Форпост. Беслан и его заложники - Ольга Алленова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марина Пак говорила, что комитет год добивался этой встречи, и почему-то ее назначили именно на 2 сентября 2005 года. Она напоминала, что президент к ним так и не приехал, зато теперь его покажут по телевизору – встречающимся с женщинами Беслана. И все-таки Марина решила ехать. Чтобы спросить президента, кто командовал штабом, кто руководил операцией, кто должен отвечать за то, что людей не спасли, и почему никто до сих пор не наказан. Еще она сказала, что ехать должны такие люди, которые от жизни уже ничего не хотят. Те, кто потерял единственных детей. Тогда они не будут испытывать страха и неловкости и это будет честный разговор.
А Рита Сидакова, потерявшая единственную дочь, сказала мне, что комитет загнали в тупик: «Если не поедем мы, поедут другие и не зададут тех вопросов, которые хотим задать мы. Но если поедем мы, часть комитета нас не поддержит. Нас раскалывают».
Утром 1 сентября у бесланской школы Элла Кесаева зачитала перед журналистами обращение под названием «Мы не желаем жить в этой стране», которое подписали 500 потерпевших[50].
В это время у школы появился полпред президента в Южном федеральном округе Дмитрий Козак. В тот год он выполнял в регионе очень неприятные поручения федерального центра. Пройдя по спортивному залу школы, Козак уехал во Владикавказ. А через пару минут сотрудники администрации главы Северной Осетии стали приглашать бесланских женщин к автобусу, чтобы отправиться на встречу с полпредом. Но к автобусу никто не пошел. «Если Козаку надо с нами встретиться, пусть сам приедет», – ответили женщины. И полпреду пришлось вернуться.
Он просидел в маленькой квартирке, где размещался комитет «Матери Беслана», около двух часов. Выражал им сочувствие, говорил, что понимает их настрой и что президент России тоже очень переживает, а в дни трагедии вообще ходил «почерневший». Сусанна Дудиева прервала его, сказав, что следствие не принимает во внимание показания многих потерпевших, что их не хотят слушать, а замгенпрокурора не принимает их ходатайства.
– Все, что касается поведения следователей, то такая наша страна, – сказал Дмитрий Козак.
Каким-то удивительным образом Козаку всегда удавалось расположить к себе людей. Он ничего определенного не говорил, но всем своим видом выражал участие. Человеку в горе не много надо – чтобы поддержали, пожалели. Козак умел это делать без слов. Не случайно его посылали разруливать самые сложные в этическом смысле задачи. Например, в соседней Карачаево-Черкесии он уговаривал матерей, захвативших Дом правительства и президентский кабинет, разойтись по домам. А в Беслан он приехал, чтобы женщины, которые поедут к президенту, выпустили весь свой гнев на него, а с президентом пообщались «конструктивно».
Его спросили, почему Дзасохова не пустили в школу к террористам, почему ему в оперативном штабе угрожали арестом, – женщины сослались на слова самого бывшего президента Северной Осетии. Козак удивился: «Он так и сказал?» Мамсуров кивнул.
– Ну что я могу вам сказать? – продолжил полпред. – Меня здесь тогда не было.
В делегацию включили пять человек из комитета «Матери Беслана». 2 сентября они улетели в Москву из бесланского аэропорта и в тот же день вернулись.
Встреча с президентом России проходила при закрытых дверях, но впоследствии выяснилось, что бесланский журналист Мурат Кабоев попросил кого-то из делегации записать ее на диктофон. Я приведу цитаты (в сокращенном виде) об этом визите из книги Мурата «Огненный шар». Мурат провел огромную работу в Беслане – он тщательно собирал свидетельства очевидцев, написал две книги, помогал федеральным журналистам. Он бывший подводник, стал журналистом в уже зрелом возрасте и лучше многих из нас справился с этой задачей. Мурата не стало в октябре 2015 года.
Гадиева: Вы сказали, что у них не было требований. Они сразу же выдвинули свои условия – прекратить войну в Чечне, вывести войска.
Путин: У них не было требований.
Гадиева: Они выслали две записки и одну кассету.
Путин: Про кассету я не знаю.
Дудиева: Вы же признаете, что должен нести ответственность штаб? Потому что, когда начались взрывы, там не знали, как действовать.
Путин: Да, есть тот, кто должен нести за это ответственность.
Гадиева: А как же информация о количестве заложников?
Путин: Я клянусь, что до конца не знал их точное количество.
Гадиева: Вы говорите, что уголовная ответственность нужна, что следствие дошло до конца. Но если есть конкретный человек, который назвал вам конкретную цифру, вы можете теперь его наказать? Вы согласны, что это была дезинформация?
Путин: Да.
Гадиева: А почему они вам лгали?
Путин: Наверное, людской страх не позволил сказать о количестве.
Дудиева: Но ведь если это дезинформация, виновного нужно наказать?
Путин: Да. Но это были официальные данные.
Римма Торчинова: Уже утром 1 сентября было возбуждено уголовное дело прокурором РСО – Алания Бигуловым по факту захвата заложников в количестве более 600 человек. Разве вы об этом не знаете?
Путин сразу это записал.
Дудиева: Когда в Америке был совершен теракт, тут же были предприняты какие-то ответные шаги и сделаны выводы. У нас же были Буденновск, «Норд-Ост», а выводов и виновных нет. Наверное, и после Беслана могло бы не быть выводов? Поэтому мы здесь. Не допустить того, чтобы случился еще один Беслан. Вы признаете, что вы несете ответственность за то, что произошло в Беслане?
Путин: Да. Я не снимаю с себя ответственности за то, что произошло в Беслане.
Дудиева: Раз вы признаете ответственность, вы согласны с тем, что ответственность вместе с вами должны нести руководители силовых структур, подразделений, те, кто вас подставил? Руководитель штаба, который не справился, и теракт закончился такими жертвами?
Путин: Да, непременно.
Дудиева: Для того чтобы они понесли наказание, нужно провести объективное расследование, выявить этих людей, доказать их вину и наказать.
Путин: Согласен.
Дудиева: До тех пор пока вы не начнете наказывать, пока люди не поймут, что за преступление следует наказание, теракты не будут прекращаться, а люди будут гибнуть. Люди
