Кукушата Мидвича - Джон Уиндем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этих слов он резко повернулся и покинул комнату.
Бернард вытащил платок и вытер со лба капельки пота. Доктор Торренс не шевелился; его лицо отливало смертельной белизной. Оба смотрели на лежащего констебля. Тот лежал тихо и, похоже, был без сознания. И еще издавал, прерывистые, гортанные звуки и изредка вздрагивал.
— О, боже! — воскликнул Бернард и глянул на Торренса. — И вы смогли жить здесь годами?!
— Я ни разу не видел ничего подобного, — ответил доктор. — Мы подозревали многое, но еще не сталкивались с таким проявлением враждебности. Слава тебе, Господи, что не сталкивались!
— Могло быть и хуже, — ответил Бернард и снова посмотрел на сэра Джона. — Нам лучше удалиться. Свидетелей таких вещей не любят. Позовите пару полицейских, пусть его заберут. И скажите им, что констеблю просто стало вдруг плохо.
Пятью минутами позже они стояли на ступеньках перед домом и наблюдали, как увозят констебля, еще не пришедшего в себя.
— Похоже, они уничтожили еще одного человека.
19. Тупик
После пары рюмок двойного виски глаза Бернарда утратили загадочный блеск, озарявший его лицо еще в Киль Мейне. Он пересказал нам разговор между констеблем и мальчиком.
— Знаете, в Детях есть одна черта, присущая земным — неспособность правильно оценивать свои силы. Чтобы они ни делали, их усилия чрезмерны. Можно прощать страшные намерения, но осуществление их ужасно. Они хотели проучить сэра Джона за неразумное вмешательство в их дела, но зашли слишком, далеко и довели беднягу до состояния безумного страха. Унизили человеческое достоинство и совсем напрасно это сделали.
Зеллаби сказал своим мягким голосом:
— Не смотрим ли мы на все слишком уж с нашей колокольни. Вот вы, полковник, говорите непростительные вещи и думаете, что Дети только того и ждут, что им все простят. Но с чего вдруг? Разве мы заботимся, чтобы нас простили волки или шакалы за то, что мы их убиваем? Нет, мы их просто ликвидируем, когда в этом возникает необходимость. Дети раньше нас уяснили себе, что мы для них представляем угрозу. Мы же до сих пор этого не понимаем. Учтите — они твердо намерены выжить и будут действовать по своему разумению, без жалости и сомнений.
Зеллаби говорил спокойно и внушительно.
— Вещи имеют тенденцию изменяться, — сказал Бернард. — Кроме нескольких незначительных инцидентов, они не совершили ничего, способного заставить нас прибегнуть к ответным мерам. И вдруг — взрыв, фейерверк несчастий. Вы можете растолковать, как такое могло случиться? Что это — случайный всплеск или нечто, вызревавшее постепенно? До случая с Полом было что-нибудь подобное?
— Неприятно и неопределенно, — подтвердил Зеллаби. — И ни одного прецедента нам в помощь. В нашей фантастике инопланетяне показаны этакими хитрыми и коварными существами с отталкивающей внешностью. Вспомните хотя бы марсиан Уэллса. Их поведение предсказуемо — развернули войнушку и грохали все, что мешало.
— Осторожно, дорогой, — сказала миссис Зеллаби.
— А? Что? А — кофе. А сахар где?
— Слева от тебя.
— Спасибо. Так на чем я остановился?
— На марсианах, — ответил я.
— Ах да, конечно. Прототип орды пришельцев. Сверхоружие против слабого вооружения человека, которого спасает чистая случайность. В Америке по-другому. Что-то приземляется, кто-то появляется и нате вам — благодаря развитым средствам передачи информации, в стране ширится паника, от побережья до побережья. Отовсюду бегут люди, автострады переполнены. А в Вашингтоне перепуганные толпы, запрудившие площади, стоят, устремив свой взор к Белому Дому. А тем временем, в каком-нибудь Кэтсхилле, богом забытый профессор с дочкой и преданным молодым помощником снуют повитухами вокруг, так сказать, «детища лаборатории», которое в последнюю секунду спасает мир. Предугадываю, что сообщение о вторжении типа нашего будет там встречено заматерелым скепсисом. Впрочем, американцы лучше себя знают. А у нас? Просто еще одна заварушка. Упрощенные мотивы, усложненное оружие, но все — то же самое. В результате, мы не можем выдать ни одного прогноза, ни одного сколь-нибудь значительного вывода. Ничего полезного, что может пригодиться, когда что-то действительно случается.
— Для меня всегда большая проблема, когда понимать вас буквально, а когда начинать выискивать смысловые слои, — сказал я.
— В данном случае, понимайте буквально, — Зеллаби покосился на полковника. — Хм, вы даже не возражаете? — спросил он. — Скажите-ка, полковник, и когда вы приняли теорию вторжения?
— Лет восемь назад. А вы?
— О, почти тогда же. А может, даже и раньше. Мне она не нравилась, но пришлось ее принять. Однако, я не знаю, какая теория ходит в официальных кругах. Так что у вас на уме?
— Сделать все возможное, чтобы максимально их изолировать от внешнего мира и проследить за их развитием.
— Замечательно. Ну и?
— Погодите, — встрял я, — У меня опять проблемы с иносказанием. Вы что, оба считаете, что Дети — пришельцы? Что, серьезно прилетевшие из Космоса?
— Вот видите, — сказал Зеллаби, — никакой паники? Просто скептицизм. Что я вам говорил?!
— Согласен, — сказал Бернард. — Это единственная теория, которую не нужно отстаивать в моем департаменте, хотя там есть люди, ее не принимающие. Однако, у нас больше фактов, нежели те, которыми обладает мистер Зеллаби.
— Ага! — воскликнул Зеллаби… — Вот мы и подошли вплотную к интересу военной разведки ко всему этому делу.
— Я не вижу причин, по которым я не могу вам об этом рассказать. Раньше вы не пытались вмешиваться в наши дела и искать корни нашего пристального интереса к Мидвичу. Но вы наверняка задумывались о нем, хотя вряд ли можете догадываться о причинах.
— Ну и? — поинтересовался Зеллаби.
— Всего-то-навсего — Мидвич не единственное место, где случилось Вторжение. За три недели по всему миру зарегистрировали ещё несколько НЛО.
— Будь все проклято! Напрасно, все напрасно! — вопль Зеллаби пронзил комнату. — Ну, и где другие Дети? Где, я вас спрашиваю?
Бернард не торопился. Он выдержал паузу и спокойно продолжил:
— Вторжение было в небольшом селении на севере Австралии. Обнаружилось тридцать три беременности. Большинство Детей умерли впервые же часы жизни. Остальные — в пределах нескольких дней. Другой сигнал пришел из эскимосского поселка на острове Виктория в северной Канаде. Местное население старается на эту тему не распространяться. Но, скорее всего, они были так напуганы и разъярены непохожестью Детей с их малышами, что постарались тут же от них избавиться. Во всяком случае, ни один не выжил. И это происходило как раз в то время, когда мидвичские ребятишки уже заставили своих мамочек вернуться. Сила внушения Детей, очевидно, развивается не сразу. Еще один Утраченный День…
Зеллаби поднял руку.
— Стойте, дайте самому угадать. Где-то за «железным занавесом»?
— Там столкнулись со Вторжением дважды, — ответил Бернард. — Один случай был под Иркутском недалеко от монгольской границы. Там вообще решили, что женщины спали с дьяволом. Результат легко угадать. Второй случай произошел на Дальнем Востоке в Гежинске, местечке в горах под Охотском. Возможно там были и другие случаи, о которых нам неизвестно. Точно было где-то в Африке и Южной Америке. Но проверить трудно: тяжело поладить с местным населением. Может быть и такое, что где-то Вторжение попросту не заметили. Соответственно, Детей тоже будет трудно выявить. В большинстве случаев, нам известных, Детей считали уродами и уничтожали. Но где-то их могли и спрятать.
— Вряд ли в Гежинске.
Бернард усмехнулся.
— Вы хороший аналитик, Зеллаби. В Гежинске Вторжение произошло за неделю до событий в Мидвиче. Мы узнали об этом в три дня. Русские страшно беспокоились. Лишь когда у нас случилось то же самое, они немного успокоились, сообразив, что это не наших рук дело. Наш агент все время следил за событиями в Гежинске и слал донесения. Он-то нам и сообщил, что в Гежинске эпидемия беременности. Тогда мы не обратили на это внимания. Но когда и у нас произошло то же самое, мы начали более пристально следить за очагами Вторжения. Когда в Мидвиче родились Дети, нам было проще, чем русским. Русские закрыли Гежинск, по размерам в два раза крупнее Мидвича, и информация оттуда стала скудноватой. Мы же не могли сделать Мидвич закрытым, поэтому действовали иначе. И, мне думается, более успешно.
Зеллаби кивнул:
— Ясно. Никто толком не знал что у кого. Но окажись у русских группа потенциальных гениев, и нам не грех иметь такую же, в противовес. Ведь так?
— Что-то вроде того.
— Я должен был это предвидеть, — сказал Зеллаби и грустно покачал головой. — Мне и в голову прийти не могло, что Мидвич далеко не уникален. Теперь я понимаю ваше отношение к нам, вы имели на это право. Так что же произошло в Гежинске, что мидвичские Дети так на нас ополчились?