Штамм. Закат - Гильермо дель Торо

Он размотал тряпки и до упора крутанул таймер. Три минуты. Сто восемьдесят секунд. Яйцо всмятку.

Василий проклял свою «удачу» – только теперь он осознал, что при вампирской бойне, разворачивавшейся в тоннеле, ему придется как можно глубже забраться в трубопровод, который твари использовали в качестве переправы, да еще пятясь задом, с поврежденной рукой и кровоточащей ногой.

Перед тем как взвести таймер, Фет, насколько это было возможно, выглянул в тоннель и увидел кротов, корчащихся под гроздьями пирующих вампиров. Всех бродяг уже заразили, со всеми уже было покончено – со всеми, кроме Безум-Ника. Он стоял возле бетонной опоры, взирая на происходящее с блаженной улыбкой идиота. Как ни странно, ни одна из темных тварей не тронула его. Вокруг неистовствовали вампиры, а Безум-Ник оставался целым и невредимым. Затем Фет увидел, как к сумасшедшему приблизился долговязый Габриэль Боливар. Безум-Ник пал перед певцом на колени. Две их фигуры рисовались в тусклом свете, пробивающемся сквозь пыль и дым, словно изображения на почтовой марке с библейским сюжетом.

Боливар возложил руку на голову Безум-Ника – сумасшедший поклонился, затем поцеловал руку и принялся молиться.

Все, Фет увидел достаточно. Он сунул бомбу в щель между трубами и отпустил пальцы. Раз… два… три… – начал он считать, вторя тиканью таймера, затем схватил свою сумку и, пятясь, пополз по трубопроводу.

Сначала Фет двигался с трудом, однако вскоре стало легче – его собственная кровь, текшая из раны, служила смазкой в этой тесной трубе.

…сорок… сорок один… сорок два…

Группка тварей переместилась к входному отверстию трубопровода, привлеченная запахом лакомства, источаемым Фетом. Василий увидел их очертания в маленьком круглом проеме, и все его надежды испарились.

…семьдесят три… семьдесят четыре… семьдесят пять…

Со всей доступной ему скоростью Фет полз, скользя по собственной крови, при этом он умудрился раскрыть сумку и вытащить гвоздезабивной пистолет. Пятясь, он вопил во весь голос и выпускал серебряные гвозди, подобно тому как солдат опустошает магазин автомата, паля по вражескому гнезду.

Гвозди Фета глубоко вошли в скулу и лоб вампира, который первым рванул следом, – хорошо одетого мужчины шестидесяти с лишним лет. Фет выстрелил еще несколько раз – гвозди выбили глаз и заткнули вампиру пасть: один из серебряных штифтов глубоко зарылся в мягкие ткани горла.

Тварь пронзительно завизжала и отпрянула, через нее быстро полезли другие, по-змеиному извиваясь в тонкой трубе. Фет увидел, что к нему приближается новый монстр, на этот раз хрупкая женщина в спортивном костюме. Из большой раны на ее плече торчала сломанная ключица. Женщина ползла к Фету, а кость царапала стенку трубопровода.

…сто пятьдесят… сто пятьдесят один… сто пятьдесят два…

Фет выстрелил в приближавшуюся тварь. Она ползла, несмотря на то что лицо ее было утыкано серебром, точно подушечка для иголок. Из этой подушечки вдруг выстрелило чертово жало. Оно вытянулось во всю длину и едва не коснулось Фета. Спасаясь, Василий заерзал в скользком от крови желобе еще активнее. Выстрел – промах. Гвоздь срикошетил от стенки и прошел мимо вампирши, зато угодил в горло твари, лезшей следом.

Как далеко он отполз? Сколько до бомбы? Пятнадцать метров? Тридцать?

Маловато.

Три динамитных патрона спустя – три патрона и одно гребаное яйцо всмятку – он узнает, маловато или нет.

Продолжая стрелять и вопить, Василий вспомнил фотографии домов из журналов «Недвижимость» со светящимися уютом окнами. В такие дома никогда не вызывали крысоловов. Фет дал себе слово: если он каким-то чудом выживет, то зажжет свет во всех окнах своей квартиры и выйдет на улицу – просто посмотреть, как это выглядит.

…сто семьдесят шесть… сто семьдесят семь… сто семьдесят…

За тварью расцвел взрыв. Жаркая волна ударила в лицо Василию, он почувствовал, как его тело подхватил раскаленный поршень вытесненного воздуха и понес, понес… но тут на Фета со всей дури рухнула туша – опаленное тело вампира – и вышибла из него дух.

Проваливаясь в тихую ясную бездну, он вдруг услышал слово. Оно всплыло из глубин памяти и вытеснило мерный счет, звучавший в его голове:

КРО… КРО…

КРОАТОН

Парк Арлингтон, Джерси-Сити

Десять тридцать вечера.

Альфонсо Крим[14] битый час торчал в парке, выбирая стратегически важную точку.

В таких случаях он был очень разборчив.

Единственное, что ему не нравилось в выбранном месте, – это сенсорный фонарь, льющий сверху оранжевый свет. Впрочем, для таких дел у него имелся заместитель – «лейтенант» Роял, или просто Роял. Всего делов-то – взломать замок на коробке у основания столба, сорвать крышку, воткнуть монтировку. И проблема решена.

Фонарь над головой помигал и погас. Крим одобрительно кивнул.

Он отступил в тень. Его мускулистые руки, слишком большие, чтобы скрестить на груди, свисали по бокам. Торс широкий, почти квадратный. Главарь «Джерсийских сапфиров» был черным колумбийцем, сыном британца и колумбийки. «Джерсийским сапфирам» подчинялись все кварталы вокруг Арлингтонского парка. Если бы они захотели, то подчинили бы и парк, но дело не стоило того. По ночам парк превращался в криминальный рынок, и зачисткой его должны были заниматься полицейские и добропорядочные граждане, а вовсе не «сапфиры». По существу, Крим извлекал даже некоторую выгоду из того, что здесь, в самом центре Джерси-Сити, располагалась эта мертвая зона: она служила чем-то вроде общественного сортира, в который стекалось дерьмо со всех кварталов города.

Каждый уличный угол своих владений Крим завоевал открытой грубой силой. Как танк «Шерман», он шел напролом и молотил противостоящие войска, пока те не сдавались. Всякий раз, завоевав новый угол, Крим праздновал победу тем, что ставил на очередной зуб серебряную коронку. У Крима была ослепительная и пугающая улыбка. Пальцы его тоже обросли всякой серебряной мишурой. Были у него, разумеется, и цепуры, но сегодня вечером Крим оставил свои побрякушки на хазе: цепи – первое, за что хватаются отчаявшиеся люди, когда до них доходит, что их собираются убить.

Рядом с Кримом стоял Роял. Он был в меховой парке, поэтому просто-таки обливался потом. Спереди на его черную вязаную шапочку был нашит туз пик.

– Он не сказал, что хочет встретиться один на один?

– Сказал только, что хочет сделать ставку.

– Ха! И какой план?

– Чей план? Его? Ни малейшего понятия. Мой план? Вот мой план: сделать на его роже гребаный братский шрамчик.

Своим толстым пальцем Крим изобразил бритву и чиркнул по лицу Рояла, словно бы нанося длинный глубокий разрез.

– Ненавижу большинство мексиканцев, а этого – особенно.

– Я вот думаю: почему в парке?

Убийства в парке никогда не раскрывались, потому что никто не поднимал шум. Если ты настолько смел, чтобы зайти в парк с наступлением темноты, значит ты настолько же туп и твоей жизни конец. На всякий случай Крим покрыл кончики пальцев клеем «Крейзи глю», чтобы не оставлять отпечатков, и обработал плоскую рукоятку бритвы вазелином и хлорной известью – так же, как он поступил бы с рукояткой пистолета, чтобы не оставить ни следа ДНК.

Подъехал длинный черный автомобиль. Не то чтобы лимузин, но все же пошикарнее, чем навороченный «кадиллак». Машина притормозила у бордюра. Тонированные стекла не опустились. Водитель остался внутри.

Роял посмотрел на Крима. Крим посмотрел на Рояла.

Задняя дверца распахнулась. Вылез пассажир – между прочим, в солнцезащитных очках. На нем были расстегнутая клетчатая рубашка, под которой виднелась белая майка, мешковатые штаны и новенькие черные сапоги. Он снял заломленную спереди шляпу, обнаружив под ней туго натянутую красную бандану, и швырнул головной убор на сиденье автомобиля.

– Это что за мудила? – шепотом спросил Роял.

«Мудила» пересек тротуар, вошел в парк сквозь пролом в ограждении и зашагал по плешивому газону. Его белоснежная майка ослепительно сияла – так часто светится белая ткань, собирая все что ни есть яркого в ночи.

Крим не мог поверить в происходящее, пока этот тип не приблизился настолько, что его татуировка, идущая от одной ключицы к другой, стала видна во всей своей красе.

SOY СОМО SOY. Я ТО, ЧТО Я ЕСТЬ.

– Я что, должен ахнуть от восхищения? – спросил Крим.

Гус – Гус Элисальде, главарь банды «Ла мугре»[15] из Испанского Гарлема – улыбнулся, но не сказал в ответ ни слова.

Машина на холостом ходу стояла возле обочины.

– И что? – сказал Крим. – Ты проделал весь этот путь, чтобы сказать мне, что выиграл в какой-то лотерее?

– Типа того.

Крим медленно обвел взглядом Гуса сверху донизу и снизу доверху, сделав вид, что разговор окончен.