Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы - Вилис Лацис

— Это, сынок, будет трудная борьба. — Анна невольно улыбнулась его полным страсти словам. — Хорошо, что об этом мечтаешь. Помнишь, что «Дядя» говорил — и тебе и мне? Ненавидеть зло, темноту, дикость, бороться с ними всю жизнь… Это и есть самая настоящая любовь к людям.

— Я хочу быть таким, мама, как «Дядя», как Роберт Кирсис.

Через несколько дней, когда Ансис Курмит достал Анне путевку в санаторий, она уехала в Кемери, а Имант переселился в общежитие мореходного училища.

Глава пятая

По указу Президиума Верховного Совета СССР, летом 1945 года Эрнест Чунда был амнистирован, не отбыв и четверти срока наказания. Понятно, он радовался этому неожиданному событию, но радость его продолжалась до того лишь момента, когда он очутился на свободе. Тут в нем опять проснулась безрассудная злоба на весь свет за прошлые и будущие неприятности. Что ни говори, а биография испорчена. Кто виноват? Виновата была, по его мнению, прежде всего война со своими ужасами, заставившими его уничтожить партбилет и принять различные меры предосторожности; виновата была Рута, уехавшая искать приключений на фронте и у партизан и, наконец, сделавшая своего законного мужа Эрнеста Чунду вдовцом; виноваты были Эмилия Руткасте и Джек Бунте, втянувшие его в сомнительное предприятие, а больше всех виноват был тот одноногий — Капейка или как его там…

Подумать только, что из-за его сектантской принципиальности и тупости, из-за его равнодушия к таким вещам, как деньги и мясо, бросили в тюрьму безукоризненно честного человека!

Страдалец, жертва судьбы… — так чувствовал себя Эрнест Чунда, бродя с унылым лицом по улицам Риги. Беспокоила мысль о квартире, о мебели и разных вещах, так удачно приобретенных прошлой зимой. Осталось там что-нибудь, или Эмилия все пустила по ветру?

«С Эмилией у меня будет крупный разговор, — думал он. — Отвечать тебе все равно придется, уважаемая…»

Настроенный очень воинственно, Чунда направился прямо к Эмилии Руткасте. В тюрьму он вошел во всем зимнем, в том же виде вернулся теперь на свободу. Солнце пекло немилосердно, и от жары и от любопытных глаз, оглядывающих странно одетого человека, Чунда готов был сквозь землю провалиться. Счастье, что не встретился ни один знакомый, а то бы не избежать насмешливых расспросов.

Вот он и дома. Поднявшись по лестнице, Чунда нетерпеливо нажал кнопку звонка.

Эмилия была сконфужена и удивлена.

— Эрнест!.. Вот неожиданность-то!..

— Не ждала? — Чунда злорадно улыбнулся. — Думала, на всю жизнь избавилась? Мало ли что, не всегда получается, как нам хочется. Радуйся, милая, твой возлюбленный опять дома. Чего такая кислая?

— Я так разволновалась… Опомниться не могу… Почему ты не сообщил ничего? Я бы встретила на извозчике.

— Блудный сын всегда пешком возвращается.

Прежде чем раздеться, Чунда прошелся по всем комнатам. Кое-что из мебели стояло еще на месте, но своего рояля он не увидел, не было и шикарного буфета.

— Где мои костюмы, белье? — спросил он.

— Все у меня в гардеробе.

— А остальные вещи?

— Мне же пришлось оплатить счета по твоей квартире и потом штраф, — объяснила Эмилия. — Вот я и продала. А квартиру твою заняли.

— Могла бы и своими деньгами! Как будто эти счета и штраф касались меня одного. Для кого я вез этот товар, будь он проклят? Для твоей же лавочки.

— А попался все-таки ты, — съязвила Эмилия. — Каждый сам расплачивается за свое ротозейство.

— Спасибо за откровенность, — иронически-любезно поклонился Чунда. — В таком случае позвольте уж и мне быть откровенным.

— Сделайте милость.

— Я принял решение впредь не связывать свою судьбу с подозрительным и преступным элементом. Можете считать себя свободной, уважаемая гражданка. Продолжайте спекулировать говяжьими костями, а я от вас ухожу сегодня же. Отдайте только мне мои вещи.

— А если мне нечего отдавать?

— Тогда я буду следить за каждым вашим шагом до тех пор, пока не поймаю на какой-нибудь махинации. Пусть и вас отправят на несколько лет туда, откуда я вернулся.

— Можешь забрать свои вещи и засолить впрок! — взвизгнула Эмилия. — Сокровище какое твои вещи! Обманщик, жулик, обезьяна паршивая! Убирайся к своей первой жене, только не знаю, примет ли она тебя.

— Что ты болтаешь, Эмилия! — оторопело пробормотал Чунда. — Ее давно на свете нет.

— Ничего, воскресла. Могу тебе и адрес дать, если не знаешь.

Она назвала улицу и номер дома.

Чунда от такого неожиданного известия даже присмирел.

— Я вижу, из нас пары не получится… — примирительно начал он. — У меня мятежная душа, а ты женщина практичная. Разойдемся полюбовно и не будем мешать друг другу. Отдай только мои вещи, больше я ничего не прошу.

— Забирай и уходи хоть сейчас, — сказала Эмилия. Она была рада-радешенька отделаться таким способом от Чунды, уж очень ее напугала перспектива слежки.

Трудно сказать, на что рассчитывал Чунда, идя к Руте. Просто не мог до сих пор поверить, что жена всерьез решила оставить его.

Рута была дома одна. С детски-ясным лицом, выражающим непритворное удовольствие, Чунда смотрел на нее и крепко жал руку.

— Сегодня самый счастливый день в моей жизни, дорогая Руточка. Как я рад, что ты жива. Тут уж некоторые давно тебя похоронили; когда я услышал об этом, мне казалось, что свет померк.

— Что тебе надо, Эрнест? — спросила Рута. Она не испытывала ни волнения, ни раздражения, как будто перед ней стоял посторонний человек.

— Пора нам с тобой наладить нашу семейную жизнь. Достаточно мы сердили друг друга. Забудем все неприятности и будем жить по-старому.

— Как, ты опять начинаешь этот разговор? Ведь давно все решено, все сказано. Лучше не теряй попусту времени, — тебе здесь делать нечего.

— Почему? — удивлялся Чунда. — Я ведь тебе муж.

— Ошибаешься. Пока ты отбывал наказание, я развелась с тобой.

— Развелась… Воспользовалась несчастием, чтобы отделаться от меня… А ты знаешь, что это называется предательством!.. Лежачего не бьют. Я упал, а ты в этот тяжелый момент ударила меня. Разве так поступают близкие люди?

Рута нетерпеливо мотнула головой.

— Эгоисты и трусы не могут быть мне близкими. Иди своей дорогой и оставь меня в покое. Устраивай свое счастье, как тебе угодно: я не буду завидовать.

— А если я тебе предложу свою дружбу? — упрямо продолжал Чунда.

Рута ничего не ответила. На минуту водворилась тишина, которую нарушил звонок. Рута выбежала в переднюю, и Чунда услышал тихий взволнованный шепот. Он вскочил со стула, выпятил грудь, чтобы с благородным, независимым видом встретить соперника, — кто же еще мог прийти?

В дверях показался Ояр Сникер — он пришел прямо с работы.

— А, гость? — сказал он. — Добрый вечер, Эрнест.

— Добрый вечер, — буркнул Чунда. Ему все стало ясно.

Ояр протянул Чунде руку, потом стал приглаживать перед зеркалом волосы с таким видом, будто приход Чунды ничуть его не удивил.

— Мне здесь, пожалуй, делать нечего, — нервно сказал Чунда и направился к двери.

Ояр обернулся.

— Погоди, куда ты торопишься? — спокойно и серьезно сказал он. — Садись, поговорим. Я думаю, у нас есть о чем поговорить.

— Не знаю, как у тебя, а мне с тобой говорить не о чем, — резко ответил Чунда.

— Подумай о своем будущем, Эрнест. Свернул ты на кривую дорожку и черт знает кем стал. Одумайся, возьми себя в руки, докажи, что ты способен еще исправиться и стать человеком. Если не сделаешь этого сейчас, то пропадешь окончательно.

— Спасибо, папаша, — огрызнулся Чунда. — Много детей вы воспитали в таких строгих правилах?

— Пойми, что тебе добра желают, — продолжал Ояр, не обращая внимания на его остроты. — Неужели у тебя не хватает мужества признать свои тяжелые ошибки? Ты очень виноват перед народом. Посмотри, куда ты зашел — ведь это же болото, трясина. А возможность исправиться еще есть. Приходи ко мне на завод, я дам тебе работу, помогу тебе…

— Поезжай лучше в Африку миссионером — у тебя к этому способности! — крикнул Чунда и выбежал из комнаты.

Он бежал по улице и чуть зубами не скрипел от душившей его злобы.

Сам он был равнодушен к людям и ни на минуту не поверил в искренность слов Ояра. Желание помочь он принял за лицемерие, насмешку, желание унизить. Да, унизить. Сами обокрали его, а теперь учить лезут. Жалеют, милостыню предлагают!

— Ну вас всех к черту! Жалеть меня нечего!.. Я еще вам покажу! Вы еще увидите, увидите…

На станции Упесгале с вечернего поезда сошла женщина лет под тридцать. Ее платье, правда и поношенное и запылившееся в дороге, свидетельствовало о том, что она знавала лучшие времена. Бледное красивое лицо выражало усталость и апатию. Женщина вскинула на плечо довольно тощий мешок и быстро зашагала по перрону, чтобы избежать встречи с несколькими местными жителями, которые ждали поезда. Миновав полуразрушенное здание станции, она очутилась на небольшой мощеной площади, где у длинной коновязи стояло несколько крестьянских подвод. Глядя куда-то в сторону, женщина прошла мимо подвод и направилась к центру волости, до которого было несколько километров.