Сестры. Дом мертвеца - Белов Александр Иванович

– Чего денег? – лениво поинтересовался капитан.

– Пятьсот баксов.

– Не густо за ребенка.

– Так ведь он у нас бедный, сам знаешь... – Лошак тут же припомнил, что дерганый на «паджеро» обещал семьсот, но с Мирзой Лошак не решился торговаться, еще взъярится. И так высмолил две сигареты за минуту. А тот, с сожженными бровями, что был позавчера, цифр не называл вообще, что- то мямлил. И телефона не оставил, обещал сам позвонить. Если опять появится, придется объяснить, почем информация.

– Сволочи, мусора позорные, дайте воды, – раздалось из обезьянника.

– Оля проспалась, – констатировал Истратов. – Опять бумагу переводить будем.

– Она вся столько не стоит, сколько эта бумага, – проворчал Лошак и полез в стол. Истратов залил в кружке заварку кипятком из чайника, снятого с плитки, и пока он настаивался, вышел на улицу покурить.

После Светиного звонка из дома полковника Радченко телефонистка огорошила Гурама сообщением, что звонок был с военной базы Юго-Западного округа. Шиза, услышав об этом, призадумался и решил с утра ехать сам, чтобы разобраться на месте. Но перед этим наведался к Косте, как раз незадолго до того, как туда заявился Мирза. Косте он в кратких чертах рассказал про вдову Чуфарова. История с проданным гаражом убедила его окончательно, что Алик сам закрутил интригу с кассой, и Костя с ним согласился. Непонятно оставалось, как погиб Фараон, но в это никто уже не вдавался, незачем было напрягать мозги, концы здесь все равно не отыщутся. Человека похоронили, денег с него не возьмешь, Алла, ведьма безумная, знать про кассу не могла, кто ей скажет, истеричке, рассуждал Костя.

Алик подъехал к набережной, свернул направо и припарковался возле Костиного казино. Он знал, что днем оно пустует и все, кто свободен, там отираются. Костя только что пообедал и сидел в пустом ресторанном зале, обшитом деревом и украшенном морскими атрибутами: якорями, сетями, кусками каната, закрученного в замысловатые морские узлы. Измотанный вид Мирзы Костю порадовал.

Алик зашел, поздоровался и сел на стул. Достал сигарету, размял.

– Не курим здесь, Алик, – сказал кто-то, чье лицо нельзя было разглядеть из-за света, бьющего через незадернутые шторы прямо в глаза.

Алик покорно сунул сигарету в пачку и положил в карман. Он готов был соглашаться на все, что и продемонстрировал. Костя наглядно убедился, что соперник его повержен. Можно даже сказать, на обе лопатки.

– Ты зачем пришел-то? – без интереса спросил Костя. – Ты деньги принес?

Алик сжал зубы, сдерживая злость. Смирения его хватило ненадолго.

– Костя, ты мне одно скажи. Ты мне веришь или ментам? – спросил он с нажимом.

Костя со скукой поглядел в окно, послушал прибой, проследил за чайками, потом перевел взгляд на собеседника. Спектакли он и сам умел разыгрывать не хуже Алика.

– Я верю только в то, что за кассу кто-то ответить должен.

– Если хочешь слушать, слушай, – побелел Алик, стараясь держать себя в руках. Но это ему не удавалось. – Я кассу не брал, клянусь ребенком! И не ты с меня за нее спросишь!

Прозвучало искренне, но Костя не отреагировал на страстное заверение. Наоборот, он вежливо удивился, давая понять, что собеседник перебрал. Опасно заговорил. Перешел на личности. Но Алика уже несло.

– Я к тебе сам пришел, Костя. Ты же не пес, я не волк. Ребенка оставь. Я от тебя бегать не буду.

– А ты мне и не нужен. Мне деньги нужны. А ребенок теперь стоит два лимона. – Костя неторопливо приподнялся со стула, давая понять, что если денег нет, говорить больше не о чем.

– Нету у меня... Сейчас... – хрипло произнес Алик.

Косте это слушать надоело. Он уже и так достаточно ждал, пока Мирза одумается. Он поднялся, прошел мимо Мирзы, словно перестав его замечать, и уже на выходе дожал:

– Ну будешь по частям выплачивать. По две сотки за палец.

Все присутствующие встали и молча удалились. Сцена Косте удалась. Он вышел довольный собой, а Алик, посидев еще некоторое время, тупо глядя на бармена, который его не замечал, перетирая бокалы, спустился и поехал к Артуру. Того дома не оказалось, водитель Миша тоже куда-то пропал. Тогда он вызвонил Толика и велел всех собрать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Детей ищу сам, – объявил он. – Толик будет пасти Гурама, ты, Артур, Кирилла с его кодлой. Номер телефона я поменял, вам тоже всем поменять. Старые оставить для дезы. У нас в запасе день-два. Не успеем – всем конец. – И, сплюнув, добавил: – На счетчик поставил, мразь.

12

Домой Алик заезжать не стал. У Наташи под глазами образовались черные круги, а слезы текли сами, не переставая. Толик, приставленный к ней, стал побаиваться ее мрачных зыркающих взглядов. Понятно было, что женщина на грани, а тут еще и муж пропал. Поэтому Толик сидел на кухне, смотрел телевизор и готовил еду. Звонила теща и требовала привезти от Климкиных Светку. Когда Нину Григорьевну уже совсем припекало, Толик отправлялся ее навестить с деньгами и продуктами. Теща начала понимать, что что-то случилось, но вопросов особенно не задавала, просто причитала, что плохо ей, голова кружится, ноги болят и бессонница. Толик уж не чаял, как отделаться от женских страданий. Пасти Гурама было проще, чем выдерживать этот поток воплей и слез.

Совсем не по себе ему стало, когда у Наташи началась истерика. Она с громким воем металась по квартире, переворачивая и опрокидывая все на своем пути. Толик пытался всучить ей лекарства, но получил оплеуху. Испугавшись, он позвонил Нине Григорьевне и сказал, что Наташе нужна помощь, ей плохо. Та прибежала, сумела влить в дочь валерьянку и, когда та немного притихла, выпытала все, что знала Наташа. Потом принялась говорить.

Раз уж так случилось, терпи, надо выдержать, говорила Нина Григорьевна. И не такое женщины терпели. И детей бывало что теряли, правда, то было в войну. Надежд было мало, а все равно надеялись и искали. Нужно надеяться, тогда и детям будет легче. Нельзя терять веру. И человеческий облик тоже. Когда сильно веришь, то помогает. Алик не оставит их в беде. Наверняка он их ищет. И потом там Света. И уж если на кого можно положиться, так это на нее. Ничего, что ребенок, она сильная. И зря Наташа ею помыкает, как прислугой, потому что девочка она редкая. Человек хороший. И неизвестно, что там из младшей получится, а со старшей дочерью ей повезло.

Наташа сквозь какую-то пелену, равнодушно, устав от горя, слушала и не понимала, что может девочка против вооруженных бандитов. И еще, что ее жизнь завела в плохую колею, где дорога опасней, чем казалось. Что на этом пути можно потерять все, даже детей. А когда ты теряешь детей, то остальное становится неважно. И тебе уже никто не нужен, и ты сама, почерневшая от горя, никому не нужна. Если представить, что их нет па свете и никогда не будет, то жизнь с Аликом кончена. Простить это невозможно, потому что нечем возместить. Пет ничего в мире, что может возместить детей.

Она в этот момент поняла, что ненавидит мужа и будет ненавидеть до тех пор, пока не увидит детей живыми и здоровыми. И правильно он сделал, что смотался.

Все это проносилось в голове, она слушала мамин голос, он успокаивал. Наташу удивляло, что мать, больная и временами бестолковая, не только все понимает, но откуда-то берет силы, чтобы утешать. Свои несчастья она уже пережила, а теперь учит переносить их ее.

А ведь Наташа не хотела жить, как мама. Не хотела, чтобы ей пригодился горький опыт. Она хотела любить, быть счастливой, иметь мужа, семью, деньги. Неужели за простые, нормальные желания надо так страшно расплачиваться? Что в них преступного? Когда они начинали жить с Аликом, ей и. в голову не приходило, что дело может обернуться так.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Все случилось неожиданно: и деньги, и квартира, и машина – все как-то внезапно, она не успела задуматься, а просто привыкла жить хорошо, не разбираясь, откуда все взялось. Бывали удачные «сделки», бывали неудачные, но Алик ничем с ней не делился. Можно было кое-что угадать по лицу, но что скрывалось за этим его выраженьем, когда взгляд пропадал, а выпирали шишки на лбу, она не вникала. Жена не для того нужна мужу, чтобы его разоблачать или подозревать, а для любви и помощи. Она и любила, и отмывала его дорожную пыль, и выбирала хорошие костюмы, чтобы не выпирало прошлое зека. И думала, что все ему простит, даже переглядки с девицами из бара, но оказалось, что это не так.