Персик - Элизабет Адлер

— Здравствуйте, фрейлейн Пич. — Уолкер остановился, вынудив остановиться и девочку.

— Здравствуйте, месье. — Пич нехотя перевела взгляд с сияющих сапог гораздо большего размера, чем нужно, на его лицо. У Крюгера были короткие крепкие ноги крестьянина, враставшие, казалось, в узкую грудь, форма головы напоминала лампочку, а глаза — выпуклые зеленые шарики. Мертвые темные волосы усыпаны белыми чешуйками перхоти. И он все время принимал позу — надменную позу маленького человека: ноги широко расставлены, локти прижаты к бокам, а кулаки — к бедрам.

— И где же вы были? — спросил он, пристально глядя на ее портфель. — Разве вам не следует быть дома, готовить уроки назавтра?

Пич беспокойно переступала с ноги на ногу.

— Я как раз иду домой, месье, — сказала она, обходя его, почти перепрыгивая через его огромные ноги. Преодолевая безумное желание побежать, она запрыгала дальше по дорожке. — До свидания, месье, — сладко пропела Пич.

Крюгер уловил обрывок английской песенки, которую девочка весело напевала, удаляясь: «Она придет и гору обойдет». Сбитый с толку, Крюгер направился в большой розовый отель.

Лоис сидела на своем обычном месте в баре отеля «Ля Роз дю Кап», потягивая шампанское, в окружении восхищенных офицеров. Она выглядит великолепно, подумала Леонора, с трудом пробираясь по переполненному в предобеденные часы бару, пытаясь приблизиться к Лоис, чьи золотисто-рыжеватые волосы выгорели на солнце и казались еще светлее. На ней было прозрачное платье цвета аметиста. Леонора узнала платье Леони, которое уже давно было далеко убрано и которому, по крайней мере, лет тридцать, но Лоис выглядела в нем шикарно и экстравагантно. Откинув назад длинные волосы, она, сделала знак бармену подать еще шампанского и попросила пианиста играть погромче, чтобы слышать музыку сквозь гул голосов и смеха.

Краем глаза Леонора заметила Крюгера, который в неловкой позе застыл у пианино, сжав в руке бокал и неотрывно глядя на Лоис. Челюсть его отвратительно отвисла, а язык, облизывал влажные раскрытые губы. Леонора никогда не видела такого неприкрытого желания на лице мужчины, и ей стало плохо от дурного предчувствия. Заставляя себя быть спокойной, она села рядом с Лоис. Наклонившись ближе, она прошептала:

— Пич выполнила свою работу.

Лоис подняла стакан с шутливым тостом, улыбаясь сестре.

— Пора выпить еще перёд обедом, — обратилась она к офицерам. — Кто едет в казино в Монте-Карло?

Леонора наблюдала, как Крюгер смотрел на Лоис. Он выжидал, подобно зверю, выслеживающему свою жертву, — выжидал нужный момент, чтобы напасть. Толпа в баре начала редеть, так как все направились в столовую; она слышала, как Лоис мимоходом извинялась, обещая настойчивым офицерам, которые с неохотой уходили, присоединиться к ним, возможно, позже. Резко поставив на белое пианино стакан, так, что пиво расплескалось, Крюгер неловко вышел из бара.

— Лоис, пожалуйста, будь осторожнее, — озабоченно сказала Леонора, — Крюгер ненормальный, и он ревнует.

— Ревнует? Он? — Лоис с презрением посмотрела на удаляющуюся фигуру Крюгера. — Этот отвратительный маленький человечишка знает, что я даже не взгляну никогда на него.

— Ты видела, как он смотрит на тебя? Он хочет тебя, Лоис!

— Он — ничто, — сказала Лоис. — Маленькая спица в большом колесе.

— Он непредсказуем и опасен, — повторила Леонора, но Лоис рассмеялась.

— Хорошо, не говори, что я не предупреждала тебя, — вздохнула Леонора. — Ладно, я ухожу проверить, что делается на кухне.

— Женскую работу никогда не переделаешь, — насмешливо бросила ей вслед Лоис. Ее охватила усталость, как и каждый вечер, когда она играла свою роль возлюбленной высшего чина, любовницы Карла фон Брюгеля, одной из членов семьи де Курмон, которая знала, с какой стороны хлеб намазан маслом, и была вместе с победителями. Но постоянный поток беглецов и беженцев, спрятанных в грузовиках, уже двигался по «шампанскому пути» из Эперно. И, внимательно приглядываясь и прислушиваясь к сплетням в баре, Лоис время от времени получала крупицы ценной информации. Коктейль с шампанским был частью спектакля: веселая, очаровательная Лоис, бывшая любовница фон Брюгеля — и свободная сейчас.

— Лоис, вы меня помните? Мы встречались в Париже, Лоис подняла голову. На нее смотрели ореховые, в золотую крапинку, глаза майора Ферди фон Шенберга.

18

Уолкер Крюгер рассматривал себя в длинное зеркало из гарнитура, которым была обставлена гостиница, выпятив грудь, затянув еще на одну дырочку блестящий кожаный ремень. Элегантно щелкнув каблуками, он поклонился своему отражению. И то, что оно занимало лишь половину высоты зеркала, осталось незамеченным. На него смотрел офицер третьего рейха в шикарной, только что выглаженной форме, в сияющих сапогах, фуражка с высоко поднятым верхом, свидетельствующая о его чине, была надета на узкую голову почти под прямым углом. Зеркало отражало воплощение власти, зачеркивая лицо, которое говорило о долгих годах лишений и о принадлежности к семье, зарабатывающей деньги сбором картофеля и торговлей сигаретами и пивом.

Мать Уолкера была крупной толстой женщиной, которая обожала дешевые сардельки, приправленные острой горчицей, и темное пиво в огромной кружке, наполненной до краев. У нее был грубый гортанный голос, а рука, которой она часто била сына, — еще более грубой и тяжелой. Худоба и тщедушие сына являлись постоянным источником ее раздражения. Уолкер был точной копией своего отца, маленького жилистого человека, находившегося у жены под каблуком до тех пор, пока не напивался. Его неистовство под влиянием пива было для нее источником забавы и развлечения. Она терпела грубые любовные ласки, как терпят назойливую муху, стряхивая его одним движением, когда он истощался в оскорбительно жалких попытках. Маленькие мужики — маленькие члены.

Уолкер следил за родителями воскресными вечерами, когда они, полураздетые перекатывались на провисшей кровати, и мясистые груди матери дрябло свисали по бокам. Отец лежал сверху, отчаянно стараясь охватить их своими маленькими руками, похрюкивая, двигался вверх-вниз. Уолкера всегда возбуждал вид грудей, и он запирался в комнате, вставал на стул и озабоченно рассматривая свою возбужденную плоть в зеркале на стене, отчаянно теребя предмет, который, он надеялся, вырастет больше, до тех пор, пока липкая сперма не забрызгивала стекло.

Вся мужская суть Уолкера напряглась, когда он смотрел на себя в зеркало, вспоминая Лоис в тонком аметистовом платье, в котором она была вчера вечером, облегающем высокую грудь и округлые бедра. Он представил ее длинные стройные ноги, которые мягко переходили в нежный, теплый треугольник. Его рука прошлась по заветному месту, нащупывая пуговицы… Но нет, сейчас не время. Сегодня вечером он пригласил Лоис де Курмон пообедать с ним. И если она понимает свою выгоду, ей лучше принять приглашение. С ней что-то не так, в этом он уверен. Но в этом «что-то» он сомневался. Последний месяц он приглядывал за ней, как и за другими женщинами семьи де Курмон. Следовал за ними, если они ехали в Монте-Карло или Нейи, и взял себе за правило заходить неожиданно к Леоноре в кухни или офис. Он следил за Лоис в бассейне и вечерами в баре, не выпускал из-под контроля даже Пич, когда та ехала в школу.