Ii. Камень второй. Горящий обсидиан - Ольга Макарова

— Брось, — с улыбкой отмахнулся Бала, — стал бы Сайнар посылать нас за воплощением зла!.. Он верит, что Горящий должен послужить добру…

— Весь Орден на тысячелетней мести держится, — сокрушенно покачал головой Орион. — И с каких это пор месть — добро?

…Лайнувер, как ни странно, держался бодро, словно рана совсем не мучила его; надо отдать должное мастерству Балы: обеззаражена и перевязана рана была на совесть. Немного хуже выглядел Пай: крови он вчера потерял куда больше, чем Лайнувер. Доверясь чарге, юный маг всю дорогу дремал в седле, лишь временами вскидывая голову, чтобы осмотреться.

Отряд углублялся все дальше в лес, и вековые кроны деревьев скрывали людей от солнечного дня, бесчинствовавшего наверху: выдался по-летнему жаркий день.

— …Здесь должно быть что-то вроде храма… ну хотя бы какого-то строения, — хмурясь, произнес Джуэл ближе к полудню. Они ушли уже достаточно далеко, а вокруг все еще шумел древний лес.

— Предлагаю остановиться и перекусить, — предложил Орион. — А там видно будет.

«Перекус» выдался долгим. Отчасти из-за того, что Ирин и Бала вызвались разведать территорию и разбрелись в разные стороны — искать какие-нибудь намеки на то, что раньше здесь кто-то жил и строил, а Коста полез на дерево — взглянуть на мир с высоты, в надежде, что над пологом леса возвышается что-нибудь каменное.

…Сплошное покрывало хвои… далекие очертания гор… вот и все, что увидел Коста с вершины гигантского кедра, на который он забрался, по пути на веки вечные измазав янтарной смолой и руки, и одежду.

Но зрелище было захватывающее: над затененным миром леса ярко светило солнце; где-то вдали виднелись самые зубцы гор кулдаганского Кольца, а еще дальше белела скошенная вершина Исполина — самой высокой горы известного мира: а это десять километров в небо!..

Задержавшись, сколько возможно; насмотревшись вволю, Коста начал спускаться. Обратно в тень и пряные запахи леса.

Спустившись, он вынужден был сообщить, что не увидел ничего похожего на когда-либо построенное людьми.

Вскоре вернулся Ирин. Тоже ни с чем. Хмурый и усталый, он сел в сторонке и принялся с таким хрустом грызть сухой паек путешественника, словно тот был в чем-то виноват.

— Я уже начинаю подозревать, что Сайнар недобро пошутил над нами… — загадочно произнес Лайнувер, глядя в никуда. — Или это какое-то дурацкое испытание мудрости… «Сходи туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… и обрети там по пути Просветление»…

— Может, он надеялся, что путешествие нас сплотит. Или научит чему-нибудь… — пожал плечами Пай. — Что-то вроде того… Не верю я, что таким, как мы, можно доверить серьезную миссию. Тем более с горящим обсидианом. Мы слишком молоды. А цена ошибки слишком высока.

— Это верно, — кивнул Лайнувер. — На сей камушек Орден три тысячи лет молится. Было бы глупо доверять его горстке недомерков… без обид, ладно?

— Ладно, — вздохнул Милиан. — Это суровая правда: мы — недомерки! — и рассмеялся, к нему невольно присоединились все, кроме двоих…

Ирин только отвлекся от обеда и усмехнулся краем рта. Джуэл угрюмо смолчал и опустил голову… И все же было бы неплохо, если бы все это оказалось просто испытанием, а зловещая «правда» — только частью всей инсценировки. Джуэл готов был даже простить такие подлые шутки с его чувствами Кангасску Абадару с Сайнаром вместе…

…Из-за толстоствольного кедра с победным криком выскочил Бала: опять ему удалось подкрасться незаметно. Надо бы уже объяснить ему, что шутка, повторенная в пятый раз, не становится от этого в пять раз смешнее…

Джуэл гневно сплюнул: по милости Мараскарана он опять схватился за меч с перепугу… Не хватало еще зарубить бестолкового шутника по ошибке. Или привыкнуть и не среагировать вовремя, если появится настоящая опасность.

— Я тут нашел кое-что! — бодренько объявил Бала до того, как Джуэл успел сказать хоть что-нибудь.

— Что? — хором отозвались Милиан и Оазис.

— Человечьи следы, — степенно ответил Мараскаран. — Кто-то ломился сквозь лес, как стадо бешеных шлыков, загоняющих медведЯ… — (да, именно так, с ударением на последний слог).

— И что с того? — хмыкнул Оазис. — Давай пойдем по следам: придем прямо к лагерю наших знакомых ассассинов-шашлычников! То-то они обрадуются…

— Балда ты, Оазис! — обиженно сказал Бала. — Шуток не понимаешь… А если серьезно, то лучше идите все сюда и гляньте, что я нашел рядом с теми следами.

С этими словами он вытащил из кармана матерчатый мешочек, довольно грязный, с приставшими к ткани сухими хвоинками — видно, долго на земле лежал, — и вытряхнул его содержимое на ладонь. С десяток черных стеклянных шариков оказались на розовой, как у всех темнокожих, ладони Балы… Стеклянных шариков, цветом и блеском напоминавших стекла в тяжелых очках Сумаха.

— Харуспексы, — сразу определил Пай.

Сдержанно улыбнувшись, Бала перевернул опустевший мешочек дном кверху. Надпись, сделанная стойкой золотой краской, сродни тем, которыми рисовал Джармин, гласила: «Проба 307. Таммарский лес. Холодный обсидиан, 11 образцов».

Молчали долго, никто не решался заговорить первым. Когда молчание стало невыносимым, решиться пришлось Джуэлу:

— Пойдем по следам, — сказал он. — Надеюсь, они не нашли Горящего до нас… Как давно они прошли там, Бала?..

— С пару недель назад, может и больше… — тот смущенно почесал в затылке. — Шли бы осторожно, я бы и вовсе не заметил. А так — ветки рубили зачем-то; грязи башмаками намесили…

— Интересно, не твой ли очкастый приятель там прошелся? — ехидно заметил Ирин. Когда Орион медленно и злобно обернулся к нему, маленький хмырь стоял поодаль, скрестив на груди руки и довольно подняв подбородок. Самым обидным было то, что он вполне мог оказаться прав.

— Пошли! — прервал начавшийся было конфликт Джуэл. — Не время сейчас разбираться.

…Люди, проложившие эту «медвежью тропу», совершенно не знали леса. Да и что другое мало знали тоже, ибо вот так сквозь чащу не рвались бы даже такие городские дикари, как Лайнувер и Оазис.

Судя по следам, здесь прошло двадцать человек, и вели они с собой одного карликового тарандра, наверняка, с поклажей. Ничего сравнимого с ценностью «Пробы 307» они больше не уронили, но мусора накидали достаточно… это ж надо: за такое короткое время так загадить лес! Бала Мараскаран возмущался этому открыто: на родине островитянина даже ветку у дерева нельзя было отломить, не объяснив духу леса, зачем она тебе нужна, и природа там была окружена святостью и поклонением. «И эти еще назвали бы моих людей дикарями!» — презрительно добавил он, разглядывая очередное свидетельство бестолкового разрушения.