Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы - Вилис Лацис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вилде улыбнулся.
В доме старохозяина он занимал две комнаты, выходящие окнами в сад. В одной он работал и иногда принимал посетителей, другая служила спальней. Придя к себе, Вилде снял пальто, зевнул и потянулся перед зеркалом, потом подошел к окну, стараясь разглядеть сквозь ряды яблонь, что делается у склада.
Обе двери еще были раскрыты, и перед каждой стояла подвода. Крестьяне снимали с возов мешки и несли на весы.
— А, ты так, — прошипел Вилде. — Самовольничаешь, товарищ Адамсон? Не подчиняешься распоряжениям начальства, взялся работать сверхурочно, пока всех не отпустишь? Ну хорошо… вышибем из тебя эту дурь и покажем, кто здесь хозяин. А если нет — так у нас найдется средство посильнее.
Он надел пальто и хотел пойти на склад, но в комнату вошла уборщица.
— Товарищ Эварт, вас тут женщина дожидается. Говорит, что родственница, уже с полчаса ждет в кухне. Можно?
— Родственница? Ах, да, верно. Ведите ее сюда.
Пока уборщица ходила за гостьей, Вилде пригладил волосы и расправил измятый галстук.
В комнату вошла Эдит Ланка.
— Добрый вечер, товарищ Эварт.
— Добрый вечер, Эрна. Ну, как вы к нам добрались? Пешком? Измотались, наверно?
Эдит покачала головой и улыбнулась.
— Зачем ходить пешком, когда на дорогах попадаются еще вежливые шоферы? Приехала на грузовике. Здесь можно говорить?
— Пойдемте в другую комнату.
Вилде повел Эдит в спальню. Они сели рядом на старой тахте и стали разговаривать шепотом.
— Недавно опять была в Риге, — рассказывала Эдит. — Эта поездка чуть не оказалась для меня последней. Еще немного, и я бы попала в ловушку. Из наших арестованы несколько человек. В Видземе недавно ликвидировали одну из самых сильных организаций. «Зеленой гостинице» тоже конец, — чекисты ее окружили в очень неудачный момент: там было тринадцать человек. Никому не удалось уйти.
— Дьяволы… Где у них были глаза? Телята, молокососы… и теперь, конечно, разброд во всей организации?
— Так оно и есть. Наши боятся, что скоро начнется разгром, если не принять мер предосторожности.
— Вся беда в том, что мы не умеем держать язык за зубами. Как только попадется один, можешь быть уверен, что грозит арест целой группе.
— Это правда, — согласилась Эдит. — Все выбалтывают. Редко у кого настоящая выдержка. Мне теперь продолжительное время нельзя показываться в Риге. Руководство думает, что вам надо немедленно скрыться. Здесь может остаться кто-нибудь из людей помельче. А вы должны присоединиться к вооруженной группе и перебраться в лес.
— Это совет? — спросил Вилде, подымаясь с тахты.
— Нет, распоряжение… приказ.
— Понятно. Можете передать, что этот приказ будет выполнен. Я и сам чувствовал, что здесь небезопасно.
— Группу вы найдете через Межнора. Через три дня туда прибудет представитель из леса и встретит вас.
— Хорошо, я буду вовремя.
Когда «служебный разговор» был окончен, Вилде позвал уборщицу и велел подать ужин. Стол накрыли в спальне. Блинчики с вареньем, жареный поросенок и клубничный кисель с молоком очень понравились Эдит. Давно она не ела так вкусно.
— Я вижу, вы тут удобно устроились, повторяла она. — Живете, как в мирное время.
— Подсобное хозяйство. Пока есть возможность, надо брать от жизни все, что можно взять, ответил Вилде и двусмысленно улыбнулся. — Я надеюсь, ни сегодня, ни завтра ревизии не будет. А там пусть ревизуют сколько влезет… В лесу таких удобств не будет.
— Летом еще ничего, — сказала, вздохнув, Эдит. — Вот зимой как будет, я даже не представляю…
— Хоть бы что-нибудь произошло до зимы, — покачав головой, сказал Вилде. — Многие из наших начинают отчаиваться и вешать носы. Прямо неудобно предсказывать что-нибудь в политике. Ни одно из наших предсказаний не сбылось, все сроки прихода англичан и шведов давно миновали, и те, кто весной еще верил нашим пророчествам, теперь не хотят и слушать. Это дурная примета. Мне кажется, нам надо меньше заниматься предсказаниями и больше делать самим… Вы не откажетесь от стакана вина?
— Не откажусь…
Вилде достал из шкафа бутылку портвейна, и ужин был завершен несколькими глотками сладкого, крепкого напитка.
— Вы останетесь на ночь? — спросил Герман.
— Если мне предоставят ночлег…
— Пожалуйста, моя кровать в вашем распоряжении, да и сам я тоже!
— Широкая у вас натура…
— Пока есть возможность, надо брать от жизни все, что можно взять, — снова повторил Герман свой афоризм.
Утром Эдит ушла, как только первые подводы появились на дороге.
Герман Вилде прожил на заготовительном пункте еще день и был необычайно предупредителен с Адамсоном. В пять часов вечера у склада опять стояли несколько крестьянских подвод с зерном, которое не успели сдать. Но Вилде разрешил на этот раз не закрывать склад, всех отпустить. А ночью в маленький домик, где жил один Адамсон, постучали трое мужчин с Эвартом во главе.
— Почему так поздно? — спросил Адамсон, открывая дверь. — Что-нибудь случилось?
— Сейчас случится, — ответил Вилде.
И когда Адамсон повернулся, чтобы войти первым в комнату, ему раскроили голову топором. Потом облили пол, стены и двери какой-то жидкостью и подожгли.
Когда в соседнем доме заметили пожар, постройку спасти уже не удалось, и она сгорела до основания. Утром обнаружили, что Эварт бесследно исчез.
5В субботу вечером у счетовода молочного завода Каупиня собралась изрядная компания: сам хозяин, успевший заметно поправиться на хлебах молочного завода, старик Вилде, милиционер Пушмуцан, невероятно сутулый, почти горбатый, с голым лоснящимся теменем мужчина, агент по заготовкам Буткевич, старохозяин Крекис и сам председатель волостного исполкома Биезайс.
Пока жена Каупиня жарила в кухне яичницу с ветчиной, гости прикладывались к рюмочке и закусывали студнем. На почетное место в конце стола посадили Биезайса, остальные разместились вокруг него, как цыплята вокруг наседки. Сознавая важность своей роли, Биезайс сидел с неподвижным лицом, почти не шевелясь, говорил мало, но, когда открывал рот, все умолкали на полуслове. Сначала разговор не клеился, но Каупинь знал свое дело — доливал и доливал рюмки, торопя выпить. Когда первая бутылка водки была опустошена, он быстро поставил на стол вторую, а третью для удобства поставил на комод, чтобы была под рукой.
— Как дела с заготовками? — справился Вилде. — Сколько процентов плана выполнили?
Биезайс деланно сердито покосился на Буткевича.
— Чего хорошего ждать, если агент по заготовкам не идет навстречу советской власти. К первому сентября надо было сдать десять процентов, а мы только в конце августа приступили к обмолоту. Буткевич, сколько там на сегодня числится?
— Восемь процентов годового плана.
— Ну, вот. На каком месте мы теперь по уезду?
— На предпоследнем. В соседней волости дела похуже нашего.
— Гм-да, — крякнул Биезайс. — Что поделаешь… Наша волость расположена на Вндземской возвышенности, умникам из уезда и Риги надо бы это понять. Здесь всегда позже сеют хлеб, и созревает он позже. Разве сырое зерно можно молотить?
— Правильно, товарищ Биезайс, — поддакнул Вилде. — Здесь Видземская возвышенность, нас нельзя равнять с Елгавой и Бауской, у нас свои сроки — природой установленные. И куда они торопятся? Разве хлеб хуже будет оттого, что его сдадут в январе или феврале?
— О январе и разговору быть не может, товарищ Вилде! — крикнул Буткевич. — Пропала тогда моя голова. Снимут с работы и посадят за саботаж. Пушмуцан сам придет арестовать. А еще говорит — друг.
Милиционер улыбнулся, обнажив желтые, выкрошившиеся зубы.
— Когда я тебя арестовывал?
— О, от тебя, брат, и не того еще дождемся, — улыбнулся Буткевич.
— Если бы все такие были, как товарищ Пушмуцан, жить бы можно было, — заговорил Крекис. — Он понимает, как трудно крестьянам, и ни с кого шкуры не дерет.
— Что смотрите — пейте, — подзадоривал Каупинь. — За здоровье товарища Биезайса! Наша волость счастливая при таком председателе. Пожелаем ему еще многие лета стоять у штурвала нашего волостного корабля и вести его через все бури и штормы! Прозит!
— К этому ничего и не добавишь, — сказал Вилде, и все чокнулись.
Крекис страшно морщился после каждой рюмки, и его кисло-горькие гримасы вызывали всеобщий хохот. Но все опять умолкли, потому что заговорил Биезайс.
— Вот меня все славят, а подумал кто-нибудь из вас, чего мне стоит угодить всем? Раньше, когда нужно было считаться только с уездом, легче было. Пока оттуда придет бумага, пока приедет представитель, можно денек-другой дыхнуть свободно. А теперь что? В исполкоме сидит парторг и только за тем и следит, не забыл ли ты что-нибудь выполнить. Второй барин на твоей шее — в МТС; иной раз прямо и не поймешь, от кого из них больше неприятностей — от Пургайлиене или от этого русского, от Гаршина.