Мой инсульт был мне наукой. История собственной болезни, рассказанная нейробиологом - Джилл Тейлор

Очень важной частью моей ежедневной программы стала ходьба. Когда ощущаешь свое тело текучим, невозможно понять, где начинаются, а где заканчиваются его физические границы. Ходьба помогла мне восстановить силы, и в течение первого года я стала проходить по три мили в день несколько раз в неделю. Я ходила, держа в руках две небольшие гантели, и при ходьбе размахивала ими, как буйный ребенок, но в определенном ритме. Я заботилась о тренировке всех групп мышц, делая упражнения для плечевого пояса, плеч, локтей и запястий. Многим людям мое поведение казалось странным, но благодаря тому, что я лишилась того центра в левом полушарии, который отвечал за мое "я", меня не заботило их одобрение или неодобрение. Ходьба с гантелями помогла мне восстановить силы, навыки поддержания равновесия и осанку. Кроме того, я занималась с подругой, которая с помощью массажа и акупунктуры помогла мне снова научиться определять физические границы собственного тела.

К восьмому месяцу я стала работать полный день, но по-прежнему чувствовала себя не вполне компетентной как в психическом, так и в физическом плане. Моему мозгу была свойственна какая-то медлительность, от которой я никак не могла избавиться. К сожалению, мои служебные обязанности включали ряд сложных операций с компьютерными базами данных ― операций, которые, как мне было известно, я не в состоянии выполнять. Кроме того, в связи с инсультом я очень остро почувствовала, как мало драгоценного времени мне отпущено на этой планете. Мне хотелось вернуться на родину, в Индиану. Для меня очень важным стало проводить больше времени с мамой и папой, пока они у меня есть. К счастью, моя начальница согласилась, чтобы, где бы я ни жила, я продолжала ездить по стране, представляя Банк мозга на мероприятиях, посвященных психическим заболеваниям, и благословила меня на возвращение в Индиану.

Через год после инсульта я вернулась на родину, на Средний Запад. Мое самое любимое место на земле ― город Блумингтон в Индиане. Это университетский городок идеального размера, в котором живет множество интересных и творческих людей, а кроме того, разумеется, там находится главный кампус Индианского университета. Возвращение на родину было именно тем, в чем я нуждалась для восстановления. А когда выяснилось, что новый номер моего домашнего телефона полностью совпадает с датой моего рождения ― днем, месяцем и годом, ― я поняла, что оказалась там, где мне и следовало быть! Это было одно из редких совпадений в жизни, которые помогают понять, что ты оказался в нужное время в нужном месте.

Два года после инсульта я занималась тем, что по возможности восстанавливала в памяти утро, когда у меня случился инсульт. Я занималась со специалистом по гештальт-терапии, который помогал выразить словами мои правополушарные ощущения, испытанные в то утро. Я надеялась, что, если мне удастся дать понять, что я чувствовала во время неврологического разрушения моей психики, это поможет тем, кто заботится о людях, перенесших инсульт, устанавливать с ними контакт. Кроме того, я надеялась, что если кто-то прочтет мое описание симптомов, а затем заметит их сам, этот человек догадается сразу позвать на помощь. Я работала с Джейн Невинс и Сандрой Экерман из фонда Dana над заявкой на книгу на эту тему. Хотя тогда этот проект и не состоялся, я всегда буду благодарна им за проявленный интерес и за то, что они помогли мне сформулировать важные для меня вещи.

В конце концов, когда мой мозг снова научился усваивать большие объемы информации, я решила, что пора вернуться в сферу науки и образования. Шел второй год после инсульта, когда меня взяли на работу в Технологический институт Роуза и Халманов в городе Терре-Хот вести курсы "Анатомия и физиология" и "Нейробиология". Я воспринимала это так: мне платили за то, чтобы я снова выучила детали, знания которых требует моя профессия. Я обнаружила, что, хотя я и забыла научную терминологию (левое полушарие), я по-прежнему помнила, что как выглядит и что с чем и как соотносится (правое полушарие). В итоге я ежедневно загружала свой мозг до предела, и в течение всей первой учебной четверти мне казалось, что он вот-вот взорвется от перегрузки. Я уверена, что эта сложная задача была для моего мозга именно тем, что нужно. Опережение своих студентов на одну лекцию требовало от меня немалых усилий. В течение двенадцати недель я компенсировала тяжелую работу достаточным количеством сна, и мой мозг функционировал превосходно. Я всегда буду благодарна сотрудникам отделения прикладной биологии Института Роуза и Халманов за их веру в мою способность вернуться к преподаванию.

Чтобы дать вам некоторое представление о хронологии моего восстановления, я кратко перечислю главные успехи, которых добивалась год за годом. До инсульта я была заядлой любительницей карточного пасьянса Free Cell, но только через три года я смогла снова освоить эту игру. Что до физической стороны, у меня ушло четыре года ходьбы с гантелями в руках по три мили в день несколько раз в неделю, чтобы снова научиться ходить в равномерном ритме. В течение четвертого года мой мозг снова приобрел способность работать в многозадачном режиме, одновременно выполняя хотя бы такие простые задачи, как одновременно говорить по телефону и варить макароны. До этого я могла делать в любой момент времени лишь что-то одно, то есть любое занятие требовало полной концентрации. Но за время восстановления у меня вошло в привычку не жаловаться. Я всегда помнила, в каком состоянии оказалась сразу после инсульта, и не уставала радоваться и благодарить свой мозг по тысяче раз на дню за то, что он так хорошо реагировал на мои попытки его оживить. Испробовав имевшуюся альтернативу, я очень часто переполнялась чувством благодарности за свою жизнь.

Единственным, что, как мне казалось, я утратила навсегда, была способность хоть как-то разбираться в математике. Однако, к моему удивлению, к четвертому году после инсульта мой мозг был готов снова взяться за сложение. Вычитание и умножение включились примерно через четыре с половиной года после инсульта, хотя деление стало даваться мне лишь в течение пятого года. Занятия с карточками для запоминания помогли мне снова вдолбить себе в мозг основы математики. Теперь я развиваю способности с помощью программ Brain Training и Big Brain Academy корпорации Nintendo. Думаю, любому человеку старше сорока, а также любому, кто перенес инсульт, было бы полезно использовать для тренировки мозга такого рода инструменты.

К концу пятого года я уже прыгала с камня на камень на берегу моря в Канкуне, не глядя, куда приземляются мои ноги. Это было существенное достижение, потому что до того момента мне все время приходилось смотреть вниз. Главным достижением шестого года после инсульта стало исполнение мечты накопить достаточно энергии, чтобы, поднимаясь по лестнице, преодолевать по две ступеньки за каждый шаг. Мысленные образы очень помогали мне восстанавливать физические функции. Я убеждена, что благодаря концентрации на ощущениях, вызываемых выполнением тех или иных заданий, мне быстрее удавалось учиться. Каждый день после инсульта я мечтала подниматься по лестнице, шагая через ступеньку. У меня сохранились воспоминания о том, каково это ― бежать вверх по лестнице, ни на что не обращая внимания. Снова и снова прокручивая эту сцену в сознании, я поддерживала жизнь в соответствующих нейронных сетях до тех пор, пока мой мозг и мое тело не скоординировались настолько, что я смогла осуществить мечту.

В течение всех этих лет люди, профессионально связанные со мной, были очень добры ко мне. Поначалу я боялась, что коллеги могут решить, что в результате инсульта я стала менее ценной, и начать относиться ко мне свысока, я даже боялась дискриминации. К счастью, ничего подобного не случилось. Инсульт открыл мне глаза не только на красоту и стойкость человеческого мозга, но и на щедрость человеческого духа. Многие замечательные люди проливали бальзам на мое сердце, и я благодарна им за их доброту.

Хотя начиная со второго года после инсульта я снова стала подрабатывать гастролями в роли Поющего Ученого, представляя гарвардский Банк мозга, на седьмой год после инсульта я заняла предложенную мне должность адъюнкт-профессора на отделении кинезиологии Индианского университета. Кроме того, мне всегда доставляло особую радость преподавание топографической анатомии, поэтому я начала подрабатывать волонтером в лаборатории топографической анатомии местной школы медицины Индианского университета. Возможность вновь обратиться к изучению человеческого тела и обучению будущих врачей его чудесному устройству была для меня волнующим подарком судьбы.

В тот же седьмой год после инсульта моя суточная потребность во сне сократилась с одиннадцати часов до девяти с половиной. До этого помимо продолжительного ночного сна я еще охотно спала днем. Мои сны в течение первых семи лет были весьма причудливым отражением того, что происходило в мозгу. Вместо людей и связанных с ними сюжетов в моем сознании прокручивались какие-то разрозненные обрывки данных. Полагаю, что эти сны отражали процесс компоновки мозгом цельных образов из фрагментарных сведений. Для меня стало настоящим шоком, когда мне снова стали сниться люди и связанные с ними сюжеты. Поначалу сцены, которые я видела, были отрывочны и бессмысленны. Однако к концу седьмого года мой мозг был уже так загружен в течение ночи, что, просыпаясь, я чувствовала себя не особенно отдохнувшей.