Родные гнёзда - Анатолий Марков

Ночью на самой ярмарке в окружающих её рощах начинался знаменитый в истории наших мест соловьиный концерт, когда с вечера и до самой зари, на свободе и в клетках заливались сотни соловьёв, слушать которых и для покупки их съезжались со всей России знатоки и любители.

Сначала мальчиком, а затем юношей я любил рано утром ходить на окружённый со всех сторон лесом монастырский пруд, где особо для этого назначенный монах звонил в определённый час в колокольчик, на звук которого к берегу, где он стоял, собирались тысячи карасей и карпов, и инок кормил их хлебными корками, остававшимися в изобилии от трапез монахов и паломников в монастырской столовой.

Ныне чудотворная икона Коренной Божьей Матери, вывезенная во время занятия Курска белыми армиями архиепископом Курским и Обоянским Феофаном, находится в Соединённых Штатах, где, благодаря щедрой жертве князя и княгини Белосельских‑Белозерских, явилась возможность создать в Магопаке вторую «Коренную Пустынь», во главе которой ныне стоит высокочтимый владыка Серафим, её устроитель и настоятель — мой дорогой земляк. Он, с Божьей помощью, восстановил старые традиции Пустыни и выпустил недавно в свет подробную историю этой чудотворной иконы. Ему я и посвящаю настоящую статью.

Старый Воронеж

Над широкой зелёной поймой реки, высоко на холмах, окружённый степными просторами, живописно раскинулся старинный русский город Воронеж, в котором мне выпала счастливая доля провести учебные годы.

История этого чисто русского города весьма стара, так как о нём впервые упоминает еще Начальная летопись 1177 года, по поводу требования Владимирского князя Всеволода о выдаче ему «головой» бежавшего в Воронеж Ярополка, которого рязанцы «взяли и привели во Владимир». Вторично в русской истории о Воронеже упоминается в Троицкой летописи под 1237 годом по случаю вторжения хана Батыя в Рязанское княжество.

В 15‑ом веке Воронеж, расположенный тогда среди дремучего леса и населённый «бортниками», т. е. пчеловодами, по договорным грамотам великого князя Иоанна 3‑го отошёл под власть московских князей и не раз подвергался затем татарским разорениям, как стоявший на границе Дикого поля.

В 1586 году воеводе Сабурову с товарищами Иваном Сурковым и Василием Биркиным было приказано превратить посад Воронеж в настоящий город, что они и выполнили, но через четыре года после его постройки в 1590 году он был разграблен и сожжён пришедшими из Канева черкасскими казаками.

Во избежание подобных случаев в Воронеже в 1593 году были построены городская стена и крепость, и он стал одним из передовых стражей на южной границе России, войдя в 1633 году в Белгородскую оборонительную черту.

В 1690 году в нём был основан Алексеевский монастырь, кирпичная колокольня которого являлась в моей молодости самым древним зданием города.

В 17‑ом веке в Воронеже производилась выдача «царского жалованья» донским казакам деньгами, хлебом, порохом, свинцом, вином, салом и другими припасами, и город стал пограничным пунктом встреч иностранных послов и обмена и выкупа пленных из турецкой и татарской неволи. При Петре Великом Воронеж, расположенный на берегу судоходной реки и представлявший собой начало древнего донского пути на юг, сыграл особую роль в истории России. Благодаря окружающим его обширным лесам в нём издавна велись постройки крупных судов‑стругов, и жило много специалистов‑кораблестроителей. Это учёл Великий Преобразователь и сделал Воронеж колыбелью русского флота.

На острове против города была выстроена одна из первых русских верфей, и началась постройка кораблей, благодаря чему город быстро увеличился и расцвёл, чтобы впо-ледствии превратиться в один из наиболее оживлённых губернских городов, имевших в моё время рекордное, по сравнению с другими провинциальными городами, число учебных заведений.

От старины в Воронеже в те годы, когда я в нём учился, оставалось ещё очень многое. Помню старинный дом Гардениных, относившийся к началу 18‑го века, старинное здание арсенала, Митрофаниевский монастырь с мощами св. Митрофана, бывшего при жизни владыкой воронежским и другом Петра Великого, Путевой дворец 18‑го века, где останавливались в старину иностранные послы, и где окончил свой век последний крымский хан. Дворец был окружён каменными службами и имел обширный двор, за которым находился огромный тенистый сад. Говорили, что дворец этот был построен по планам самого Растрелли одним из его учеников.

На главной улице, носившей название Дворянской, было много барских особняков, из которых особенно интересным являлся дом Туликовых со старинными антресолями.

Самым монументальным зданием города был Михайловский Воронежский кадетский корпус, занимавший огромный квартал. Построен он был в 1845 году генерал‑губернатором воронежским и тамбовским Николаем Дмитриевичем Чертковым, пожертвовавшим для этого миллион рублей и 2000 душ крестьян, и пожелавшим, как было сказано в указе императора Николая Павловича, «по возможности сил быть сопричисленным к военному образованию дворянства». В вестибюле корпуса стоял бюст его основателя из тонкой бронзы, с соответствующей надписью. Помимо главного здания корпуса, построенного в виде буквы Т, и окружавших его служб и садов, против него был расположен плац в четыре десятины для гулянья кадет двух старших рот, а по сторонам его — четыре четырёхэтажных флигеля, в которых находились квартиры директора корпуса и офицеров-воспитателей. В Воронежском корпусе, в конце прошлого века и в начале настоящего, учились мой дядя, два моих брата и я сам.

После революции в здании корпуса поместился Воронежский университет, а во время Второй мировой войны в 1942 году здания корпуса были взорваны не то немцами, не то большевиками.

Митрофаниевский мужской монастырь и площадь перед ним, куда мы, кадеты строевой роты, ходили на парады воронежского гарнизона, представляли собой исторический памятник. В монастыре многие здания, в том числе дом настоятеля и монастырская библиотека, построенные в конце 18‑го века, являлись творениями знаменитого Д. Кваренги; по его же проекту была выстроена и колокольня монастыря.

Одним из красивейших зданий города было воронежское Дворянское собрание, с эффектным колонным залом и с колоннами на фасаде; в этом собрании я бывал на балах. Посещал не раз я также и воронежский яхт-клуб, помещавшийся на острове реки Воронеж, где при Петре находилась главная корабельная верфь. Здесь в главной зале был барельеф моего деда, писателя 70‑х годов Евгения Маркова, бывшего в конце прошлого века и в первых годах текущего столетия председателем этого клуба и управляющим Дворянским банком. В его честь меня там принимали и угощали его старые друзья.