Обаяние Джулиана Лефрея (ЛП) - Грей Р. С.

Моя улыбка исчезла, когда палец завис над клавиатурой. Я знал, что Джозефина не поймет моих рассуждений по поводу похода на благотворительный вечер. Она не знает мою мать и не понимает наших отношений. У меня не было времени все ей объяснить, но я знал, что под всеми этими шутками, единственным доступным способом, она дает мне знать, что расстроена.

Мне нужно найти способ доказать ей, что это мероприятие для меня строго деловое.

Я не обратил внимание, когда мой водитель направился в сторону апартаментов Присциллы. Не обратил внимание, когда она заняла место рядом со мной на заднем сиденье, и я бросил ей тихое приветствие. Я не обратил внимание, когда мы прошли ступеньки и повороты; на вспышки камер перед своим лицом, как чрезмерное количество светлячков.

Если бы кто-то после мероприятия спросил в чем была одета Присцилла или какая у нее была прическа, я бы не смог ответить. Зеленое? Темно-синее? Что-то темное. Кто знает.

Я проходил мимо гостей и отвечал на вопросы, когда они были направлены в мою сторону, и продолжал искать свою мать, чтобы она увидела, что я сделал, как она просила, и посетил ее благотворительный вечер.

Я держал одну руку в кармане, сжимая ее вокруг телефона, молясь, чтобы он завибрировал входящим сообщением от Джо.

Через два часа мне стало скучно, и я весь издергался. Я снова отправился искать свою мать. По дороге махал и кивал всем знакомым, и наконец нашел маму в передней части помещения, рядом со сценой и с микрофоном в руках.

Она была одета в золотистое платье с гигантским бантом, расположенным на бедре. Каштановые волосы были стянуты в тугой узел на затылке, а кожа была покрыта искусственным, темным загаром. Я знал, что он был искусственным, потому что мы с сестрой получили смуглую кожу от отца, а мама всегда была бледной. Когда мы ездили отдыхать, Лорена, отец и я сильно загорали уже в первый день. Мама все это время сидела под зонтиком, нанося на кожу крем с защитой SPF 90.

Она готовилась пойти на сцену, но заметила меня.

— Джулиан! — проворковала она, скользя по мне взглядом. — Я собиралась сказать быстрый приветственный тост.

Я наклонился, и она расцеловала мои щеки, не коснувшись их губами. Не могу припомнить последний раз, когда она обнимала меня по-настоящему.

— Привет, мам. На самом деле мне нужно уходить, но я рад, что повидал тебя. Все выглядит великолепно.

А вот и комплимент. Лорена не будет на меня злиться. Я посетил мероприятие. Не было закона, который гласил, что я должен был остаться и помочь убраться в два часа ночи.

Лицо мамы едва поникло — ботокс гарантировал, что большая часть мышц ее лица не двигалась больше, чем на пол сантиметра.

— Уже?

Она дотянулась до моей руки, и потянула меня к краю сцены, подальше от зоны слышимости своих друзей, с которыми она общалась, когда я только пришел.

— Нет, нет, Джулиан. Ты останешься на время моего тоста, и затем я представлю тебя нескольким знакомым.

Я думал о том, чтобы вытащить бумажник, чтобы убедиться, что мне, черт побери, тридцать один год, и я в состоянии принять самостоятельные решения.

Я покачал головой.

— Вечер по сбору средств великолепный, так же как и ты. Передай привет от меня своим друзьям.

— Что насчет Присциллы? — спросила она, поджав губы в раздражении. — Будет очень грубо с твоей стороны вот так покинуть свою пару. Возможно, поэтому ты все еще холост в своем возрасте.

Да. Возможно, мама.

Я засунул руки в карманы.

— Она может вызвать машину, когда захочет уйти. Здесь у нее много друзей и многих из них не нужно принуждать играть в свидания. Думаю, она отлично справится.

— Не могу поверить, что ты поступаешь так со мной, — ее голос дрогнул. — После всего, через что я прошла из-за твоей сестры за прошлый год. Ты даже не можешь посетить один благотворительный вечер и осчастливить свою мать? Я слишком много прошу?

Я вздрогнул, и уставился на нее, сбитый с толку, что она могла нести подобную херню и еще верить в это.

— Через что ты прошла из-за Лорены? — спросил я, нотки злости слышались в моем голосе.

Ее взгляд нервно переместился на ее друзей, но я не остановился.

— Как часто ты навещала Лорену в реабилитационной клинике? Сколько твоих друзей знает, что она лечится от наркотической зависимости и что она не на европейских каникулах?

Она сделала вдох и вздернула подбородок, как будто находилась в присутствии кого-то, кто едва стоил ее внимания.

— Не твое дело, как я предпочитаю поддерживать отношения со своей дочерью. Ты и понятия не имеешь, что я делаю, чтобы сохранить семью.

Я засунул руки в карманы и пожал плечами.

— Ну, если тебя заботит, она очень хорошо справляется с лечением, и ее выпустят через пару недель. Может, ты сможешь записать ее в свое расписание, — сказал я, сканируя взглядом ближайший выход.

Мне нужно нахрен убраться из этого сумасшедшего дома.

— Куда ты собираешься? Что может быть важнее этого мероприятия? — спросила она недоверчиво, когда я начал протискиваться сквозь толпу.

Не что, а кто.

Глава двадцать четвертая

Джозефина

Мир несправедлив, и я ненавидела это. Последнюю неделю я упорно искала ночную работу, но возвращалась с пустыми руками: без собеседований и ответных звонков. Знаете, кто получает работу в модной индустрии? Сыновья и дочери людей, вертящихся в модной индустрии. Я думала, будет шанс для меня. Думала, начну с самых низов и смогу доказать, что чего-то стою. Оказалось, что даже низы заняты рожденными в Верхнем Ист-Сайде. Если твое имя не украшает вывеску публичной библиотеки или не выгравировано бронзой над крыльцом больницы, скорее всего, у тебя недостаточно связей, чтобы получить достойную работу в Нью-Йорке. Это как самое большое в мире женское общество, и я определенно недостойна поручительства.

После двух месяцев жизни в Нью-Йорке, я так же сломлена, как и была после приезда. Каждая зарплата от Джулиана тратилась на оплату квартиры и студенческих займов, но этого не хватало. Даже близко. Я везде искала подработку. В идеале мне хотелось остаться в индустрии моды, и, работая в розничной торговле, я, по крайней мере, буду оставаться среди одежды. Я отсылала резюме всюду: «J. Crew», «Madewell», «Kate Spade», «H&M» — никому из них не нужен был человек, который может работать только по вечерам и выходным (девушки в «Baby Gap» рассмеялись, когда я спросила, смогут ли они подогнать мое рабочее расписание. Коварные сучки).

На моем банковском счете осталось пятьдесят долларов. Арендная плата истекала через три дня, плата за займ через четыре, и я проходила мимо китайского ресторанчика, из которого доносился изумительный запах, но не могла позволить себе зайти туда.

Лапша Ло Мейн за пятнадцать баксов? Люди что, ходят в туалет деньгами? Кто в наше время может себе это позволить?

— Ох, вау, какие красивые платья.

Я посмотрела на женщину, которая сидела рядом со мной в метро.

Ее вьющиеся волосы были распущены и спадали на плечи. Глубоко посаженные глаза были окружены морщинками, но губы были покрыты яркой красной помадой. Она расположила очки на переносице, и уставилась на чехлы на моих коленях.

Я последовала за ее взглядом, и нахмурилась.

Да, красивые. Мои любимые.

Я сжимала в руках пять элегантных дизайнерских платьев, которые собирала последние несколько лет в надежде, что найдется повод их надеть. Золотистое платье из переливающейся ткани практически умоляло меня изменить свое решение. Один раз я даже пыталась.

— Ты чей-то стилист? — спросила она. — Поэтому у тебя так много платьев?

Я покачала головой, пялясь на переливающийся материал в чехле.