Форпост. Беслан и его заложники - Ольга Алленова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые свидетели говорили, что боевик, сидевший на педали под баскетбольным кольцом, завалился вбок, отпустив педаль, что привело к взрыву. Были потерпевшие, которые соглашались с версией следствия и считали, что первой взорвалась бомба, подвешенная к баскетбольному кольцу. И все же большинство свидетелей, говоривших о причинах штурма, считали, что он был инициирован оперативным штабом.
Из показаний потерпевшей Ларисы Мамитовой:
– Все-таки ваше мнение, что это все могло спровоцировать? С чего это началось?
– Все началось с того, когда подъехало МЧС забрать трупы. Все началось оттуда. Я не видела, что там в коридоре произошло. Засуетились, забегали, кто-то вот забежал даже в зал. Вот что-то все-таки в коридоре произошло.
– Боевики засуетились?
– Да. Именно боевики. И мне почему-то кажется, что это эмеэчсовцы не были, это альфовцы. Я даже тогда говорила: по-моему, это были не МЧС, а спецназовцы, и штурм начали оттуда[38].
Пятое. Потерпевшие утверждали, что по школе стреляли «наши» из тяжелого вооружения в то время, когда многие заложники еще находились в школе. Следствие же считало, что гранатометы, огнеметы и танки стреляли по школе уже вечером, когда живых гражданских там не было, – чтобы выбить оставшихся боевиков. Но показания свидетелей говорили об обратном. Например, казачий атаман Правобережного района Харитон Едзиев сообщил в суде, что танк стрелял по школе в светлое время суток: «Я стал стучать по крышке люка и закричал: „Как ты смеешь стрелять, сволочь, там же люди!“» Вскоре после этого заявления атамана попытались задержать за незаконное хранение огнестрельного оружия. Говорили, что защитили его бывшие заложники.
Кадр из оперативной съемки штурма школы
Из показаний старшего участкового Правобережного РОВД Сослана Фриева в Верховном суде Северной Осетии:
– С 1-го по 3-е сентября 2004 года я находился в оцеплении возле домов № 39 и № 41 по Школьному переулку (со стороны ул. Октябрьской) […].
После обеда 3 сентября я находился на крыше дома № 39. Когда я поднялся на крышу, то там находились 5 бойцов. Я не знаю, какое это было подразделение, потому что они были в форме цвета хаки без отличительных знаков. На них были каски. Это было после обеда, точнее я не знаю, так как часов у меня не было: где-то около 3-х – 4-х часов дня. Начали стрелять: стреляли с правой стороны (от нашего дома), со стороны гаражей. С конца гаражей слышались выстрелы. И эти военные говорят между собой: «Стреляют со „Шмелей“. Давайте отойдем в сторону, а то всякое бывает!» И они отошли (в сторону). Потом, где-то через минут тридцать начали стрелять танки. Танк мы не видели, потому что мы были на крыше напротив школы, а танк стрелял с противоположной стороны, со стороны спорткомплекса.
А со «Шмелей» стреляли снизу, с правой стороны дома № 37. Кто стрелял – я не видел, так как все заслоняли деревья и гаражи. Но все было слышно. По времени это было где-то в четыре (часа) или попозже: часов ни у кого не было.
Я определил, что стреляли из «Шмелей», потому что об этом говорили бойцы вот этого спецподразделения. Выстрелы (по громкости) были сильными, ну вот как из гранатомета, когда стреляют[39].
Из показаний потерпевшей Аллы Ханаевой:
– Стреляли, закидывали гранаты снаружи, вот. Между мной и окном лежала моя дочь. Эта женщина, которую звали Арина, она лежала на своих детях. Я помню, влетела граната, и осколком ей попало в спину. Арина погибла. Арину боевики не убили, это точно, это 300 %. Потом они заставили стать детей на окна, дали им тряпку, дети начали махать. Стали дети на окна такие, которые, естественно, были без родителей. […] И были застрелены мальчики извне. Потому что я сидела под окном, лежала, и ребенок упал прямо с… (запись обрывается. – О.А.)[40]
Из показаний потерпевшей Регины Кусаевой:
– Когда я лежала, я четко слышала свист этих пуль. Такой шквальный огонь был. Я еще думала, откуда они стреляют, за что они в нас стреляют. У меня было ощущение, что стреляют с улицы. Но я знала, что террористы в школе. Откуда же тогда эти дикие выстрелы с улицы[41].
Из показаний потерпевшего Руслана Тебиева:
– […] Почему танки стреляли? Почему не спросить с этого человека? Кто приказал стрелять? Командир танка, я извиняюсь, не имеет права стрелять, пока он приказ не получит. Из огнемета ни один человек не выстрелит, если у него приказа нет. […] Первый взрыв был в школе. Второй взрыв был в школе. Мы видели. Один взрыв, дым пошел с окон. А второй взрыв, он шаром ушел вверх. Значит, они залповый огонь дали по крыше, и произошел этот взрыв, и все это ушло вверх. И никого это не интересует.
[…] Я спрашиваю, какая необходимость была применить оружие массового поражения, которое запрещено международной конвенцией. […] Какая необходимость была применять танки?! Какая необходимость была применять противотанковые гранатометы, РПГ-27, РПГ-26? Какая необходимость была? Можно было что-то другое применить и хотя бы кого-то взять живым. Вот нашли одного дурачка, вот этого (показывает на Кулаева. – О.А.), который от начала говорил по телевизору: «Я жить хочу». Конечно, он жить хочет, он не пришел туда умирать. Он пришел, чтобы ставить требования. Политические требования. Их проигнорировали[42].
Шестое. Следствие утверждало, что, говоря о 354 заложниках в школе, власти не располагали другими данными. То есть дезинформация была ненамеренной. Это опровергается сразу многими очевидцами событий. Врач Лариса Мамитова, которая вынесла первую записку террористов 1 сентября в 11:05–11:20, рассказала в суде, что, передавая ее представителю спецслужб, сказала: «Нас очень много. Мы все заминированы. Ради Бога, не стреляйте только. Вот, записку держите. Нас свыше тысячи». Свидетели, находившиеся во время теракта у Дома культуры, тоже говорили о том, что составили списки находившихся в школе заложников в первый же день.
Из показаний потерпевшего Руслана Тебиева:
– А мы в первый день в 3 часа, в 4 часу, уже знали, что записались вот, все пострадавшие записались у работников милиции. Их было 1080 человек. Первого числа в четыре часа. И эти списки понесли в администрацию, в этот штаб так
