Лунный цветок - Филлис Уитни

— Так значит, у нас тоже «соловьиные» полы, как в замке Нийо? — спросила она, стараясь, чтобы фраза звучала легко.

— Тише, — прошептал Джером, напряженно прислушиваясь к еле различимым звукам.

Легкий, крадущийся скрип раздался снова. Это могли быть шаги или шум гуляющего по старому дому ветра. Марсия затаила дыхание и неожиданно со страхом стала прислушиваться. Джером большими шагами прошел к двери холла и тихонько открыл ее, а затем остановился, напрягая слух. Он направился к лестнице.

Без него комната казалась пустой и огромной, заполненной темными и глухими углами и движением теней. Часы на каминной полке громко тикали в тишине. Спустя некоторое время она услышала, как Джером ходит наверху. Вскоре он спустился.

— Этот дом и раньше играл со мною такие шутки, — удрученно произнес он. — Конечно, никто не мог пройти с другой половины дома. Только у одного меня есть ключи.

— Зачем это могло кому-нибудь понадобиться? — спросила Марсия.

Легкость исчезла в нем, и он вновь был далек от нее.

— Я мало доверяю Минато, — сказал он. — Он — пережиток войны и ни для чего не годится. Он слишком много пьет и затаил злобу против меня.

Он рассеянно стучал по мраморной каминной полке, в то время как Марсия ожидала продолжения. «Что лежало за этой злобой, — размышляла она. — Может, Чийо? Если Джером интересовался Чийо — это наверняка обеспокоило бы Ичиро». При этой мысли Марсия испытала внезапное отвращение. Джером никогда не был человеком, мотивы которого было легко понять. В нем было много сложного, и сейчас за его поступками стояло нечто большее, чем просто интерес к привлекательной Чийо.

Тем не менее, она спросила:

— Почему он злится на тебя?

Его пальцы перестали барабанить.

— Это тебя не касается. Я просто хочу подчеркнуть, что в течение того времени, пока ты остаешься в доме, ты должна быть осторожна с Минато. Не говори с ним. Если он к тебе приблизится, быстро уходи. У него с войны осталась подспудная злоба.

Теперь он встревожил ее.

— Как насчет Лори? Он может обидеть Лори?

Он зачал было говорить, и она была уверена, что он хотел ответить отрицательно, но осекся и осторожно наблюдал за нею.

— И все же может, — сказал он. — Я не знаю. Дело в том, что мы не можем рисковать. Чем скорее ты уедешь из этого дома, тем лучше. Этот дом не может быть безопасным местом ни для тебя, ни для Лори.

«Не пытается ли он просто запугать меня, используя оружие, попавшее в его руки?» — подумала Марсия.

— Почему ты не попросишь его выехать, если ты так к нему относишься? — спросила она.

— Это легче сказать, чем сделать, — он раздраженно вздохнул. — Когда ты уезжаешь, Марсия?

Теперь не было надежды, что он вновь смягчится. Она выпрямилась в своем кресле, опустив ноги на пол, немного напрягшись.

— Яне собираюсь домой. Я хочу остаться здесь как твоя жена до тех пор, пока ты не будешь готов ехать на родину. После минувшей ночи я не могу поверить тому, что ты написал в своем письме.

Казалось, что пламя, которое всегда горело в глубине его глаз, ярко вспыхнуло, брови нахмурились, лицо потемнело.

— Ты не можешь здесь оставаться, — резко проговорил он. — Ты суешься в дела, которые не можешь понять. Возвращайся в Штаты, которым ты принадлежишь. Япония не для тебя.

Она соскользнула с кресла и подошла ближе к нему.

— Минувшей ночью ты хотел меня. Что теперь изменилось?

Гнев в его глазах испугал ее, и на мгновение ей показалось, что он может ударить ее. Затем он грубо толкнул ее, в ярости прошел мимо и вышел из комнаты. Несколько мгновений спустя он покинул дом, и ей показалось, что заполненная тенями комната полна народу, что ее толкают ненавистные чужие руки. Казалось, будто вновь и вновь звучат слова Джерома «Убирайся! Уезжай домой!»

Марсия выключила свет и покинула комнату, освещенную только сиянием камина. Она несколько мгновений постояла в коридоре, прислушиваясь, но порывы ветра заглушили и скрип дома, и новые скрипы наверху — казалось, что весь дом полон странных дурных предзнаменований. На ночь слуги уходили в свои жилые комнаты, и в большей части не было никого, кроме Марсии и Лори. На мгновение она захотела подняться наверх и взглянуть, попробовать открыть дверь в другую половину дома просто для того, чтобы убедиться, что там никого нет и что дверь заперта. Но такой осмотр выглядел довольно глупым, поскольку Джером только что осмотрел верхний этаж и убедился, что все в порядке. Даже его собственное беспокойство, возможно, было разыграно для того, чтобы запугать ее и вынудить уехать.

Наружная дверь запирается автоматически, и Джером закрыл ее, когда выходил. К счастью, эта половина дома была построена в европейском стиле, с нормальными дверьми и окнами, так что не было необходимости укрываться за передвижными деревянными амадо, как пришлось бы делать в японском доме. Настоящие японские дома было легко ограбить. Но только не этот дом.

Тем не менее, она не стала медлить в темном коридоре и поспешила присоединиться к Лори, в уютное тепло спальни, которую они делили с дочерью. Маленькая девочка сидела на низкой скамеечке у камина, рядом с нею стоял стул, на котором были куклы и миниатюрная маска, которую подарила ей Нэн.

Лори улыбнулась матери.

— Ты поиграешь со мной сегодня вечером, мамочка?

Марсия была рада, что у Лори такой веселый, отходчивый нрав. Она села возле дочери на коврик и около часа играла с куклами, пока не пришло время Лори идти спать. Когда ребенок уснул, Марсия села у камина; она не читала — просто ждала возвращения Джерома. Как долго она сможет играть в ожидание? Как долго она может противостоять его решимости заставить ее уехать? Что это будет за дом для нее, если она останется? И, однако, однако, прошлой ночью…

Этим воспоминаниям следовало согреть ее, но теперь ее охватила дрожь. Прежде он никогда так надолго не уходил из дома. Где он бывал в таких случаях? Кто были его друзья? Как мало она знала о человеке, который был ее мужем.

Прежде чем выключить свет в спальне, она открыла дверь в холл и прислушалась к стонущим звукам ветра, к скрипу старого дома. Но хотя казалось, что по длинным галереям наверху шелестели шаги призрака, никто не спустился по широкой темной лестнице. Далеко, в другой части дома, кто-то опять играл на самисене и пел под музыку. Какой унылой и меланхоличной кажется восточная мелодия для уха европейцев! И как парадоксальны японцы. В литературе, живописи, музыке так часто слышится трагическая нота. Казалось, что почти всегда, во всех видах искусств до трагедии остается только один шаг, и в жизни тоже, говорил Алан. В газетах часто упоминалось о самоубийствах, нередко среди молодых людей, которые разочаровались в любви и которые не могли смириться со старыми порядками, когда за них все решали родители.