Сессия: Дневник преподавателя-взяточника - Игорь Данилевский

– Хорошо, я не против. Только давай присядем на дорожку, – киваю я на стулья. Мы опускаемся на них синхронно и снова скрепляем наши губы поцелуем.

– Слушай! – моя Любовь строит мне озорную рожицу. – А интересно было бы узнать: у вас в институте голубые преподы есть или все такие, как ты – любители студенток?

– Ха! – я добродушно усмехаюсь. – Думаю, что даже на нашей кафедре они есть.

– Серьезно?

– Да. Хотя на сто процентов я не уверен, но процентов на девяносто – определенно.

– И почему ты так думаешь?

– Ты понимаешь – я много раз уже сталкивался с тем, что геи меня поначалу принимают за своего. Наверное, из-за моих длинных вьющихся волос. И я научился распознавать кое-какие их знаки и, главное, кожей чувствовать, что это именно они.

– Каким образом?

– Это сложно объяснить – это надо хотя бы раз испытать, – улыбаюсь я.

– Но все-таки?

– Ну… Они при встрече и особенно при знакомстве, сильно пожимая тебе руку, еще дополнительно несколько раз поддавливают точку у основания большого пальца. Получается, что они как бы массаж тебе китайский за секунду делают. А иногда даже просто ее поглаживают – буквально секунду, но заметить успеваешь.

– Что, правда?

– У меня, по крайней мере, было так. И в этот момент они, улыбаясь, как будто ты уже их лучший друг, очень пристально смотрят тебе прямо в глаза. И от этого их взгляда начинают мурашки по коже бегать, но не от страха, как это обычно бывает, а от того, что они тебя взглядом как будто раздевают. Если у меня появляются такие ощущения, я уже не сомневаюсь, что со мной здоровается именно нетрадиционный товарищ.

Гала начинает смеяться, как поклонница Задорнова на его концерте.

– И часто у тебя в институте бывали такие ощущения?

– В институте – нет, а так, вообще, бывают регулярно. – Теперь мы смеемся вдвоем. – Знаешь, с чего это началось? Помнишь, как наша гид в Париже, Кристина, говорила – «когда я была молода и хороша собой»? Вот в начале девяностых, когда я тоже был еще молод и хорош собой – ты ведь поэтому в меня влюбилась, верно?..

Моя Ненаглядная играючи хлопает меня по локтю:

– Не только из-за этого!

– Ну, спасибо! Я польщен! Так вот: в начале девяностых, когда книги были жутко ходовым товаром, на Брокгауза у Дома Печати все время стояли два мужика – торговали Тополем, Незнанским, экстрасенсорикой и тому подобными вещами. Оба были женаты, у одного даже, который был повыше ростом и поспокойнее, на пальце всегда кольцо было; имели детей – ну, в общем, полный набор. Я как-то стал замечать, что они на меня очень внимательно смотрят – так, что даже легкие и, должен тебе сказать, довольно приятные мурашки начинают по спине бегать. Те самые, как я потом уже понял…

– Тебе, значит, эти мурашки были приятны, да? Ха-ха! Тогда ты сам голубой, но в глубине души: латентный такой…

– Так, давай-ка, нагибайся снова! – я цапаю ее за шею и начинают склонять голову вперед, но она сбрасывает мою руку, не прекращая при этом хихикать. – Ты мне не даешь договорить, Кисюня! В общем, в один прекрасный – точнее, совсем даже непрекрасный день – сплошные тучи, холодный ветер, мелкий такой противный дождичек накрапывал, – я подхожу к ним. Они стоят уже напрочь бухие и еще по ходу пиво лакают. Ну, начинаем, как обычно, разговаривать о том – о сём. Один из них, который рослый, отчалил за новой бутылкой. И в этот момент второй, который понаглее, с виду – натуральный слесарь или водила, плотный такой бочонок с усиками, пододвигается ко мне, толкает меня своей толстой жопой и говорит: «Слушай! Ты нам с Володькой так нравишься! Так нравишься!»

– Ха-ха-ха! А ты что?

– Я просто отодвинулся и сделал вид, что не понял, о чем он говорит, а он это, хоть и бухой был, заметил и второй попытки уже не предпринимал. Я не стал на него орать, обзывать его, потому что люди не виноваты, и, самое главное, они привозили из Москвы такие интереснейшие книги, которые можно было купить только у них: поверь мне, я в то время знал ассортимент всех книжных магазинов города. В общем, ссориться с ними мне было не с руки. Но зато с тех пор я точно знал, что означают такие взгляды и, главное, мурашки по коже.

– И чё – ты такие же мурашки ловишь, когда на тебя двое с твоей кафедры смотрят?

– Смотрели. Раньше. Тот, у кого голос подозрительно высоковатый, даже как-то по спине погладил, когда мимо проходил. Теперь уже нет. Я своей ориентацией их разочаровал. Хотя взгляды и поглаживания – это не единственная причина, по которой я считаю их бисексуалами.

– А какая ещё?

– Несколько обстоятельств. Понимаешь, один из них – это бывший бизнесмен, богатый человек. Несколько квартир имеет, счета в банках, ежемесячный доход от всего этого хозяйства полтинник в месяц. А второй – обычный трудяга, который последовал моему примеру где-то три года назад, а до этого принимал все зачеты и экзамены по результатам тестирования. То есть сейчас-то у него, как и у меня, сверхприбыли, но раньше их не было, и он уезжал уже со второго января в районы на подработки в разных частных конторах. Короче, богач и бедняк, но при этом они друзья – не разлей вода. Это раз. Первый из них – гнида, каких мало, второй – очень хороший мужик…

– …Мужик! – смеется Гала.

– Ну, пусть не совсем мужик скорее всего, но тем не менее он – классный. Еще из той, уходящей породы семидесятников, то есть уже не идеалистов, но и не конченых циников – скорее, таких тихих ироничных интеллигентов…

– …Ясно. Продолжай.

– Ну, в общем, это тоже странно: совершенно разные люди – по материальному положению, по чертам характера, по моральным установкам – и всегда вместе.

– А третье?

– А третье – то, что первого из них, бизнесмена, я за все пять лет работы в институте ни разу не замечал болтающим с какой-нибудь девчонкой. Не отвечающим на вопросы после лекции или семинара, а именно просто треплющимся, с хихоньками-хахоньками. Зато раз двадцать я его засекал очень весело общающимся с парнями примерно его роста и одинаково субтильного телосложения.

– Ты думаешь, что это означает именно…

– …Видишь ли, в чем дело: его ведь невозможно купить задешево. Как он сам передавал мне один свой разговор со студентами: ребята, я не святой. Дадите мне тысячу долларов – возьму, а меньше – извините, идите учить. И все это знают, что к нему на кривой козе не подъедешь. В этих условиях он мог бы всяких красоток, которые в наших группах, я тебя уверяю, имеются, если не нагибать – все-таки внешне он далеко не Ален Делон, – то хотя бы пытаться кадрить. Но я-то знаю и от старост, и от других девиц, что он мучает всех. Он любит мучить – во многом из-за этого и работает, хотя мог бы в потолок весь день плевать, – но девчонок он любит изводить особенно. Я специально интересовался насчет некоторых супербарби-герл – они сдавали ему сами или как-нибудь договаривались? И мне всегда отвечали, что они, эти барби, ему сдавали. Никаких поблажек он им никогда не делал. Поэтому на всем этом фоне его дружеские базары с парнями похожего роста и щупловатой комплекции, согласись, выглядят как-то подозрительно…

– Да-а… Я тоже считаю, что это в принципе показатель.

– Ну, вот. Честно говоря, я думаю, что работа ему нужна больше как прикрытие. Жене, например, сказал, что поехал на занятия к вечерникам, а куда на самом деле – этого никто не знает. Будут думать, что по бабам…

– А на самом деле…

– В том числе. Раз в неделю – с друзьями в баню с девочками для приличия и маскировки, а потом – куда душа зовет. В общем, до поры до времени этот бизнесмен общался со мной очень даже хорошо. Но после того, как его друг летом увидел меня целующимся на кафедре с одной заочницей, которая прямо висла на мне – со следующего учебного года он со мной стал здороваться очень прохладно. Можно даже сказать – стал враждебно смотреть на меня. Тогда как-то всё совпало: и начало моей массовой практики, – сама знаешь, какой, – и зависания на мне этой заочницы. Он, наверное, решил, что мне слишком много счастья: и деньги появились, и девки есть, которые готовы на шею вешаться…

– …А ты спал с той заочницей? – прищуривается Гала.

– С Алиной-то?

– Ах! Ее, значит, звали Алиной?

– Нет, не спал. Она девка была и симпатичная, и с мозгами, но, во-первых, постоянно путалась с откровенно криминальными субъектами, а, во-вторых, хоть и смахивала улыбкой на Жанку Фриске, телом была далеко не Фриске. Тощая, маленького роста, задница такая же. А ты же знаешь, какие мне нравятся задницы – в виде сердца. Вот как у тебя, например. Стоп, ладно – хватит об этом…

– О чем – об этом? О задницах? – Гала шлепает меня по только что упомянутому нами обоими месту.

– Нет, о голубых и вообще о моих институтских делах. Ты мне лучше расскажи – что твоя Ленка? Занимается все по ЕГЭ с репетиторами или уже нет?

– Да. И пока все экзамены не сдаст, будет заниматься. Ой, как много в итоге приходится отдавать им! Вообще сколько же таких, как они, зарабатывают на таких, как мы! Классная у тебя все-таки работа, преподаватель!