Меч королевы - Робин Маккинли

– А среди участников Игр еще женщины есть?

Наставник фыркнул с явным облегчением. Ну да, она же не стала и дальше донимать его про Тора Справедливого, который, наверное, был не такой уж скучный, раз сумел удерживать северян девять дней и проплавить дыру в горах, и про Аэрин с ее драконами.

– Несколько, – ворчливо отозвался он. – Теперь их всегда не много. Раньше было больше. – Он снова пустил Всадницу Ветра вперед, и Харри пришлось напрягать слух, чтобы сквозь цокот копыт расслышать последние слова: – Нам и нашим дочерям очень нужна дамалюр-сол.

Дамалюр-сол. Героиня.

Они поставили свои маленькие, потрепанные странствиями палатки недалеко от только что покинутого ими кольца гор. Вытирая Цорнина насухо, Харри чувствовала, как во тьме перемещаются людские тени. Когда она вернулась к костерку перед их тари, уже четыре такие тени сидели возле него на корточках. Костер, кстати, она развела сама, применив первый из трех Матиновых методов: надо было всего лишь правильно использовать трутницу. Учитель вышел на свет вместе с нею, в руках у него было седло. Он присоединился к четверым, и, поколебавшись с минуту, она последовала его примеру. С притворной храбростью подошла к просвету между их локтями, и гости освободили для нее место как для товарища.

– Как дела, братья? – спросил наставник, и Харри едва не подскочила, услышав, как он обращается к кому-то, кроме нее.

Одна из теней пожала плечами:

– Как всегда в первый день.

Первый день, по словам Матина, отводился для менее тренированных участников, кто не стремился выиграть кушак. Девушка вздохнула.

– Тебе первый день показался бы скучным, – сказал ей Матин. – Поверь.

Спустя минуту Харри узнала в первой тени Инната и чуть-чуть расслабилась.

– А как наша чудо-девочка?

Харри моргнула. Смысл «чудо-девочки» она вспомнила не сразу, а потом ее насторожило «наша».

– Прекрасно, – ответил Матин и улыбнулся ей.

Она слабо улыбнулась в ответ.

Тени кивнули и встали. Но, проходя у нее за спиной, каждый коснулся ее плеча и головы. Последним уходил Иннат, который, задержав руку на ее волосах, прошептал:

– Не вешай нос, чудо-девочка. – И тоже пропал.

Лагерь проснулся перед рассветом. Шатры снимали, и костры, разогрев маллак, приготовив кашу и опалив хлеб на завтрак, затаптывали. «Когда-нибудь, – подумала Харри, – я научу этих людей готовить тосты». Она поделилась кашей с Наркнон не столь щедро, как обычно. Пускай сейчас совершенно не хочется есть, скоро понадобятся все силы. Девушка оседлала коня и ждала, пока ее пошлют навстречу судьбе. В который раз она скучала по узде и поводьям. Ножны подвешенного к седлу меча казались странными, а маленький щит неуклюже бил по бедру. Матин, с неохотно следовавшей за ним вьючной лошадью, ехал рядом.

– Тебе туда, – кивнул он в направлении невидимых городских ворот. – Найдешь человека в красном, кисина, на черном коне под красным седлом. Назовешь ему свое имя: Харизум-сол, – добавил он, словно ей требовалась подсказка. А может, и требовалась. – Он поймет, кто ты такая.

Харри втихаря передвинула щит на дюйм вперед и вытерла руки о штаны. Кожа казалась липкой на ощупь. За кого ее примет этот кисин? Она даже собственный кушак без посторонней помощи завязать не способна.

Матин протянул руку, повернул ее лицом к себе и поцеловал в лоб.

– Поцелуй удачи. Обычно это делают отец или мать, если они носят кушаки. Иди, Дочь Всадников. Вперед.

Харри отвернулась. Рядом возник Иннат на большом сером жеребце. Он дружески улыбнулся ей.

– Не вешай нос, Дочь Всадников.

Утро уже раскалилось, а тень на равнине отсутствовала начисто. Кольцо гор, казалось, удерживало жар, словно воду в чаше. Харри нашла человека в красном и назвалась. Взгляд его показался ей особенно острым, но, возможно, он так смотрел на всех лапрунских новичков. Кисин кивнул ей, выдал белый лоскут, чтобы повязать на предплечье, и отослал девушку к клубящейся толпе взвинченных коней и еще более взвинченных всадников. Харри критически осмотрела их. Несколько прекрасных коней в подковы не годились ее скакуну, остальные не стоили внимания. Правда, один большой темно-гнедой притягивал взгляд. Сидевший на нем парнишка в синем неплохо держал плечи и голову. Интересно, что думают другие всадники о девице с багровым кушаком и на большом золотом коне?

Разговаривали мало. Здесь, на городском конце равнины, собрались те, кто назвал свои имена человеку в красном. Остальные – видимо, зрители – толпились за условной чертой, протянувшейся от ног кисинова коня до дальнего края плато. Некоторые соперники Харри беспокойно кружили на своих конях, не в силах устоять на месте. Другие нервно оглядывали себя, словно стремясь убедиться в собственном присутствии. Харри наматывала пряди гривы Золотого Луча на влажные пальцы и стискивала зубы, чтоб не лязгали. Приглушенный перестук конских копыт, шелест дыхания и скрип седел, шорох ткани. И смотрящее вниз солнце над головой. В надежде отвлечься от мыслей о состязаниях Харри взглянула вверх, высматривая хоть какой-то признак Города, какую-нибудь тропу к его воротам, но взгляд уперся в скалы. Мелькнула паническая мысль: «Город у меня прямо перед глазами, а я его не вижу». Цорнин, научившийся к этому времени читать многие мысли хозяйки, дернул на нее ухом: «Прекрати». Харри послушалась.

Состязания начались, когда утро перевалило за середину. Сначала у них забрали оружие и заменили плоскими деревянными мечами. Тут Харри обнаружила, что любит свой собственный меч гораздо больше, чем ей представлялось раньше. Все надевали шлемы. Она тоже распутала ремни своего и надела. Он казался тяжелее обычного, боковые щитки заслоняли происходящее по бокам. Всадников поделили на пары, тройки, пятерки и восьмерки. Такими маленькими группами они скакали галопом по проходу между зрителями, разворачивались и неслись обратно. Они пересекались с парами, тройками, пятерками и восьмерками, несшимися им навстречу, уворачивались и сталкивались. Всадники скатывались в пыль, лошади несли. Харри с Цорнином не относились ни к тем ни к другим. Так же как и юноша в синем на гнедой кобыле. Золотой Луч норовил вырваться вперед, но Харри без труда заставила его держаться вровень с остальными. Ему не особенно нравились толпы, но он повиновался своей наезднице, потому что признавал ее просьбы. Те, кто удержался в седле после очередного раунда, снова и снова скакали галопом туда и обратно. И с каждым заходом на пути появлялось новое препятствие, требующее преодоления: стена из скатанных шатров, забор из шатровых шестов, груда мелких камней с кустом на верхушке. Первые капли пота выступили у Цорнина на плечах, когда он слегка подбросил всадницу, как ей требовалось, чтобы зацепить носком лодыжку соседа и сковырнуть его на землю.

Когда последний заезд кончился, остался небольшой отряд из двадцати верховых. Харри огляделась, гадая, сколько оказалось сброшено или поранено. По ее прикидкам, участников стало в разы меньше. Прошло несколько минут. Выдержавшие несколько смущенно водили коней, пытались отдышаться сами и ждали. И тут к ним направились зрители, снова собравшиеся на городском краю равнины. Некоторые из них ехали верхом, и все держали длинные деревянные шесты. «Что?» – успела подумать Харри. И тут на ее покрытую шлемом голову опустился шест. Конь перед ней споткнулся и рухнул к ногам Золотого Луча. Цорнин перепрыгнул бьющиеся ноги соплеменника беззаботно, словно траву под ветром. А Харри уже размахивала направо и налево своим игрушечным мечом. Становилось жарко, подступило раздражение. От пота туника липла к телу, кожаный панцирь противно скрипел. Палящее солнце пыталось вытолкнуть ее из седла точно так же, как шесты в человеческих руках. Что за ерунда? Она била дурацкой деревянной палкой плашмя и рукоятью, а Цорнин вставал на дыбы, топтал и бросался вперед. Харри сломала еще несколько шестов. Она чувствовала, как ухмылка Матина проступает на ее собственных губах. Кто-то резко ткнул ее шестом в плечо. Цорнин в который раз перетек вбок, помогая хозяйке увернуться. На возвратном движении она рубанула по шесту и увидела, как жердь, кувыркаясь, вылетела из руки державшего.

Цорнин перепрыгнул через очередного упавшего коня. Харри вдруг поняла, что зрители взяли участников состязаний в кольцо. Если один из всадников пробивался слишком близко к краю давки, на него набрасывались с особенной яростью и заворачивали обратно. Харри с интересом отметила этот момент и начала решительно выбираться. Несколько сотен против двадцати! И только немногие из тех двадцати по-прежнему держались в седле.

Девушка почувствовала прилив гнева, памятный по тому дню, когда выбила из седла Матина. Поймала кого-то за ключицу, скинула его с коня его собственным шестом – и почувствовала, что вырвется. Цорнин попятился на задних ногах, затем развернулся, опустился на все четыре. Еще один удар сплеча. Рукоять истерзанного деревянного клинка зловеще треснула, но это уже не играло роли. Она… вырвалась.