Толмач - Родриго Кортес

– Меня допустят к Гуансюю? – не веря, что это с ним происходит наяву, обомлел Кан Ювэй.

– Вы имеете на это право, – сухо кивнул Дэ-Цзун. – Просто запишитесь в канцелярии и ждите назначенной даты.

Кан Ювэй схватился за сердце и счастливо, во весь рот разулыбался. И меньше чем через неделю это произошло.

Император долго и внимательно изучал коленопреклоненного философа и вдруг улыбнулся.

– Мне как раз недавно приснился замечательный сон.

Кан Ювэй удивленно хлопнул глазами, не зная, что ответить, но Их Величество, похоже, уже вспомнил, зачем просил аудиенции прикомандированный секретарь МИДа.

– Расскажите мне о ваших идеях, Кан Ювэй. Вы ведь, говорят, настоящий современный ученый, – император мечтательно вздохнул, – а я так люблю все современное…

Кан Ювэй вытаращил глаза: в Поднебесной было принято любить только древнее! Однако спустя полчаса они уже болтали, как хорошие знакомые, и Кан Ювэй взахлеб перерассказывал все свои реформаторские идеи: об отмене системы экзаменов, об открытии в Пекине университета, о модернизации флота и порядке принятия государственного бюджета – обо всем!

– Все дело в моей новой доктрине трех стадий развития общества! – с жаром объяснял Кан Ювэй. – Понимаете?! Должна быть строгая корреляция стадиальных изменений во времени и пространстве! И пока мы находимся на стадии хаоса, внутренним содержанием целого является отдельная провинция, а внешним – вся Поднебесная. Понимаете?

– Интересно-интересно… – ошарашенно моргал император.

– Но когда мы войдем в стадию подъема к равновесию, все изменится! И вот тогда…

Император хмыкнул и вдруг опечалился, а Кан Ювэй запнулся на полуслове и замер.

– А что мне делать со старухой? – болезненно сложил брови шалашиком Гуансюй. – Скажи мне, философ, что мне с ней делать?

Кан Ювэй похолодел. Он прекрасно знал, что у этих стен могут быть уши и кое-кому одно неосторожное слово может стоить головы. Но останавливаться на полпути? Особенно теперь, когда победа его идей так близка?!

– У Вашего Величества гораздо больше сторонников, чем он думает, – отважно выпалил он и невольно повел шеей.

Голова пока держалась на месте.

На третьем допросе поручик его узнал.

– Вы ведь тот самый полицейский, – прищурив глаза, уставился он на Кан Ся. – Из Айгуня.

Кан Ся сухо кивнул.

– Да. Мы встречались в Айгуне.

– Тогда мне все ясно, – обреченно откинулся головой на стену русский. – Вы просто мстите за мою жалобу на вас губернатору и пытаетесь сжить меня со свету. Это ведь вы подкинули этот листок на труп!

Кан Ся даже не пошевелился, и тогда русский глотнул и вдруг побледнел и, продолжая начатую мысль скорее для себя, чем для оппонента, оторопело произнес:

– Но это ведь значит, что именно вы и организовали нападение хунгузов на отряд… Вы убили Энгельгардта… Вы украли его бумаги… И вы казнили хунгузов, чтобы не осталось ни одного свидетеля. Бог мой!

Кан Ся передернуло; он снова с необыкновенной ясностью вспомнил этот звук падающей в песок головы.

– Нет, Семенов, все было не так, – удерживая рвотный позыв, возразил он, – это вы, я думаю, продались японской разведке – еще в Петербурге. И когда нанятые ими хунгузы открыли стрельбу, вы украли бумаги Эн… гель… гардта, а чтобы запутать следствие, подали жалобу на меня.

– Чушь! – затряс головой Семенов. – Я – русский офицер, и я – прошу запомнить – не продаюсь!

– А я офицер Поднебесной, – гордо задрал подбородок вверх Кан Ся и заметно заволновался, – мы слово «честь» знали, когда вы еще дань татарам платили!

– А то вы не платили! – язвительно хохотнул Семенов. – Да вы под маньчжурами уже триста лет сидите и пикнуть не смеете!

Кан Ся побледнел.

– Выбирайте слова! Вы – глупец!

– Это ты – дурак заносчивый! – взвился Семенов. – Тоже мне, Пинкертон нашелся!

Кан Ся растерялся. Он изучал Конфуция и Лао-Цзы, римское право и всемирную историю, но вот что такое «Пинкертон», увы, не знал. Это явно было что-то оскорбительное, но как ответить достойно, так, чтобы не попасть впросак, придумать не мог. И в этот момент в дверь постучали.

– Ваше превосходительство, – просунул в кабинет аккуратно обритую голову часовой, – там опять этот русский пришел.

Следовало признать: если бы не толмач, Загорулько так и уехал бы, оставив поручика в лапах китайской охранки, но Курбан объяснил все так просто и доходчиво, что капитан с минуту, совершенно потрясенный, молчал, а затем, решительно отказавшись от сопровождения и прихватив с собой только толмача, выехал в управление полиции.

Около получаса он добивался приема у капитана Кан Ся, а затем решительным шагом прошел в огромный, практически пустой кабинет, без приглашения уселся на единственный стул и заложил ногу за ногу.

– Семенов невиновен.

– Докажите, – нагло посмотрел ему в глаза китаец.

– Все просто, – усмехнулся Загорулько и вытащил из офицерской сумки обильно испачканный кровью листок. – Видите?

Кан Ся напрягся.

– Я нашел его около трупа убитой проститутки. И знаете, о чем это говорит?

Кан Ся заволновался.

– Правильно, офицер, – язвительно усмехнулся Загорулько. – Это говорит о том, что Семенов ни при чем и кто-то пытается свалить на него преступления. Потому что когда вы его арестовали, эта ваша китайская шлюха была еще жива. У Семенова алиби! Хоть это вы понимаете, «господин Пинкертон»?!

Лицо Кан Ся потемнело. Он знал, как переводится латинское слово «алиби», но вот термин «Пинкертон» совершенно выводил его из себя!

– В общем, так, офицер, – победно ухмыльнулся в омерзительно рыжие усы Загорулько. – Через три минуты вы его выпускаете, или я сообщаю о ваших недостойных офицера происках прямо в Пекин.

В лицо Кан Ся бросилась кровь, но он справился с собой и надолго ушел в себя.

– В Пеки-ин, – напомнил о себе Загорулько. Кан Ся не двигался и даже не моргнул.

– Я до самой императрицы дойду, – уже увереннее пригрозил капитан.

Китаец вздрогнул и с явным неудовольствием перевел взгляд на Загорулько.

– Хорошо, капитан, я его отпущу, – кивнул он. – Но данной мне властью я задерживаю в Гунчжулине весь ваш отряд – до полного выяснения обстоятельств.

– Это еще почему?! – возмутился Загорулько и тут же сник. В том, что убийца, оставивший длинный кровавый след через всю Маньчжурию, кто-то из его отряда, сомнений не было даже у него.

Содержание беседы Гуансюя и Кан Ювэя пересказали императрице спустя полчаса после завершения аудиенции, и Лучезарная испытала такой гнев, что едва не избила неправильно подавшего ей курительную трубку евнуха особой бамбуковой палкой для битья старых евнухов. И лишь в последний миг удержалась и ограничилась шестью ударами, правда, от души.

Но прошел час, другой, и за трубкой с опием Старая Будда постепенно пришла в нужное расположение духа.

«Гуансюй – еще щенок, – думала она, – Кан Ювэй тоже не из тех, кто может претендовать на власть. Но кто же тогда за этим стоит? Ли Хунчжан?»

Она сердито пыхнула трубкой. За эту подписавшую кабальный договор с Россией старую лису ее просил чуть ли не весь двор начиная с евнухов, и она прислушалась к мольбам и позволила Ли Хунчжану подать в отставку и уйти руководить губернией.

«Нет, это не его затея, – решила Орхидея, – Ли Хунчжан голову в пасть дракона совать не станет, но кто тогда? И, кстати, зачем Дэ-Цзун принял этого философа на службу? Нет ли здесь тайного интереса?»

Она затребовала доклад о Кан Ювэе и вскоре была вынуждена признать, что Дэ-Цзун практически не мог не принять Кан Ювэя. Блестяще сданные экзамены, протянувшееся на четыре тысячи лет назад генеалогическое древо с тринадцатью видными учеными в роду, создание патриотической организации, призванной усилить роль государства, семь поданных двору обширных меморандумов об улучшении системы управления страной…

Цыси помнила один из этих меморандумов, попавший к ней в руки лет шесть назад. Она попыталась было понять, чего хочет молодой ученый, но уже на втором листе отчаянно раззевалась и почувствована, что засыпает. Впрочем, главное она из доносов евнухов и царедворцев уловила: Кан Ювэй, безусловно, бунтарь, но слишком хитрый, чтобы поймать его на слове.

И все равно она знала: не в этих двоих дело. Ни философ, ни слабый, мечтательный император на реальную власть претендовать не могли. Но кто-то ведь за этими двумя стоит? Кто-то ведь ждет, когда плод достаточно созреет, чтобы сорвать его… Но кто?

У нее всегда был исключительный нюх на заговоры, но она впервые не чувствована никакой опасности, так, словно эти двое были и впрямь просто зарвавшиеся и никому особо не интересные мальчишки.

«Что ж, подожду и я», – пыхнула трубкой Цыси и улыбнулась. Она знала, что заговорщик, если он есть, рано или поздно себя выдаст. Главное, не мешать этим двоим – пусть развлекаются…