Тридцать первый этаж - Роман Коор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Решила, что я во всём виноват? — тоже вопросом ответил тот, поражённый напором и жёсткой откровенностью Мурина, и почувствовал, как нижняя футболка делается мокрой от пота в области подмышек.
— К сожалению, нет. Решила, что она сама виновата во всём. Дело в том, Роберт, что она была беременна. Знаете, и возможно от вас. А я, слабоумный, не поинтересовавшись её гинекологическим анамнезом, колол ей галоперидол каждый день. Но это не главное. В принципе, я мог давать это лекарство. Главное, что я не позаботился о ней должным образом. В общем, у неё был выкидыш. И этого она уже не выдержала. Теперь ей нужен абсолютный покой. Поверьте, ей будет намного лучше, если она вас больше никогда не увидит. И я, как её врач, постараюсь за этим проследить.
Роберт упёр взгляд в противоположную стену, а в душе его поднималась буря. Чувство вины смешивалось со страхом за Лизу, да и за себя самого, и со злостью на Мурина, так бесцеремонно и внезапно влезшего в его личную жизнь.
— Знаете, — заговорил он, изо всех сил стараясь скрыть свои чувства за спокойной и размеренной речью, — я не думаю, что вы имеете право решать за неё, с кем ей стоит видеться, а с кем — нет. Я не собираюсь рассказывать вам о подробностях наших с Лизой отношений, но не позволю вам считать её шлюхой, которая замутила со мной, как вы выразились, «интрижку». Ясно? Она не принадлежала Алексу. И вообще никому. И не будет принадлежать. Не смейте чернить нашу с ней дружбу!
— Я и не черню. Я даже понимаю вас. Но вы не хотите понять меня, и самое главное — понять её. Не будьте эгоистом, послушайте! Она страдает из-за вашей, как вы выразились, «дружбы», и считает её ошибкой. Она полагает, что если бы не эта дружба, — на слове «дружба» Мур сделал едкий акцент, — Алекс сейчас был бы жив. Потом это пройдёт, но сейчас вам нельзя волновать её своим присутствием, поверьте мне!
И тут Роберт подумал о том, что этот лысый эскулап может оказаться прав. Но с другой стороны, сохранялась вероятность того, что он просто запудривал мозги своими якобы доводами. Он поднялся на ноги и огляделся. Медсестра покинула своё место, коридор был пуст.
— Если вы будете слишком настырны, мне придётся вызвать охрану, — спокойно произнёс Мурин. — Я сообщу, что у вас острый психоз на почве эмоциональной травмы, и пока вас вяжут, я вколю вам два куба аминазина и ещё два куба галоперидола. Через пару минут вы будете чувствовать себя деревянным Пиноккио, и вас положат в психиатрию. Это в соседнем крыле. Полежите там несколько дней, подумаете. А потом мы поговорим ещё раз.
— Тебе не сойдёт это с рук, сволочь! — яростно бросил Роберт, обернувшись и глядя прямо в глаза своему оппоненту.
— Я здесь заведую реанимацией и анестезиологией, мне и не такое может сойти с рук, поверьте.
Повисла пауза. Роберт не знал, что ответить, и так и остался стоять с приоткрытым ртом. Мурин выжидающе смотрел ему в лицо, широко раскрыв свои серые глаза. Постепенно в голове Роберта возникло понимание, что этот раунд проигран. Необходимо было действовать хитрее. «Нужно вернуться позже, когда Мурина не будет в больнице. Чёртова сестра его предупредит, в любом случае. Но мне хватит времени увидеть Лизу, а при ней он не посмеет меня трогать!» — решил он.
— Я ухожу, — сказал он тихо, развернулся и пошёл прочь. Взор его застилала какая-то пелена, и он не замечал ничего вокруг. Уже около дверей лифта он понял, что непонятная пелена — это слёзы.
Первый глоток загазованного уличного воздуха показался Роберту проявлением божественной благодати. Он полез в карман, нащупал там плотную пачку, достал из неё сигарету и закурил. Улица вокруг кишела людьми. По проезжей части в обе стороны двигался плотный поток транспорта. Серо-зелёный автобус обдал Роберта вонючим дизельным выхлопом, и мокрые от слёз щёки тут же покрылись уличной пылью. Он вытащил носовой платок, вытер лицо и зашагал по тротуару, сам не зная куда. В голове его крутилась только одна мысль: «Почему так долго нет снега? Если бы он выпал, всё было бы по-другому».
Бессмысленные скитания привели его в район новостроек, где по широким проспектам ходили громыхающие красно-белые трамваи, а вдоль тротуаров росли каштаны и клёны. Он знал этот район, потому что раньше здесь жил его школьный друг, который два года назад уехал в Америку.
Душа его металась, а в его сознании, пока ещё в самой глубине, начал монотонно бить колокол. И обида, и страх, и злоба, и стыд готовились слиться в чудовищном шквале, не оставляющем никакой надежды прочим чувствам. Невозможно было решить, что следовало сделать, куда пойти, и зачем. И гимном этому хаосу, собиравшемуся воцариться в нём, становилась речь Мурина.
«Так не пойдёт. Нужно взять себя в руки!» — приказал себе Роберт, и как ни странно, у него действительно получилось немного успокоиться. Он снова видел вокруг себя дома, людей, автомобили. «Итак, можно ли верить лысому чёрту?» — спросил он вслух, когда остановился у кирпично-блочного шестнадцатиэтажного здания, впихнутого между двумя двенадцатиэтажками.
Первый этаж, как и прежде, занимал продуктовый магазин, а вход в единственный подъезд находился со стороны двора. Роберт помнил комбинацию чисел, которую следовало набрать на домофоне.
На лестничной площадке было чисто и светло. Просторный грузовой лифт распахнул свои двери, Роберт вошёл в него и нажал на кнопку с цифрой шестнадцать.
Выход на чердак оказался забран раздвижной стальной решёткой, которая, в свою очередь, была закрыта на массивный висячий замок. Впрочем, на другое он и не рассчитывал: так было и в то время, когда здесь жил его друг. Однако дверь, ведущая на общий балкон, оставалась незапертой. Он взялся за алюминиевую ручку и толкнул дверь от себя, почувствовав сопротивление воздуха, устремившегося в дверной проём. Роберт вышел на балкон, и холодный пыльный ветер ударил ему в лицо, перехватив дыхание. Повернувшись, он схватился за ручку и начал закрывать дверь, та вырвалась из его руки и с громким хлопком закрылась без его помощи. Послышался тонкий свист — ветер дул в щели между дверным полотном и косяками. Он подошёл к перилам.
В середине двора внизу располагалось двухэтажное здание детского сада, а чуть правее — спортивная площадка с турниками и причудливыми лестницами из стальных труб. Человек в спортивном костюме и в вязаной ярко-красной шапочке выделывал кульбиты на брусьях. Начинались сумерки, и уличное освещение уже включилось. Со всех сторон двор был ограничен блочными двенадцатиэтажками, но, поскольку балкон, на котором находился Роберт, располагался на четыре этажа выше окружающих домов, несколько кварталов вокруг можно было рассмотреть как на ладони. Слева, через дорогу, строился огромный дом, напоминавший неприступную сказочную крепость, в которой обитал могучий злой маг. Справа находились более старые кварталы, состоящие в основном из длинных девятиэтажных бело-зелёных и бело-жёлтых домов, похожих на океанские лайнеры. Роберт же устремил свой взгляд прямо перед собой, туда, где простирались ещё не застроенные пустыри и мелкие болотца, а вдалеке, уже в пригородной зоне, находилась лётная воинская часть с грузовым аэродромом.
Лет семнадцать назад он и его друг могли часами стоять на этом балконе. В мощный армейский бинокль, неизвестно откуда у них взявшийся, было прекрасно видно, как толстобрюхие транспортные самолёты, бывшие на земле столь неуклюжими, взмывали в небо с удивительной лёгкостью. Тогда Роберту мечталось в один прекрасный день набраться храбрости, проникнуть на авиабазу, залезть в один из этих самолётов и улететь на нём в новую независимую взрослую жизнь. Часто, сидя на скучнейшем уроке алгебры или засыпая в своей кровати, он до мельчайших подробностей планировал своё главное приключение, прорабатывая все возможные варианты его развития. Он ни с кем не делился этой своей мечтой, твёрдо уверенный в том, что однажды реализует задуманное.
Он опять зажёг сигарету, больше для ветра, чем для себя, и вытащил из кармана белый прямоугольник из глянцевой твёрдой бумаги — открытку, которую он сделал для Лизы.
«Антон Мурин, кто же ты такой? — проговорил Роберт. — Действительно можешь позволить себе быть крутым, красавец? Уверен в том, что говоришь, доктор? Чёрт тебя возьми, блядский Антон Мурин!».
Уже почти стемнело. Вдалеке он разглядел мигающие оранжевые огни взлетающего самолёта. Сигарета в руке давно истлела, и он щелчком отбросил окурок. Следом за окурком вниз полетел и белый бумажный прямоугольник. Роберт подумал, что сможет проследить траекторию его падения, но ветер подхватил открытку и в один миг унёс прочь. Ещё несколько минут он простоял на балконе, а затем отправился домой.
Он знал, что ещё много раз усомнится в правильности своего решения. Ему нужна была поддержка, и перед тем, как напиться вдрызг, он сделал один телефонный звонок, совершенно неожиданный для себя самого. Он звонил своей матери.