Кукловод - Сергей Шхиян

Я довольно легко преодолел первые десятки метров, немного отклоняясь от нужного направления. Пока все складывалось удачно. Я достиг деревьев и уже собрался встать, как услышал чей-то голос. Пришлось замереть на месте и сливаться со снегом.

— Пойдем, глянем, пожар же! — просительно позвал какой-то человек.

— Не, барин не велел, — лениво ответил другой голос. — Эка невидаль пожар!

— Ну, если не хочешь, тогда я один сбегаю. Мне бы только одним глазком глянуть!

Я приподнял лицо из снега и увидел двух мужиков, скорее всего, поставленных тут в секрет. Они находились шагах в десяти от меня. Один из них, видимо, любитель пожаров, от нетерпения приплясывал на месте.

— Я быстро, только туда и сразу обратно, — канючил он.

— Мне-то что, хочешь — беги, только смотри, барин проведает, заругается, — предупредил ленивый голос.

— Так как он узнает? Ну, я пошел?!

Дисциплинированный караульный пожал плечами и отвернулся, а товарищ его бросился в обход избушки, боясь упустить интересное зрелище. Я сначала собрался ползти дальше, но решил что это более рискованно, чем идти открыто и пока страж смотрел в сторону встал на ноги и снял с себя Машину рубаху. Видимо что-то, почувствовав, мужик обернулся.

— Ты, почему здесь один? Где второй караульный? Это что за безобразие? — строго спросил я.

Опознав по тону и голосу «барина», караульный снял шапку.

— Так у Прошки брюхо прихватило, он в кусты побежал, — кланяясь, ответил он.

— Ладно, оставайся тут и смотри в оба. Вот тебе на водку, — сказа я и дал ему мелкую серебряную монетку.

— Спасибо, барин, дай Бог тебе здоровья, — растрогано поблагодарил мужик, рассматривая на ладони невесть откуда свалившееся богатство.

— Там впереди еще кто-нибудь есть? — спросил я.

— Нет, только мы с Прошкой, а у него, вишь, брюхо прихватило, — не выдал он товарища.

— Ну, раз брюхо прихватило, значит, на водку не получит, — сказал я и пошел своей дорогой.

Мне даже стало весело, что все так легко и ладно получилось. И главное, обошлось безо всяких жертв и членовредительства. Осчастливленный страж смотрел мне вслед, потому я шел, нарочито не спеша, постепенно сворачивая по дуге в сторону большой березы. От нее мне следовало держаться точно на юго-запад.

Факел возле избы догорел, но стрельба не стихала. Меня это уже не волновало. Судя по косвенным признакам, Урусова сейчас поблизости не было, иначе он как-нибудь сумел бы себя проявить. Например, наслал на нас с Машей чертей или погнал мужиков в «лобовую» атаку.

Я беспрепятственно добрался до березы, вытащил компас и, держа его возле самых глаз, чтобы видеть стрелку, сверил направление. Теперь мне осталось только найти княжну. Метров двести я прошел быстрым шагом, потом двинулся медленнее, вглядываясь в темноту. Машу я не заметил, княжна сама окликнула меня, когда я проходил рядом с деревом, за которым она укрылась.

— Что ты так долго, я уже думала, что ты никогда не придешь! — еле слышно сказала девушка.

С начала нашего побега прошло минут десять, и я принял ее слова за шутку.

— Как ты долетала? — спросил я, останавливаясь возле нее.

— Зимой летать плохо, очень холодно и у вас мужчин какая-то неудобная одежда, — ответила она как-то слишком неэмоционально.

— Ничего, привыкнешь. А теперь берем ноги в руки и вперед шагом марш. Нам до утра нужно уйти так далеко, чтобы завтра нас не смогли догнать по следам.

— Только можно, я сначала немного отдохну? — попросила она. — Почему-то я очень устала.

Глава 11

Только к утру, мы вышли на какую-то разъезженную дорогу. Мороз за ночь усилился, и Маша сильно мерзла. Последние два часа она шла, что называется, на автомате, и почти не разговаривала. Видно было, как ей тяжело дается ходьба по лесу, но я ничем ей помочь не мог. Мне пришлось нести на себе оружие и припасы, так что я мог подбадривать девушку только бодрым словами.

— Скоро будет большое село, — наобум Лазаря пообещал я, — там отогреемся и отдохнем.

Княжна уже едва переставляла ноги, но терпела и не жаловалась. Я надеялся, что после рассвета нам попадется какой-нибудь гужевой транспорт, но мы уже шли по дороге около часа и не встретили ни одного экипажа.

— Прости, но я дальше идти не могу, — сказала девушка и начала оседать прямо на проезжую часть.

— Хорошо, давай отдохнем, — вынуждено согласился я. — Садись на мешок, а то простудишься.

Маша сидела, закрыв глаза, я стоял над ней и не представлял, как выкрутиться в этой ситуации. Температура была умеренная градусов двенадцать-пятнадцать ниже нуля, при ходьбе мороз почти не ощущался, но стоило надолго остаться на месте, и сразу начинали стыть ноги. Я уже подумывал, развести костер, все-таки хоть какое-то тепло, как вдалеке показался небольшой одноконный экипаж.

— Посмотри, кто-то едет! — бодро сказал я девушке.

Маша с трудом подняла веки и равнодушно посмотрела на дорогу. Видимо она так устала, что на эмоции уже не хватало сил. Экипаж приблизился, и я успел оценить и недорогую лошадь, и кустарный крытый выгоревшей рыжей кожей возок. Я махнул рукой, с просьбой остановиться. Кучер, пожилой человек в солдатской шинели и крестьянской шапке натянул поводья и придержал лошадь.

Дверка экипажа медленно открылась и показалась голова молодого человека в военной форме с воспаленными, лихорадочно блестящими глазами. На вид ему было лет двадцать. Кроме больных глаз, я обратил внимание на зеленоватую бледность лица и бескровные губы.

— Здравствуйте, господин лейтенант, — поздоровался я, — мы с товарищем попали в беду, он заболел, и не может идти. Вы не могли бы довести нас до ближайшего села?

Молодой человек ответил на приветствие, и болезненно сморщившись, сказал, что, конечно, он нам поможет, но в его возке трое не уместятся. Это было чистой правдой, тот был такой крохотный, что и двоим, там было тесно.

— Я могу сесть с кучером, — предложил я, оценив, что на козлах двоим поместиться вполне возможно.

— Ну, если вас это устроит, — сказал путник, — то милости прошу. Я бы уступил вам свое место, но сам болен…

— Спасибо, мне будет удобнее сверху, — так же учтиво, ответил я.

— Савельич, помоги господину…

— Крылову, — подсказал я.

— Господину Крылову поднять его товарища.

Савельич пробурчал что-то недовольное себе под нос, прямо как его известный по «Капитанской дочке» Пушкина тезка, слез с козел и помог мне поднять Машу. Она совсем расклеилась и почти не реагировала на окружающее. Мы с кучером под руки подвели ее к возку и посадили рядом с молодым человеком. После чего закрыли снаружи дверцу, и я со всем своим барахлом взобрался на козлы.

Савельич вернулся на свое место и тронул лошадь вожжами. Та с трудом сдвинула с места потяжелевший экипаж и пошла неспешным шагом.

— Далеко путь держите? — спросил я кучера.

— В деревню, везу молодого барина лечиться, — ответил он. — Его под Малоярославцем француз ранил, чуть насмерть не убил. Там столько народа полегло! Видимо-невидимо.

Мужик горестно вздохнул, снял шапку и перекрестился.

— Куда его ранили?

— В грудь, не чаю уж живым довести. Вот матушке будет горе, если молодой барин помрет. Один он у нее на свете, можно сказать, свет очей! Дохтура лечили, лечили, да видно не смогли с раной совладать, домой помирать отпустили. Эх, грехи наши тяжкие, и за что люди такое страдание друг другу делают.

— Ничего, может еще и выздоровеет, — сказал я, — парень он молодой, здоровый.

— Кабы так, только, боюсь, не довезу живым. Что барыне тогда скажу…

— А далеко ваша деревня?

— Теперь уже близко. Думаю, до ночи доедем. А вы, барин, куда направляетесь?

— Нам далеко добираться, пешком не дойти. Вот оказались без лошадей, да еще и товарищ заболел.

— Это плохо в дороге хворать, не рана у него?

— Нет, просто измучился и ноги стер. Не знаешь, далеко до ближайшего села?

— Скоро будем. Село не село, церковь у них еще в прошлом годе сгорела, но трактир есть, можно чая попить и обогреться.

— Вот и хорошо. Я заодно твоего барина посмотрю, может, помогу чем.

— Так ты что, не барин, а лекарь? — сразу перешел на ты, Савельич.

— Вроде того.

— Нет, ты моему Петру Андреичу не поможешь, его хорошие дохтура лечили, из немцев, и то, видать, отказались.

Выходило, что молодого человека звали так же как пушкинского Гринева из повести «Капитанская дочка», Петром. Это меня развеселило, и я спросил Савельича, не Гринев ли фамилия его барина.

— Нет, мы Кологривовы, — ответил он. — А про Гриневых я даже и не слышал.

— И каков твой барин, строг? — спросил я, вдосталь насмотревшись на крепостников.

— Голубь, — прочувственно ответил возница, — мухи не обидит, а в бою храбр. Сам видел, как Петр Андреич на француза в рост шел. Да видно, такие как он, долго не живут. Эх, грехи наши! — по привычки добавил он и опять перекрестился.