Дог-бой - Ева Хорнунг

Он и сам никак не мог успокоиться. У него мурашки бежали по коже; он весь чесался. Блохи донимали его больше, чем всегда. Он огрызнулся на Черную и отпихнул от себя даже Белую. Потом он отвернулся и страдал до рассвета, гордый и сердитый. От холода он никак не мог уснуть. Его Мамочка в темноте даже не смотрела в его сторону! «Где ты была. Мамочка? — молча спрашивал он ее в темноте. — Что ты наделала, зачем притащила его сюда?» Ромочке наверняка полегчало бы, заметь он, что Мамочка смотрит в его сторону и отвечает ему, но никакой ответ не объяснял ее предательства.

Он слышал, как новый младенец сосет молоко и мяукает. На рассвете он услышал звук — знакомый, но в логове по-прежнему странный: младенческую икоту. Закоченев от холода, Ромочка встал, схватил дубинку и зашагал к свету. Черная, Белая и Серый тут же пошли за ним, и ему полегчало. Они пошли напрашиваться на неприятности. Сегодня, злобно подумал Ромочка, они украдут у кого-нибудь сумки с покупками. Они не разбойничали с прошлой суровой зимы.

Ромочка нарочно не подходил к Мамочке и ее малышу. Мамочка, в свою очередь, делала вид, будто не замечает Ромочку. Он подолгу пропадал на охоте и приносил домой битком набитые пакеты с едой — чаще всего отважно украденной. Держался он гордо и равнодушно. Конечно, думал Ромочка с досадой, самой-то Мамочке охотиться не нужно! Она кормит и себя, и двух щенков, и человечьего детеныша едой, которую добывает он, Ромочка.

Прошло две ночи; он так скучал по Мамочке, что понял: так дальше продолжаться не может. Когда в логово проник рассвет, он прополз на ее сторону гнездышка. Мамочка охраняла двух щенков и мальчика. Увидев Ромочку, она подняла голову и зарычала. Ромочка прилег рядом, руки сунул между ног, опустил глаза и стал ждать. Он знал: рано или поздно Мамочка перестанет рычать и лизнет его.

Попозже Мамочка действительно перестала рычать и вылизала ему лицо и уши. После этого Ромочка осторожно подполз поближе и присмотрелся к младенцу. Он был очень маленький — гораздо меньше Ромочки. Ромочка удивился. Он сам таким крошечным никогда не был. Несмотря на вечный полумрак в логове, он разглядел, что у малыша светлые глазки и круглое личико, светлые волосики и крошечный носик — самый бесполезный нос из всех, какие он видел вблизи. Безволосое, пухленькое тельце младенчика было закутано во что-то теплое, стеганое и пушистое, а сверху на нем был рваный комбинезон, за который его тащила Мамочка. Пахло от младенца неприятно, но любопытно. Очевидно, он как-то по-особому испражнялся, раз его так плотно запечатали в одежду. И все же, подумал Ромочка, придется ему научиться не гадить в гнезде: все воспитанные собаки понимают, что нельзя гадить там, где спишь.

Он снял с младенца комбинезон, чтобы получше разглядеть, что там, под ним. Постепенно он полностью раздел младенца, снимая слой за слоем, а младенец то хныкал, то хихикал и дергал Ромочку за волосы. Ручки у него, несмотря на то что такие маленькие, оказались необычайно цепкими. Мамочка тоже заинтересовалась тем, какая у малыша кожа под одеждой. Ромочка раздевал младенца, а Мамочка тщательно его вылизывала. Как только Ромочка отложил в сторону испачканную одежду, стало ясно: малыш еще не знает, где можно гадить, а где нельзя. Мамочка вылизала его дочиста; Ромочка помогал ей, вытягивая ручки и ножки и подставляя самые грязные места и опрелости. Малыш громко плакал, зато после умывания стал розовенький и красивый. Ни Мамочка, ни Ромочка не обращали никакого внимания на его вопли. Рядом возились щенята; они покусывали пухленькие ручки и ножки малыша. Тот вдруг заплакал громче и засучил ножками. Ромочка придержал его рукой, а щенят отогнал.

Когда они закончили, малыш весь дрожал и хныкал, зато очистился. От него приятно пахло слюной. Ромочка очень гордился им. Теперь малыш выглядит гораздо лучше! Надо его одеть. Закаканные одежки и пеленки никуда не годились. Он сунул их в один из многих пластиковых пакетов, которые валялись вокруг, и закинул пакет в дальний угол логова. Лучше уж туда, чем на улицу, где их будут нюхать всякие чужаки. Потом он достал из своего тайника старый свитер и надел его на малыша. Раз тельце у нового щенка такое безволосое, придется раздобыть ему одежду. Мамочка улеглась рядом с Пятнашкой, Золотинкой и малышом. Все трое стали сосать молоко, толкаясь и шумно хлюпая. Ромочка посмотрел на малыша. Ну и смешно же он выглядит в его свитере! Он немного похож на него, только гораздо меньше и гораздо слабее. Ему даже старый свитер велик! Ромочка улегся рядом и, вылизав себе руки и предплечья, задумался. Этому малышу, этому человечьему щенку, понадобится имя.

Щенок быстро освоился. Он научился вылезать из гнездышка, чтобы испражняться, и Мамочка забирала за ним, как за остальными. Он ползал по логову в обносках, из которых Ромочка давно вырос. Когда взрослые собаки уходили на охоту, он зарывался в одеяла, которые лежали в гнездышке, строил там туннели, а потом засыпал в обнимку с Золотинкой и Пятнашкой. Он умел стоять и ходить на двух ногах, как Ромочка, но как-то некрасиво, неизящно. Он часто падал.

Ромочка пристально наблюдал за ним, радуясь каждому новому признаку того, что Щенок слабее и меньше. Обходился он со Щенком не слишком мягко; ему нравилось, когда Щенок тявкает от боли или кричит от злости. Ромочка злился, когда Щенок, спасаясь от него, бежал к Мамочке, и научился уворачиваться от Мамочкиных укусов — раньше она никогда его не кусала! Его уже давно никто не кусал больно — с тех самых пор, как он был новичком и еще ничего не понимал. Его раздражала даже незлобивость Щенка. Тот все забывал и прощал Ромочке обиды, а когда семья укладывалась спать, подбирался к нему и заползал под бочок. В запахе, идущем от Щенка, и в его безволосости было что-то мучительное. Ромочке нравилось засовывать руки под одежду Щенка и спать, прижавшись голой кожей к его коже. А еще ему нравилось нюхать макушку Щенка, хотя иногда от его запаха Ромочке становилось не по себе. Иногда Щенок во сне бормотал какие-то слова: «деда», «баба». Щенку снились страшные сны, какие не снятся собакам. Ромочка тогда просыпался и с замиранием сердца обнимал спящего малыша.

Щенок приводил его в недоумение. Постепенно Ромочка привык к тому, что Щенок — тоже член семьи, что его нужно кормить, о нем нужно заботиться. И все же, глядя на Щенка, Ромочка часто раздражался. Он даже к Золотинке и Пятнашке охладел, потому что увидел, как они привязаны к своему названому братику. Он надеялся, что вскоре они подрастут и примкнут к настоящим собакам.

Однажды Ромочка вернулся в логово и нигде не увидел Щенка. Он огляделся, испытывая смутное разочарование. И вдруг Щенок и две его маленькие сестрички набросились на него из-за поленницы; они дружно лаяли и повизгивали. Ромочка зарычал на Щенка и попытался его схватить, но Щенок сбежал, заразительно хохоча, и в Ромочке что-то надломилось. Он решил, что будет время от времени играть с ним. Когда сам захочет.

Снег подкрался незаметно, без сильных метелей. Просто однажды воздух стал морозным, и снег, который как будто летел скорее не сверху вниз, а снизу вверх, запорошил землю и больше не таял. А на следующий день начался настоящий снегопад. Мягкий пушистый снег закрыл все щели в потолке, все пятна на земле. Под снегом все стало гладким и загадочным. Ночью стало лучше видно белок — правда, поймать белку еще никому из стаи не удавалось. Они просто крутили головами, разглядев наверху рыже-серый комочек. Ромочка понимал, что гоняться за белками могут только щенята-несмышленыши.

— Щенок!

Все собаки удивленно вскинули головы, услышав, как Ромочка подзывает своего младшего братца: так человек зовет собаку. Ромочка был доволен: теперь все поймут, что Щенок — не такой, как они. Щенок льнул к его рукам, извивался, с надеждой заглядывал в глаза. Он лизал Ромочкины пальцы, руки, щеки. Ромочка злобно зарычал и отпихнул Щенка. Тот улегся на пол, зажмурился и свернулся клубочком. Его поза выражала покорность и готовность принять любое наказание, какое назначит ему Ромочка. Ромочка раздраженно вздохнул и лег рядом с ним. Щенок постепенно расслабился и начал тихо поскуливать. Ромочке захотелось плакать или кричать. Он протянул к Щенку руку и погладил его. Он чувствовал, как тельце младшего брата наполняется счастьем и он мгновенно засыпает.

Ромочка упорно отказывался нюхать Щенка. Он отказывался вылизывать Щенка. Но ничего не получалось. Даже Ромочка понимал, что малыш постепенно становится собакой, и чем больше он старался доказать Щенку, что это не так, тем больше он сам, Ромочка, как будто становился человеком.

Он прекрасно понимал, что Щенок безупречен. Щенок говорит только на собачьем языке. Щенок как будто умеет по запаху найти все, что нужно. Бывает, он стоит, словно задумавшись, и принюхивается к чему-то. Проснувшись, Щенок первым делом обнюхивал все углы — быстро оценивал обстановку и узнавал все, что произошло, пока он спал. Щенок быстро и проворно бегал на четырех лапах.