Форпост. Беслан и его заложники - Ольга Алленова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я спрашиваю его, зачем начинать штурм, если даже спасатели не готовы, Тотоонти отвечает: «Масхадова испугались».
«Почему они не связывались с Закаевым, пока Аушев не приехал? Они упустили 29 часов! А ведь любой здравомыслящий человек понимал: звонить надо Масхадову! И почему нет никаких распечаток разговоров Закаева с Аушевым и Дзасоховым? Потому что Закаев сказал: Масхадов приедет. И то, что Аушев вывел 26 человек из зала, показывало: Масхадов выведет сотню. И Проничев с Анисимовым (замдиректора ФСБ. – „Власть“) испугались. Они, видать, доложили начальству, те – Путину, и Путин дал отмашку. Ведь Дзасохов попросил у Закаева два часа для того, чтобы решить технические вопросы приезда Масхадова, и ровно через час после этой беседы начался штурм»[49].
В конце августа я снова встретилась с Кесаевым, и он сказал, что намерен опубликовать расследование своей комиссии в сентябре. Интервью вышло в журнале «Коммерсантъ-Власть» 29 августа под названием «Были действия, которые были похожи на штурм». Оно было не менее жестким, чем предыдущее. Кесаев не собирался отступать. Он повторил то, что ранее говорила мне Рита Сидакова о работе криминалистов на месте трагедии, – что там не было должного осмотра и на второй день после теракта по месту трагедии прошлись бульдозером. Таким образом, у следствия не оказалось нужных первоначальных данных, которые уничтожены. «Есть только догадки. А над всеми этими догадками 331 покойник, сотни инвалидов и полная неуверенность людей в завтрашнем дне». Кесаев недоумевал, зачем так осложнять расследование? Он говорил, что это лишает людей доверия к власти. А я думаю, что в Беслане доверие к власти было потеряно окончательно, и власть это знала. Ее задачей был не Беслан, а вся остальная территория вне Беслана.
Из интервью Станислава Кесаева Ольге Алленовой, «Коммерсантъ-Власть», 29.08.2005:
– Мы надеялись, что все происходящее есть подготовка к переговорам. Мы исходили из того, что штурма не будет. А потом мы узнали, что переговоры велись неэффективно. Получилось, что основным переговорщиком был служащий нашей УФСБ, и ему все обещали, что появятся более профессиональные переговорщики из Москвы. Но они так и не появились. Потом нам объясняли, что профессиональные переговорщики вылетели из Москвы и приземлились в Беслане, но в это время в школе произошел взрыв. Почему они так долго летели?
Естественно, руководство республики пыталось выходить на самых разных людей. Вышли и на Руслана Аушева, и на Масхадова, и на его окружение. То есть инициаторами были именно наши местные власти. А со стороны оперативного штаба не было ничего. Не было никакой координации. Это показали начавшийся штурм и огромные жертвы среди спецназовцев.
– Вы в своем докладе скажете людям – штурм был?
– Штурма не было. Подготовленного штурма не было. Были действия, которые были похожи на штурм, после взрыва. Почему произошел взрыв, я не могу сказать однозначно. Причин несколько – начиная от случайной и заканчивая нежеланием видеть в Беслане Масхадова. Он же сказал через своих людей: обеспечьте безопасность, я приеду. А это же для руководства страны означает разговаривать с тем, с кем не хочешь. Поэтому и скрывали требования террористов, записки, кассеты. […]
– На вас не оказывается давление из-за того, что вы говорите о том, о чем никто больше не говорит?
– Этот ажиотаж вокруг нашей комиссии мне непонятен. Вот говорят: вы себе позволяете то, что другие не позволяют. Так мы готовы отвечать за каждое свое слово! Если МВД не отработало так, как должно было отработать, если МЧС не отработало, если пожарные приезжают в 3 часа дня, когда школа уже два часа горит, и говорят, что им по инструкции можно не тушить там, где стреляют, а я вижу гражданских людей с брандспойтами, – мы об этом разве должны молчать? Просто надо назвать вещи своими именами, чтобы те, кто недорабатывает, извините за такое советское слово, исправились. И в дальнейшем не допускали подобное. Чтобы не было самоуспокоенности. Чтобы люди были уверены, что они защищены. А содержать силовиков, чтобы видеть их отчеты, – в этом нет никакого смысла. Ведь вопросов у людей множество. Официально руководителем операции по телефонограмме был назначен глава нашего УФСБ генерал Андреев. Но почему это произошло на второй день? Почему Андреев? Когда Басаев захватил Буденновск, с ним говорил премьер, а у нас все замкнулось на одном из небольших клерков в правоохранительной системе. Который больше выступал перед телекамерами, чем находился в штабе. То есть этот человек был фигурой номинальной. А где были высокие генералы, где были первые лица страны? Говорят, были заместители Патрушева, что сами Патрушев и Нургалиев здесь присутствовали, но я больше верю официальной информации. А она такова, что эти люди по приказу президента вылетели в Беслан. Дальше информации о них нет.
Настроение в маленькой северо-осетинской парламентской комиссии не могло не беспокоить большие умы в федеральном центре. Публикация доклада в сентябре, спустя год после теракта, грозила серьезными неприятностями. До сих пор никакой официальной информации об участии в бесланской операции первых лиц государства не было – но парламентская комиссия ставила об этом вопрос, как и о степени ответственности каждого из них. Допустить появления в уголовном деле этих имен Москва не могла. К тому же, убедившись в том, что заложников «сначала замочили, а потом не спасли», форпост мог зашататься. Мне казалось, что осетинскому парламенту не дадут выпустить этот доклад. Но, с другой стороны, гражданская активность в Беслане была так велика, а у потерпевших настолько отсутствовал страх и был такой большой авторитет в местной среде, что я не могла представить, кто и как решится мешать публикации этого парламентского расследования. Шепелю это явно было не под силу.
Оказалось, что «тяжелая артиллерия» уже готовилась к бою.
В Кремль
В первую годовщину
