Деревянное море - Джонатан Кэрролл

— Что тебе надо? Убирайся и оставь меня в покое!

— Покой я тебе устрою. Вечный. Ладно, здесь все вроде в порядке. И должен тебе сказать, приятель, это как гора к херам с плеч.

— Слушай, прежде чем мы провалимся еще глубже в кроличью нору, дай мне спокойно позавтракать, а? Я ничего не ел с самых своих семидесяти лет.

— Завтрак — это хорошо. Я тоже не откажусь.

Он осклабился, как злой волк из мультфильма — острые длинные зубы, зловещая физиономия. У меня не было сил объяснять ему, что я его не приглашал.

— Почему бы нам не поесть омлета с вустерским соусом и карри?

Эти его слова меня испугали, потому что именно это я и собирался приготовить.

— Знаешь, сядь-ка и заткни свой фонтан. Будешь есть то, что я подам.

— Укуси меня.

Я открывал кухонные шкафы.

— Мне только отравиться не хватало. Сядь и уймись.

Он сел, но униматься не спешил.

— Где ты был?

— Угадай. — Я достал свою любимую сковороду.

— Там, в будущем?

Я кивнул, вынимая из холодильника то, что мне было нужно для завтрака.

— Так ты еще ничего не знаешь?

Я стал разбивать яйца в миску.

— Не знаю чего?

— Давай-ка сначала поедим, а потом можешь обосраться со страху.

— Новые сюрпризы?

— Слово сюрприз тут ни при чем, приятель. Все это один долгий кошмар. Вот выйдешь из дому — сам увидишь, что там творится. Слушай, кстати, кто такая Мэри Джей Блайдж? Я видел ее по «Эм-ти-ви». Ну и штучка! Пальчики оближешь!

Я собрался было сказать, насколько старомоден этот комплимент, но вспомнил, откуда мальчишка явился — он ведь жил в те годы, когда Фрэнк Синатра и его «Крысиная стая» были самыми крутыми парнями, сигареты и ростбиф не считались чем-то слишком уж вредным, а Джеймса Бонда все еще играл Шон Коннери. В те дни «штучка — пальчики оближешь!» было самой что ни на есть лучшей похвалой.

— Не сыпь так много карри. Ты всегда слишком…

— Уймись!

— Как насчет чашки кофе, пока мы ждем?

— Как насчет того, что у меня руки заняты, а ты мог бы оторвать задницу от стула и сам сварить кофе?

— Вполне. Где у тебя кофейник?

— Мы кофейником не пользуемся. Машина вон там.

— Какая еще машина?

— Серебристая. Там, на стойке. Автомат для эспрессо. Вон, на столике — с длинной ручкой. Спереди написано: «Гаджиа».

Сунув руки в карманы джинсов, он пренебрежительно цокнул языком с этаким мальчишеским гонором.

— Эспрессо? Этот твой итальянский кофе пусть педики пьют. У него вкус жженой резины. Где у тебя кофейник и «Максвелл хаус»? Меня устроит.

— Нет у меня никакого кофейника. Все, что есть, — это кофе для педиков. Или никакого. Не нравится — пей воду.

Он скрестил руки на груди и не произнес больше ни слова, пока я не поставил перед ним тарелку с завтраком. Не мог удержаться, чтобы не лягнуть еще разок.

— Я тебе положил немного фоонтаджиджи.

У него напряглись плечи.

— Фоонта… — что?

— Фоонтаджиджи. Приправа из Марокко. Она очень… м-м-м… — Я игриво подбоченился и сложил губы бантиком. — Ядр-реная, — жеманно раскатил я звуки «р».

Он оттолкнул от себя тарелку и вытер руки о джинсы.

— Вот сам это и ешь. А я не собираюсь. Фоонтаджиджи. Дерьмо собачье.

— Да лопай ты, черт возьми, что дают! Уж и пошутить нельзя. Это омлет с беконом, какой я всегда готовлю.

Он недоверчиво покачал головой и, вооружившись вилкой, стал осторожно тыкать омлет, как будто искал противопехотную мину. За еду взялся только после того, как обнюхал свою порцию, низко склонившись над тарелкой. Ел он молча, не дав никакому фоонтаджиджи ни малейшего шанса против своего зверского аппетита. Он чуть не уткнулся носом в тарелку, чтобы быстрее забрасывать в рот куски. Я хотел было сказать ему что-нибудь на сей счет, но вспомнил, что ведь он был мной, а я в его возрасте ел именно так, прости господи.

— Привет, Фрэнни. А это кто?

В дверях кухни стояла Паулина в зеленой ночной рубашке из тонкой ткани, которая мало что скрывала. Судя по утренней газете у нее в руке, она спускалась к почтовому ящику. На младшего она смотрела с явным интересом.

Вместо того чтобы ей ответить, я схватил мальчишку за локоть и притянул к себе.

— Она что же, видит тебя? А говорил, что только я могу тебя здесь видеть.

— Отпусти мою руку, ты! Не видишь, что ли, — я ем! И потом, я ведь тебе уже говорил, сегодня все с ног на голову перевернулось. Вот выйдешь из дому — сам увидишь. Потому я и вернулся. Тебе нужен кто-то, кто бы прикрыл твой зад.

— Но это же просто идиотизм какой-то! Откуда я могу знать, что делать, если правила все время меняются?

— Да нет никаких правил, приятель. Привыкай к этому. Иначе б я не угощался тут твоим завтраком.

— Фрэнни! — Обычно застенчивая Паулина говорила резковато, требовательно и при этом глаз не сводила с мальчишки.

— Ах да, Паулина, это сын моего троюродного брата, Джи-Джи. Вообще-то он Гари, м-м-м, Грэм, но мы всегда его называли Джи-Джи.

Меня так потрясло, что она теперь могла его видеть, что в голове почему-то не осталось ничего, кроме дурацкого фоонта… джиджи, вот как он получил имя. Он так на меня взглянул, словно я только что помочился ему на голову.

— Привет, Джи-Джи. Я Паулина.

Он ответил на это патентованной маккейбовской улыбкой на миллион долларов, очень мне знакомой. Когда Паулина, испытав на себе ее сногсшибательное действие, отвела глаза, он прошипел достаточно громко, чтобы я мог слышать:

— Джи-Джи?!

— Фрэнни нам никогда о вас не говорил. Я даже не знала, что у него есть троюродный брат.

Новонареченный Джи-Джи крутанул между пальцами вилку, которая описала полный круг. Этому впечатляющему фокусу обучил меня мой друг Сэм Байер, когда нам было по тринадцать.

— Ну, вы же знаете дядю Фрэнни…

— Дядю? Вы его зовете дядей? А откуда вы?

— Лос-Анджелес, Калифорния.

— Да знаю я, где Лос-Анджелес, — пожурила она его, но сопроводила свои слова кокетливой улыбкой, так что счет оказался в его пользу.

Не забывайте, это была та самая девица, которую я прозвал Тенью, потому что она всегда старалась быть как можно незаметней. Но теперь она говорила с Джи-Джи голосом, которого я у нее прежде никогда не слышал. Да я даже и подумать не мог, что Паулина способна на такой голос — жеманный и сексуальный. Более того, она говорила знающим голосом — и это было хуже всего. Паулина? Эта скромница, компьютерный гений, флиртует на моих глазах, как разбитная блондинка из какого-нибудь дурацкого сериала. И даже не врубается, с кем она флиртует-то! Я на минуту задумался, понравилась ли бы мне Паулина, когда я был в его возрасте? Нет, нисколько.

Но Джи-Джи, казалось, ею явно заинтересовался. Он похлопал ладонью по соседней табуретке и спросил:

— Не хочешь позавтракать с нами, Паулина?

— Я не завтракаю, а вот от кофе не отказалась бы.

— Ты почему так рано, Паулина? Обычно в это время ты еще спишь.

— Обычно да, но сегодня услышала голоса внизу и решила спуститься. И потом, у меня татуировка болит, наверно, поэтому я и проснулась.

На Джи-Джи это произвело огромное впечатление. Он восхищенно присвистнул.

— Вот это да! Ты татуировку сделала? Я, пожалуй, ни одной девчонки не знаю, которая бы решилась!

Я его поправил:

— У Пии Хаммер была татуировка.

— Да, но Пия чокнутая, — помотал он головой. — Эта жопа считает свои дыхания. А я говорю о нормальных девчонках.

Паулина медленно перевела свой взгляд соблазнительницы с меня на Джи-Джи. Я глазам своим не верил. Неужели это она? Выдержав для вящего эффекта паузу подольше, она сразила его важной подробностью. Но сказано это было нарочито небрежно:

— Мне сделали татуировку на попе. Вернее, немного выше. Ну знаешь, на пояснице? — Замолчав, она посмотрела на меня — как я отреагирую на это сообщение. К счастью, я уже наблюдал ее ягодичную живопись и потому остался невозмутим. Убедившись, что я не вскочу как ужаленный и не надаю ей по заднице, она продолжила: — Иногда там еще побаливает. Я, пожалуй, пойду оденусь и потом спущусь. Сваришь мне эспрессо, Джи-Джи?

— Нет проблем. — Он встал и подошел к машине. — Ух ты, у вас «Гаджиа»! Лучше машины для эспрессо нет.

Паулина кивнула в мою сторону и закатила глаза.

— Это Фрэнни купил. Он самый первый во всем мире кофейный сноб. Лично для меня и обыкновенный кофе хорош, но у него на этот счет просто какая-то мания.

— Но это и понятно: один раз попробуешь хороший эспрессо, и никакое растворимое дерьмо больше в рот не лезет, — заявил Джи-Джи, колдуя над машиной с видом знатока.

Я подавил смешок, наблюдая, как он стремится произвести впечатление на мою обычно застенчивую как улитка падчерицу.