Пирожок по акции (СИ) - Ракшина Наталья

— Я влез?.. — холодно переспросил мужчина. — Давай напомню, кто меня втянул. Из Хантов есть рейс. По-моему, в час дня или что-то около этого. Сегодня понедельник, все командировочные улетели с утра, так что билеты должны быть. Думаю, ты догадываешься, куда я хочу попасть. В тот дом, где все начиналось.

— Но я туда не хочу!

— Тебе и не нужно. Но будет лучше, если ты действительно мне поможешь. Ты общалась с кем-то из сокурсников, кроме Вадима? Кто и как подал тебе идею относительно расплаты то самой монетой? И, наконец, так ли ты несведуща в ее истории — я имею в виду не чеканку фальшивых денег Демидовым, а то, как этот рубль связан с семьей Есении Осокиной?

Похоже, осведомленность о фамилии окончательно выбила Аллу из колеи. В трубке раздались короткие гудки.

— Надеюсь, сеньора Торнеро в сердцах не разбила свой телефончик. — Лозинский вернул смартфон мексиканке с подмигиванием: — Ты с ней болтала ночью по душам или по делу? Испанского я не знаю, но разговор-то слышал.

— По делу. — Вздохнула Ману. — Я уже ни в чем не уверена, Антонио.

— Так поделись сомнениями, я весь внимание.

— Позже.

Объявили посадку. Во время недолгого перелета Ману просто спала. Лозинский попробовал последовать ее примеру, но не мог уснуть. Он периодически посматривал на ее профиль, на спокойное и расслабленное во сне лицо: золотистая кожа, длиннющие черные ресницы, бархатной тенью украшающие сомкнутые веки… необычный рельеф и скульптурная лепка, едва заметные признаки возраста… Она ведь очень красива! Ей ведь только тридцать девять лет, и какой бы ужас прошлого не наложил свой кровавый отпечаток на прожитые годы — всегда есть то, ради чего можно жить дальше. Почему-то захотелось провести пальцем по смуглой щеке, очерчивая контур скулы — просто потрогать, какова эта матовая плотная кожа на ощупь.

Антон одернул себя: «Ишь! Размечтался! Что за нездоровые фантазии! Привык, понимаешь, к регулярной половой жизни с Ингой! Все, переходи из регулярных боевых частей в эпизодические снайперы!»

Видя, что Мануэлита несколько съежилась во сне (в салоне самолета, поначалу жарко натопленном, включили интенсивную вентиляцию, а тревожить женщину, чтобы достать с багажной полки куртку, не хотелось), профессор вызвал стюардессу и попросил плед — укрыть соседку. Сосед же с краю, как назло, тоже спал, сладко, с похрапыванием, так что пришлось бы будить двоих. Антон старался все делать тихо, незаметно, и был уверен, что сработал с точностью и бесшумностью мотылька, порхающего над цветком, и при этом — не задеть Ману. Когда процедура укутывания была закончена, спящая вдруг вздрогнула и пробормотала:

— Чувствую себя начинкой для того самого… пельменя. Под соусом песто. Но все равно спасибо.

В Екатеринбурге Антон впервые побывал еще до переименования этого города из Свердловска, в девяностом году прошлого века. Попал он туда на поезде, а целью была школьная олимпиада по истории. Позже визит повторился, уже во время учебы на первом курсе — на студенческую конференцию. Потом были и другие поездки — и в диссертационный совет одного из вузов, и снова на конференцию, уже в качестве свежеиспеченного профессора. И все эти годы город менялся, рос и хорошел. Лозинский не понимал и не принимал высказывания тех своих знакомых, которые с многозначительным хмыканьем говорили, как хорошо было в те самые «девяностые». Мол, это были годы истинной свободы, демократии, становления капитала и крутых шальных денег. Живи, как хочешь, делай, что хочешь, говори, что придет в голову, протестуй против всех и вся без последствий, зарабатывай без налогов — авось, не поймают и не прищучат, да и вообще…

Лозинскому было, что возразить. Да хотя бы на примере тех же приездов в Екатеринбург. Он прекрасно помнил, каким ужасным был вокзал этого города, равно как и аэропорт — и как они (да и сам город!) преобразились за прошедшие годы. Он помнил то количество наркоманов, спивающихся бомжей и беспризорных, стреляющих сигареты и нюхающих клей детей — плоды нарождающейся «демократии» после развала огромной страны, которыми были полны привокзальные территории не только в славном уральском городе, но и во многих других. Сказать, что все стало круто, идеально и замечательно — нет, это не так, но… как известно, времена не выбирают. И для того, чтобы эти времена стали лучше, нужно не разрушать до основания, а созидать. Каждому. Начиная с себя самого.

— Куда мы теперь? — спросила Ману, выглядевшая после пары часов крепкого сна гораздо лучше, чем рано утром.

Летели они без багажа, только с ручной кладью (у Антона — ноутбук в просторном чехле, куда удалось впихнуть всякие важные мелочи — от зубной щетки до запасных носков, у Ману — небольшая спортивная сумочка через плечо), так что в терминале аэропорта «Кольцово» задерживаться не пришлось.

— Для начала в село Быньги. Тут, в общем-то, близко. Час с лишним езды, если без пробок. Ты не была здесь с Аллой?

— Нет.

— А вообще… Как долго ты с ней?

— Восемь лет. С тех пор, как умер ее муж.

— И вы договорились о… взаимопомощи? Извини, что напоминаю.

В черных глазах мелькнуло непонятное выражение.

— Ох, Антонио, какой ты странный! Вечером растряс меня на откровенность, потом чуть ли не хамил за ужином, теперь извиняешься, что не имеет смысла. Я уже все выводы сделала.

— Ой! — с преувеличенно-радостным видом воскликнул Антон. — Ну, так я с чистой совестью присяду к тебе на уши. Ты собралась с обещанными мыслями? Где Алла хотела провести ритуал с твоим участием?

На удивление, метиска не вспылила. В этот момент они уже подошли к стойке заказа такси, поэтому она даже слегка понизила голос:

— Я знаю русское выражение: «простой, как три копейки». В полной мере оно к тебе относится, но почему-то не могу сердиться. Когда я плотнее познакомилась с сеньорой Торнеро и узнала, какой помощи она ждет от нашей семьи, я уже искала того, кто поможет и мне. Кто, по твоим словам, накрутил мне хвост?.. Я не могу сказать наверняка. Предками по линии моей бабушки, — матери отца, — были майя королевского рода. С детства я знала десятки самых разных историй, легенд, описаний ритуалов, часть из которых давно перевраны или утрачены. Обладание силой и способностями wayob при жизни для меня невозможно — для этого надо родиться в семье, где королевская или жреческая кровь чиста, а для нас это осталось в прошлом, кровь давно разбавлена. Оставалось уповать на месть после смерти. У меня был друг по переписке, историк майя… Он помог мне удержаться на плаву, не скатиться в депрессию, подогревал то, ради чего стоило жить — месть. Помогал собирать крупицы секретных знаний среди информационного мусора. Сначала это было почти игрой в духе «представь, что», а потом стало серьезной и единственной моей целью… Мы никогда не встречались, общались в сети, когда… когда я…

Она не договорила, но Антон понял и без слов. Речь явно шла о том периоде жизни, который Мануэлита провела в различных клиниках нейрохирургии и реабилитации. Потрясающе полезный «друг», наталкивающей на рассуждения о том, какой смысл можно вложить в дальнейшее существование. Жить ради мести, не менее страшной, чем преступление, ее запустившее. Хороший психолог был этот «друг». Хотя почему был?!

— А где он сейчас, вы общаетесь? — быстро спросил Лозинский.

— Нет. Давно уже нет. Последний раз мы переписывались два года назад. Аккаунты в сети удалены, почта заблокирована.

«Какой молодец, гад… — подумал профессор, — Хвост накрутил, надоумил, грамотно обработал… Убедился, что рыбка не соскочит с крючка — а потом сбежал в нужный момент. Ох, знать бы, кто это…»

— Кто хоть он? Сколько лет, где работал?!

— В Национальном университете Мехико. Имя… мы переписывались под никами персонажей из мультфильмов, я не сообщала свое имя, он — свое. Судя по стилю — зрелый мужчина, ровесник моего отца или даже старше.

«Ну, так это может быть кто угодно, в том числе женщина…»

География событий расширялась до безобразия. Где искать, кого?..