимость» мужчины обычно пропускают «не». Им так лучше слышно.

 Эля

   Утро воскресенья началось со звонков по телефону. Сотовый Максима Александровича орал не переставая. Мужчина переключался с линии на линию, не успевая отвечать, темнея лицом и следя за мной злющим взглядом дракона, пока я металась по кухне, готовя завтрак.

   – Хорошо, – коротко кидал он в трубку. – Да, завтра могу. Да, в офисе. Нет, ее там не будет. Нет, я не знаю номера ее телефона. – И так до бесконечности.

   – Кофе, – поставила я на стол кофейник и развернулась на выход.

   – Стоять! – проорал он, отключая телефон.

   – Кинологом заделались? – воззрилась я на босса. – Хорошо у вас получается. Наверное, всю ночь тренировались?

   – Скажи мне, – не обратил внимания на мой выпад Максим Александрович, – какого черта ты снова влезла в этот балахон?

   Я оглядела свое безразмерное платье, потуже затянула косынку и поправила очки:

   – И что вас не устраивает?

   – Меня не устраивает, – рявкнул Максим Александрович, проливая кофе мимо чашки, – что ты выглядишь как чучело!

   – Это с какой стороны посмотреть, – не согласилась я. – Например, я считаю, что выглядела бы чучелом в вечернем платье и на каблуках около плиты или моя посуду. Кстати, купленные вами вещи сложены в гостевой комнате.

   – И что мне с ними делать? – нахмурился он, пытаясь оценить, не издеваюсь ли я над ним.

   – Носить? – внесла предложение на рассмотрение.

   Босс зарычал странным набором звуков, не классифицирующимся в слова.

   – Была неправа! – подняла я ладони в примиряющем жесте. – Каюсь, посыпаю голову пеплом и удаляюсь использовать свой законный выходной.

   – Дома сиди! – заорал он, обвариваясь горячим напитком. – Нечего по улицам шляться в таком виде!

   – Это НЕ мой дом! – отрезала я, начиная злиться. – У нас договор! Сегодня мой выходной, и я собираюсь отдыхать! Что-то не устраивает? Ищите себе другую экономку! – И сделала шаг на выход.

   – Конечно, – язвительно сообщили мне вслед. – После вчерашнего триумфа у тебя появилось много вариантов трудоустройства… в постели!

   Я вздрогнула, резко развернулась и влепила боссу пощечину.

   – Зависть – плохое чувство, Максим Александрович! Я ухожу! – И заперлась у себя в комнате, складывая вещи.

   Так и знала, что все этим кончится! Стоит только побыть собой, как сразу запихивают в жесткие рамки стандарта!

   – Эля, – поскребся в дверь босс. Бывший. – Прости. Не знаю, что на меня нашло…

   Я распахнула створку и сообщила недогадливому мужчине:

   – Взыграл пещерный инстинкт – «мне, мое, хочу, дай». Бамц по маковке дубиной – и за волосы в пещеру, пока еще шевелится. Некоторых и отсутствие у дамы жизнедеятельности не смущает.

   Максим Александрович покаянно кивнул, признавая свою вину, и даже постарался не выдать своего раздражения при виде моего любимого маскировочного пуховика и берета с махрушками.

   – Пропустите меня, пожалуйста, – повесила я на плечо сумку с вещами. – Скоро отходит автобус, и я не хочу опоздать.

   – Куда ты пойдешь? – растерялся он, не ожидая от меня подобной решительности. – Где ты будешь жить?

   – Собственно, это не ваше дело, – спокойно сообщила я ему. Хотя уже начинала нервничать. Этот мужчина никак не поддавался моему гипнозу. Вообще не реагировал. Как будто у него иммунитет.

   – Собственно, мое, – загородил он мне проход. – Твой паспорт у меня.

   – И что? – фыркнула я. – Подам заявление об утере.

   – Но ты не снимешь квартиру, – приводил он новые доводы.

   – Поживу на вокзале или в хостеле, общежитии для приезжих, – опровергла я его аргумент. – Там не очень дорого.

   – Где?!! – взорвался мужчина. – В этом гадючнике?

   – Там тоже люди, – сжала я зубы. – И они гораздо порядочнее вас! Если уж им приспичит девушку трахнуть, то прямо сообщат ей об этом, не прибегая к оскорблениям и шантажу.

   Максим Александрович болезненно поморщился от моей прямоты и выбора слов.

   – Голова болит? – заботливо поинтересовалась я. – Топор для рубки мяса в нижнем ящике слева. Надеюсь, поможет. – И постаралась просочиться наружу.

   – Заботливая ты, Эля, – вздохнул Максим Александрович, блокируя мои маневры. – Мне действительно очень жаль, что я сорвался на тебе. – Он потер пострадавшую щеку. – Приношу свои искренние извинения и прошу тебя остаться. Честное слово, постараюсь держать себя в руках.

   – Вам бы лучше в руках подержать конкретную часть вашего тела, – посоветовала я, оттаивая. Все же гордость – это хорошо, но иногда опасно для жизни. Особенно если гордость плавно трансформируется в гордыню.

   – Сейчас пойду и подержу, – легко согласился босс, протягивая руку. – Мир?

   – Мир, – вздохнула я, протягивая свою в ответ и скидывая с плеча сумку.

   Зря я расслабилась. Совсем нюх потеряла.

   Он мгновенно дернул меня к себе, сорвал милый моему сердцу беретик и растрепал волосы, зарываясь в них ладонью.

   – Это уже нечестная игра, – уныло сообщила я, понимая, что горбатого только могила исправит.

   – А я и не обещал играть честно, Эля, – хмыкнул Максим Александрович, стягивая с меня очки. – Я лишь обещал не применять к тебе насилия.

   – Может, пересмотрим наши договоренности? – наивно поинтересовалась я, чувствуя себя полнейшей дурочкой.

   – Поздно, – обрадовал меня Максим Александрович, поднимая мой подбородок. – Я не привык идти на уступки, так же, как и ты. – И коснулся моих губ своими.

   Легко, как перышко, скользнул и отпустил, отстраняясь.

   – Хочешь в город – возьми машину, – бросил и поспешно ушел.

   Я обалдело смотрела ему вслед, пока наверху не зашумела вода. Понятливо хмыкнув, нацепила беретик, сгребла ключи и пошла шляться по улицам.

   Слякоть и грязь скрылись под первым снежком, припорошившим улицы. Пронизывающий ветер забирался под одежду, щипая кожу и заставляя дрожать прохожих. Небо, затянутое свинцовыми тучами, грозило разродиться то ли снегом, то ли дождем.

   В общем, достаточно мерзкая погода. А я шла по улицам и улыбалась. Потому что сегодня в первый раз за много-много лет моя сущность ответила на прикосновение мужчины правильно. И мужчина не стал этим пользоваться.

   В сердце пробуждались робкие лучики надежды, что я сумею пережить это время, пока смысл моей жизни не придет в этот мир и снова не подарит мне маленький кусочек жгучего счастья, чтобы снова уйти и заставить меня искать его. Где же ты, любовь моя?