Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 3 - 2018 - Людмила Ивановна Рублевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Была и еще одна: в Вишневском костеле обратили внимание на потемневшую икону Святого Иосифа с маленьким Иисусом на руках. Документы позволили предположить, что это картина Дамеля. Специалисты взволновались: несмотря на то что картины Дамеля известны во всем мире, в Беларуси их раз, два... Собственно, и все. Икона Святой Констанции в Национальном художественном музее, незаконченная картина об освобождении Павлом I Костюшко в Музее Ваньковичей. Под вопросом еще полотно «Моление о чаше» также Национальном музее.
Обидно, что еще один художник, который мог бы стать брендом Беларуси, малоизвестен даже нам самим.
ТАЙНА
КОЛЛЕЖСКОГО СОВЕТНИКА.
ВИКЕНТИЙ РАВИНСКИЙ
(1786—1855)
Не всегда человеку нужна известность. Иначе не было бы в истории столько анонимных талантов. Иногда автор популярного произведения еще и шифровался. Например, если текст был несовместим с его общественным статусом — как в гипотезе, что под именем простого актера Шекспира прятался аристократ. Или же если произведение могло навлечь преследования.
Жыў-быў Эней, дзяцюк хупавы,
Хлапец няўвошта украсіў;
Хоць пан, але удаўсь ласкавы,
Даступен, вецел, неграбіў.
Ды грэкі нуйму нарабілі:
Як ляда, Трою ўсю спалілі.
Кашэль ён згробшы - наўцёк,
І, швыдка зробіўшы чаўнок,
Траянцамі яго набіў
Ды ў мора з імі ён паплыў.
Эти строки знакомы еще из школьной программы. Поэма «Энеіда навыварат», пускай и неоконченная, веселила не одно поколение белорусов. И во время своего появления действительно была крамолой — на языке, которому отказывали в праве на существование, от имени крепостных крестьян...
Истории известно много травестийных «Энеид» — то бишь пародийных пересказов культовой поэмы Вергилия «Энеида». Французский писатель Поль Скаррон создал «Перелицованного Вергилия» еще в XVII веке, в XVIII австриец Блумауэр заставил Энея обличать корыстолюбивых церковников, в XIX веке в России перелицевал «Энеиду» Николай Осипов, в Польше — Фердинанд Хотомский. Популярной стала «Энеида» украинского поэта Котляревского, где Эней превратился в казацкого атамана. Пример Котляревского вдохновил создателей белорусских анонимных поэм «Энеіда навыварат» и «Тарас на Парнасе». Впрочем, почему анонимных? «Тарас на Парнасе» уже издается под именем автора — Константин Вереницын. Да и «Энеіда навыварат» имеет практически утвержденного автора — Викентия Равинского. Оба имени открыл известный белорусский литературовед Геннадий Киселев.
Впрочем, имя Викентия Равинского (или Ровинского в другом написании) в связи с поэмой упоминалось еще в XIX веке... Главный вопрос — поэма чисто белорусская, а Равинский со Смоленщины, то есть как бы из России. Но это нестыковка только для тех, кто не знает, что в XIX веке в западных областях Смоленщины крестьяне, как и их предки, разговаривали на белорусском языке. По мнению исследователей, «северо-восточный (полоцко-витебский) диалект белорусского языка и смоленский диалект составляли единое целое белорусского северо-восточного типа». И само имение Равинских в прежние века находилось на территории Великого Княжества Литовского. Когда Киселев начал свои расследования, обнаружил грамоты польских королей Владислава IV и Яна Казимира, которыми Равинским жаловались поместья в Дорогобужском уезде «за рыцарские заслуги, отвагу и постоянную верность во всех невзгодах».
Итак, кто же такой был Викентий Равинский?
Его родители, дворяне из сельца Манино, были небогаты. Матери Равинского Феодосье Семеновне принадлежало четыре двора. Отец был секунд-майором, и Викентию была предназначена военная служба. Уже 31 октября 1800 года, в четырнадцать лет, он поступил унтер-офицером в Брянский мушкетерский полк.
Начинались наполеоновские войны. Как замечает Киселев, писари не успевали заполнять формулярный список молодого офицера. Участвовал в битвах против французов в 1805 году в передовом корпусе под командованием Кутузова, воевал в Галиции, Силезии, Моравии, Австрии. Под началом Багратиона участвовал в битвах под Аустерлицем и Прейсиш-Эйлау. А после битвы при Шенграбене, где «храбро открывал сам себе путь сквозь неприятельские колонны», получил «в воздаяние отличной храбрости» орден Святой Анны.
В перерывах между походами, с апреля 1808 по май 1809 года, Викентий Равинский жил в Петербурге, куда был направлен «для узнания порядка службы». Как раз в это время там находился Котляревский. Встречались ли поэты, неизвестно, но в северной столице тогда зачитывались украинской «Энеидой».
Самое большое испытание молодому офицеру принесла, конечно, война 1812 года. В составе 6-го пехотного корпуса 1-й армии под командованием Дмитрия Дохтурова Равинский участвовал в боях на территории Беларуси. Лида, Гольшаны, Сморгонь, Михалишки... Храброго офицера заметил командующий и сделал своим старшим адъютантом. Это место отнюдь не было синекурой — Дохтуров отличался храбростью, всегда лез в пекло и сам говорил, что при нем находиться опасно.
Бои за Смоленск шли два дня. Город бомбардировали 150 французских пушек. Дохтуров послал за помощью к Барклаю де Толли, тот вместе со свежей дивизией прислал сообщение: «От вашего мужества зависит сохранение всей армии». И французы были отбиты.
Равинский прошел главные сражения той войны, не однажды был награжден. С победным войском вступил в Париж...
Казалось бы, все должно быть хорошо. Отгремели пушки, дождь размыл угли пожарищ. Равинский — тридцатилетний полковник в отставке, герой. А поскольку еще и красавец, весельчак с пышной шевелюрой, покорил сердце местной богатой невесты — Прасковьи Яковлевны Римской-Корсаковой.
Михаил Глинка, писатель со Смоленщины, упоминает: «Зимой с 1827 по 1828 год приехал к нам зять Корсака — Равинский; он в молодости был человек веселый, остроумный и любил смешить разными затейливыми выходками, причем сохранял всегда серьезный вид».
Дети рождались один за другим — всего их было десять: четверо сыновей и шесть дочерей. Викентий Павлович поступил на гражданскую службу. Работал инспектором питейных сборов Оренбургской области. Возможно, в канцелярии оренбургского губернатора он встречался с сосланным за дело филоматов поэтом Яном Чечотом, другом Мицкевича. Затем Равинский управлял удельной конторой в Пензе, потом — в Костроме. Активного чиновника направляли в те конторы навести порядок, ибо служащие проворовались. Боевой офицер лучше других мог прищучить воров.
Мирно жить не получалось. Не зря именно после войны вспыхнуло восстание декабристов. Молодые люди, пройдя сражения, наблюдая мужество простых людей, низведенных до состояния рабов, пожив в Европе, не могли остаться прежними. Свобода, равенство, братство... «Бациллы» революции проникали в умы и сердца. Нет доказательств, что Равинский был связан с декабристами. Но, по свидетельству внука, занимался самообразованием, будучи в Европе, в совершенстве овладел французским и
