Вот и всё. Зачем мы пугаем себя концом света? - Адам Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо сказать, что не только авторы научно-фантастических произведений размышляют на эту тему. Ученого Франка Типлера не удовлетворяет мысль о возможности такого эфемерного «влияния» на следующую версию Вселенной, он желает навечно сохранить человеческую жизнь в существующей. В книге «Физика бессмертия: современная космология, Бог и воскресение из мертвых» (1994) он заявляет, что такое бессмертие не только возможно, но и неизбежно. Типлер называет Большое сжатие «точкой Омега» и пытается доказать, что оно станет трансцендентальной кульминацией космической обработки информации. По его мнению, мы найдем способ использовать неравномерность в сжатии Вселенной как источник безграничного количества энергии, чтобы, в свою очередь, запитать компьютеры далекого будущего, на которых в безупречных цифровых мирах будут эмулироваться идеальные копии всех когда-либо живших людей. Время, по мысли Типлера, будет идти асимптотически (по гиперболической кривой, которая становится все круче и круче, но никогда не станет абсолютно вертикальной), то есть этим копиям, неотличимым от воскрешенных людей, оно будет казаться бесконечным.
Несмотря на то что Типлер является уважаемым космологом[95], он не избежал насмешек из-за искреннего буквализма, с которым описал свою божественную концепцию. Он обращает внимание даже на такие мелочи, как «А воскреснет ли моя собака вместе со мной?». (Его ответ: коллективный интеллект точки Омега хочет, чтобы мы были счастливы, а если счастье зависит от возможности взять с собой собаку, значит, так оно и будет.) Однако его видение во многом является столь же беспримесным вариантом религиозного апокалипсиса, как и у Иоанна Богослова, — евкатастрофический образ неминуемого бедствия, предотвращенного в самый последний момент.
Но в этой теории есть один фундаментальный аспект, над которым стоит задуматься, — почему этот Большой взрыв должен быть вторым? Почему Вселенная, в которой мы живем сейчас, является первой? Может, наша текущая реальность — миллионная по счету версия, а следующий Большой взрыв станет миллион первым. Или, возможно, этот процесс, включающий Большой взрыв, Большое сжатие и Большой отскок, — вечный и бесконечный. Если вы продолжите размышлять в таком ключе, окажется, что есть лишь одна проблема, еще более удручающая, чем перспектива погружения космоса в нескончаемый холод, тьму и безжизненность, — а именно вероятность, что этого не произойдет.
Задумайтесь: каждая возможная комбинация атомов Вселенной возродится бессчетное число раз. Если Вселенная представляет собой конечное количество атомов, которые бесконечно перетасовываются, вы проживете свою жизнь не единожды, а бессчетное число раз.
Вы снова и снова будете проживать все — и ту ночь, когда мучились бессонницей от зубной боли, и появление на свет ваших детей, и каждую радость, и каждое страдание, и каждый момент скуки, и каждый поступок — точно так же, как уже однажды прожили их. И это будет повторяться вечно. Если вам трудно в это поверить, возможно, вы еще не совсем осознали грандиозность бесконечности.
Ницше был увлечен именно этой идеей, которую называл «вечным возвращением». Впервые он упоминает о ней в книге «Веселая наука» (1882) и развивает в шедевре «Так говорил Заратустра» (1883–1885). Некоторые умники попробуют убедить вас в том, что Ницше рассматривает вопрос о вечном возвращении лишь умозрительно, но не дайте себя одурачить — он самым буквальным образом верил в него, и если теория Большого отскока верна, тогда и он совершенно прав. Вот что он пишет:
Величайшая тяжесть. Что, если бы днем или ночью подкрался к тебе в твое уединеннейшее одиночество некий демон и сказал бы тебе: «Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь ты прожить еще раз и еще бесчисленное количество раз; и ничего в ней не будет нового, но каждая боль и каждое удовольствие, каждая мысль и каждый вздох и все несказанно малое и великое в твоей жизни должно будет наново вернуться к тебе, и все в том же порядке и в той же последовательности, — также и этот паук и этот лунный свет между деревьями, также и это вот мгновение и я сам. Вечные песочные часы бытия переворачиваются все снова и снова — и ты вместе с ними, песчинка из песка!»
Разве ты не бросился бы навзничь, скрежеща зубами и проклиная говорящего так демона? Или тебе довелось однажды пережить чудовищное мгновение, когда ты ответил бы ему: «Ты — бог, и никогда не слышал я ничего более божественного!» Овладей тобою эта мысль, она бы преобразила тебя и, возможно, стерла бы в порошок; вопрос, сопровождающий все и вся: «хочешь ли ты этого еще раз, и еще бесчисленное количество раз?» — величайшей тяжестью лег бы на твои поступки! Или насколько хорошо должен был бы ты относиться к самому себе и к жизни, чтобы не жаждать больше ничего, кроме этого последнего вечного удостоверения и скрепления печатью?[96]
Мысль Ницше заключается в том, что лишь сильнейший дух способен принять такую судьбу — с великой радостью прожить все без исключения моменты своего существования, неприятные и счастливые, увлекательные и скучные, даже если они будут в точности повторяться раз за разом — вечно. Способность принять такую судьбу — ключевое качество знаменитого «сверхчеловека» Ницше, которому, как он полагал, суждено заменить вид Homo sapiens. А для того чтобы стать сверхчеловеком, нужно заглянуть в свою душу и абсолютно точно убедиться в том, что вы искренне принимаете Вечное возвращение.
Я полагаю, что идея Большого отскока привлекает многих, поскольку позволяет избежать ужасов нарратива тепловой смерти, приоткрывая тайную дверь, через которую можно от нее ускользнуть. Меня же его последствия просто ужасают — в прямом смысле этого слова. Мысль, что я должен буду проживать свою жизнь снова и снова во всех ее подробностях, словно попав во временную петлю «Дня сурка», шедевра предельного кошмара бытия[97], вызывает у меня глубокое экзистенциальное отвращение. Несмотря на то что перспектива всеобщей тепловой смерти зловеща, ее альтернатива гораздо страшнее. Если у нас есть только два этих варианта, тогда я знаю, какой предпочту.
Глава 6. Мир в огне: климатический армагеддон
В экокатастрофе Роланда Эммериха «Послезавтра» (2004) харизматичный ученый-климатолог Джек Холл (которого играет Деннис Куэйд) выясняет, что очень скоро весь мир накроет мощнейшее и крайне пагубное изменение климата. Власти не обращают на его предостережение
