Henker - Палач - Олег Борисов

— Сам знаешь. Что, имперская пехота наши жизни спасала, да? Знаю я, чем вы там занимались… Каратели…

Курьер нашел Шольца в кабинете бургомистра, где они только что поставили итоговую точку в совместном докладе.

— Господин старший обер-крейз, ра…

— По делу! — одернул молодого человека сыщик, ощущая набегающий вал неприятностей.

— Вас просят в «Козырные тузы». Хозяин просит. Ваш помощник там с посетителем сцепился, заведение почти разгромили… А может, и не почти…

Как Клаккеру было достаточно только рявкнуть на мелкую нежить, чтобы навести порядок, так и Шольцу понадобилось лишь перешагнуть через поваленные лавки, чтобы два бузотера обмякли в чужих руках и перестали срывать голоса в яростном реве. Посмотрев на переломанную мебель и остатки посуды, начальник отделения Сыска и Дознания кивком поздоровался с бледным хозяином заведения и скомандовал:

— Оба — ко мне. Немедленно. И чтобы ни звука по дороге, а то за себя не ручаюсь… Вам, уважаемый, оценить ущерб и прислать письмо. Я покрою убытки. Если кого из уважаемых горожан зацепили, пока молодчиков успокаивали — жалобу мне, я разберусь и компенсирую…

И лишь в кабинете Шольц позволил себе дать волю бушевавшей внутри буре:

— Идиоты! Два пустоголовых идиота! Вы что, совсем с катушек слетели? Один с нечистью хороводы водит, другой на старости лет в драку влезает, словно шпана подзаборная. Вы что? Какого дьявола?!

— Да он меня карателем назвал! А меня — убийцей! А… — хором заголосила парочка, одергивая рваную одежду. Но хозяин кабинета не стал дальше слушать, лишь припечатал ладонью по столу и рявкнул, перепугав до смерти дремавшего в клетке крока.

— Ша!.. Обалдуи… А выяснить на словах не могли, да? Чтобы носы друг другу не разбивать и скамейками горожан разбрасывать? Нет, когда мама с папой вас мастерили, силушки влили без меры, а с головой как-то не сложилось… Специально для тебя, убивец, говорю. Один раз говорю, повторять не буду… У Мирака семья на фермерских заделах жила. Когда там бунтовать вздумали и послали императора далеко и с помпой, генералы войска ввели. Для подавления мятежа. И не разбирались: кто зачинщик, кто просто рядом стоял. Кучу народа в пеньковых галстуках развесили отсюда и до границы… Понятно теперь, почему он солдат ненавидит? И плевать ему, что ты в это время пиратов давил в совсем других землях, а потом подыхал, спасая рабочих от набега нечисти… Поздно его переделывать, он для себя мир на белое и черное уже поделил.

— Откуда я знал, — прохрипел Клаккер, трогая языком верхний клык. Похоже, в этот раз ему достался достойный соперник, и чудо, что все зубы целы.

— Говорить надо, а не кулаками махать! — завелся было Шольц, но палач лишь парировал в ответ:

— А я чего делал, по твоему? Как раз и подсел пообщаться. Вот и…

— Значит, учиться тебе еще надо, как с людьми разговаривать… Так, теперь о тебе.

Сыщик устроился в кресле, вытер платком вспотевшее лицо и буркнул тоном, не допускающим возражений:

— Я тебя, Мирак, доктору рекомендовал. И не пожалел ни разу за все годы. Крупп считает, что на тебе лечебница держится… Колись, что за деньги и откуда. Очень неприятно совпало все со смертью Вардиса.

Санитар долго молчал, буравя тяжелым взглядом полицейского, потом обмяк и глухо ответил, с трудом выдавливая из себя слова:

— Лили на содержание. Семья заплатила.

— Какая Лили? Кражомирская?

— Она…

— Вроде у тебя с ней дружба была, если я правильно помню.

Бородач опустил голову и еле слышно пробурчал:

— Была. Даже хотели к фермерам бежать, там тайно обвенчаться. Но потом она пару себе нашла среди знакомых отца. К венцу дело шло… Да не сложилось… Доктора так и не смог объяснить, чем она переболела. Но хоть телом и выздоровела, а ум утратила напрочь. Два года дома держали, потом в лечебницу отдали. Я там ее и встретил.

— Старшую дочь Кражомирских? Надо же, — изумился сыщик, бросив мокрый платок на столешницу. — Вот не подумал бы… Точно, болтали люди. И ты теперь за ней ухаживаешь?

— Да. Уже больше десяти лет. Раз в год семья переводит на содержание, я эти деньги трачу по чуть-чуть, чтобы хватило. Поначалу от меня шарахались, а потом привыкли. Несостоявшийся муженек сразу удрал, семья старается забыть о проблемах. Так — всем удобнее. И дочь под присмотром, и языки лишний раз не треплют… Но я бы и бесплатно за ней ухаживал, что мне эти деньги… Жаль только, что за все годы никого так и не признала. Моя Лили…

Клаккер выпучился на санитара, потом не удержался и спросил:

— Эта бабушка, да? Ты все не хотел к ней пускать? Со второго этажа… Как ее…

— Ей тридцать девять… Бабушка, скажешь тоже… Сдала сильно последние месяцы, Крупп говорит, болезнь вернулась. И ничем помочь не может…

Палач молчал, потупив взор, потом подошел к Мираку и пробормотал:

— Слушай, я же не знал… Думал — вот она, ниточка. Вот покойник, вот человек с деньгами. И сложилось все же в одно… Ну, прости. Я ведь не сыщик, так только, железками махать… Хочешь — вот ударь меня. Я даже сдачи не дам. Ударь, только зла не держи. Я же по глупости…

— Да пошел ты…

Санитар медленно натянул шапку и устало спросил Шольца:

— Я еще нужен?.. Ну, тогда бывайте… И я в самом деле не знаю, кто это пациента угрохал. Не было у нас посторонних. И свои к нему не заходили…

И уже открыв дверь, повернул голову и бросил напоследок:

— Ты, это… За «карателя» тоже прости. Я не знал, что ты из строевых частей. У меня ваши парни многих знакомых тогда от нечисти отбили… Так что я это тоже, сгоряча. Да…

И ушел, аккуратно прикрыв за собой створки и прогремев сапогами по гулкому коридору.

— Вот тебе и подозреваемый, — подвел итог беседе сыщик, натягивая форменную шинель. — Давай-ка домой, бракодел. И постарайся в ближайшие дни никого не прибить под горячую руку. Мне еще до Нового года разгребать то, что уже наворотил… И большую часть штрафов из своих премиальных покроешь. Чтобы в следующий раз думал, что творишь…

Ранним воскресным утром Клаккер постучался в тяжелые двери и долго ждал, когда приоткроют узкую щель.

— Это я… Здравствуй… Похоже, разобрался я, что именно стряслось с покойником. Мне бы парой слов перемолвится с той девушкой, в мешковине. С глазастенькой, из пятнадцатой палаты.

Мирак молчал, разглядывая посетителя, но потом все же впустил палача. Безмолвной тенью проводил до палаты, затем процедил:

— Я рядом буду. Если что — стучи. Гжелика мирная, на людей не кидается. Не обижай только ее, она совсем безобидная.

— Гжелика, — повторил охотник и вздохнул. — Не обижу. Хоть и тяжело у меня с разговорами, но не должен ее расстроить.