Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повернулся к Костику:
— Общую!
— Есть Общая!
— Дубрава-Один — проверка связи!
— Второй — на связи! — Жихарь, по голосу слышно, готов к пиршеству. Зря кто-то надумал в Крыму пустить татар первым тараном. Ой, зря…
— Третий — на связи! — голос, как «Таволга». Толстый, спокойный и с виду неказистый. Ну правильно — на кой Салимуллину нервы?! Вон у брата, считай кровного, Юры Жихарева — на двоих хватит.
— Четвертый — на связи! — Гирман тоже с нервишками нормально управляется. Кто бы сомневался!
— Пятый — на связи!
— Ну, что, Борек? Как ты, пехотура кундузская? Да знаю! Знаю, что готов… Куда ты у меня денешься, родной?!
— Шестой — на связи! — С тобой, Василь Степаныч, чуток попозже переговорим.
— Седьмой — на связи! — Фу-у-у… Товарищ Петерс — на месте. Пронесло! Правильно, не валиться же истуканом наследнику тевтонов от первой же слепой стрелянины какой-то шляхетской тарахтушки!
— Дубрава-Один — всем! «Нарыв — лопнул!» Повторяю! «Нарыв — лопнул!»
Дорога почти до самого верха забита техникой. Еще пара минут, и доползет наш железный кулак до точки «эх, понеслась!». Судя по всему, на Родаковское направление двинули больше чем один усиленный пехотой бронекавалерийский батальон. Сейчас полностью втянулось первое подразделение. Не считая звеньев управления, ремонта и обеспечения, у них четыре группы по девять машин. Всего порядка пятидесяти единиц. Следом пошла следующая рота — на подъем втянулось КШМ с тяжелым прикрытием и пара групп. Не ошибся Шурпалыч, все точно по его раскладке. От нас да самой трассы дорога запружена броней. Ну и начнется тут вскорости…
Можно прикинуть, с чем в «итого» придется иметь дело и куда сразу бросать «ПТУРы». Цели у нас изначально разбиты по приоритетам.
Номер первый — «Лоара». Без счету проклятая пехотой всей Конфедерации адская балалайка. Мудрый ход пшеки сделали — не придраться. Не можешь защитить танк от гранатомета — защити от самих гранатометчиков. Не хватает ума придумать свое «как?» — сдери идею у «русских пся-кревичей» — они еще в Афгане весьма неслабо применяли «Шилку»[85] против духов. Машины разные, а принцип один: помноженная на огневую мощь сумасшедшая скорострельность, плюс возможность подавлять несколько целей одновременно. Пока в зоне ответственности этих зараз — три штуки. Надеюсь, Передерию хватит везения таким образом голову колонны на фугасы поставить, чтобы и нашей голосистой приме перепало. Еще одна «Лёля» прикрывает танк и управление выползающего на брусчатку второго бронекавалерийского «пидроздилу». Третья окажется где-то за триста метров до начала подъема. Приговорить суку — вопрос нашей чести и долг памяти по пацанам. Вот ее, дорогушу, и отдам Дэну на первый выстрел.
Приоритет номер два — танки. Семь-восемь штук на брусчатке. Парочка подпирает снизу. Круто… Никогда бы не подумал, что решусь на такую авантюру. Остается надеяться, что двенадцать троек Салимуллина, четыре пары Гирмана и восемь троек Никольского в первом перекрестном залпе не забудут, что танк всегда — танк И пусть «Тварды» не навороченный на всю голову «Леопард», но что может эта машина — народ знает. В противном случае внуки четырех танкистов и их собаки быстро растолкуют нам, как надо по уму управляться с тяжелым вооружением.
Третий клиент из подрасстрельного списка «ви-ай-пи» — самоходные минометы, из-за торчащих из башенки двух угловатых стволов прозванные у нас «подштанниками». Как по мне, сегодня опаснее этой машины нет. Единственная надежда, что БТР — не танк, и бить в упор неподвижные «АМВэшки» из любого тяжелого гранатомета все одно, что жаканом из двустволки — домашних кроликов в клетках.
Последняя головная боль — пехота. У нас, в каждой тройке, специально для собратьев по цеху есть третий номер. У него — спарка «Шмеля». Во время залпа каждый огнеметчик делает сразу по два выстрела в грузовики своего сектора. Надеюсь, сорок выстрелов на неполные два десятка машин в первые три-четыре секунды боя в состоянии, особо не мучая, переправить коллег по несчастью из говенной действительности — в лучший из миров. С добровольцами, однозначно, придется повозиться. Ну, никто, вообще-то, не обещал, что будет легко…
— Костя! Пятерку давай!
— Есть Пятерка!
— Пятый! Дэну — «балалайка» за переправой. Малюта — «подстрахуем» на танки, по плану. Как понял?
— Есть!
Осталось дождаться сигнала Передерия.
— Давай, Константин, Второго, недолго осталось — финишируем.
— Есть Второй!
— Первый — на связи!
В трубке раздался придушенный голос Передерия:
— Еще пару минут, Первый.
— Ждем…
Связист припал к своему перископу и, прижав наушник от общего аппарата к уху, не отрываясь смотрел на дорогу. Его напарник стоял на одном колене над их «органом» и, откинув предохранительный колпачок, держал палец на светившей зловещим тормозным сигналом пластиковой кнопке. Вторая половинка наушника была на резинке притянута к уху. Из ниши тянуло смешанной со стыдом вонью страха.
Трубку держал я. С каждым выдохом Ивана Григорьевича во мне поднимался уровень адреналина. Дед, ну как можно так сопеть?!
В голове цветными роями проносились картинки. Словно отдельным, редко включаемым чувством, каким-то ирреальным видением, просто отчетливо видел своих ребят. Сидят напряженно на краю ниш укрытий — трубы вдоль траншей, предохранители сняты, прицелы — разложены. По дну промоин протянуты телефонные нитки. Представляю, что у каждого в душе сейчас творится.
В трубе, зажав в последнем спазме дыхание, прошелестело:
— Первый. Готовность! Начинаю отсчет!
— Есть отсчет!
Всё, камрады! Дед сейчас на Луну вас отправит…
— Пять… — глянул на Костю. Он заметил и твердо кивнул в ответ.
— Четыре… — спокойный молчун-связист уперся взглядом внутрь себя.
— Три… — несчастный Педаля, забившись в нишу, старательно выполняет шипящую команду связистов «носа не кажи!».
— Два… — в голове веер: от «не сработает сигнал» до «сейчас заметят и вмажут первыми; со всех своих стволов — залпом».
— Один…
Ну… Давай… Давай! Да-ва-й-й-й!
Три голоса — один в трубе и два на КПП — сливаются в единый, заглушенный страшным разрывом, крик:
— Огонь!!!
Ну, понеслась, твою мать! Даешь Сутоган, сука!!!
Когда над створом вершины выросли дымные фонтаны и на колонну обрушился грохот трех мощных зарядов — впереди и пяти послабее — сзади, первое, что сделали все механики-водители, — синхронно нажали на тормоз. Вот что значит реальный боевой опыт: прошедшие Афган в таких случаях что есть дури давят на газ. Кинув операторов-наводчиков лбом на прицелы, а потом, не менее быстро, отдачей швырнув назад в обратку — техника вкопанно встала. За мгновения потери видимости и ориентации произошло многое. Для большинства находящихся внутри машин — все…
Тридцать семь труб Салимуллина, двадцать пять Никольского и шестнадцать гранатометов Гирмана, громыхнув единой фугой, обрушивают на колонну стремительный огненный рой. Каждая граната, сверкнув малиновым выхлопом, разрывается в скоплении машин. Пяток, как мне показалось, бьет ниже целей, но ни одна не пролетает сквозняком или выше!
В этот же миг, с наизнанку выворачивающим нутро воем, на замершую в шоке брусчатку сверху обрушивается беспрерывный чугунный шквал из минометов Штейнберга.
С обеих сторон дороги, секунду погодя, еще раз ухает двадцать огнеметов. Следом, с минимальным разрывом, повторяют удар вторые номера — новые два десятка «Таволг» рвутся к своим избранникам. Синхронно с ними, далеко в хвост построения, уходит первый «ПТУР».
За первые четыре-пять секунд боя бронегруппа ловит почти сто двадцать тяжелых гранатометных и огнеметных зарядов, не сделав в ответ ни одного прицельного выстрела. Могу только представить весь тот ужас, который успели прочувствовать выжившие. Остается прибавить, что вместе с грохотом атаки в шлемофоны всех спецов влетел дикий скрежет, свист и шорох — результаты нажатия волшебной кнопочки на «органе» нашего Костика. Понятно, что сама «глушилка» находилась где-то на вершинах Родаковского плато, но команда-то пошла из нашего командного пункта в самый подходящий момент, и связи у них не стало именно сейчас — когда она им нужна, как воздух.
Результат залпа оказался не менее впечатляющ. Каждый танк схлопотал от двух до четырех «чемоданов» из «двадцать девятых» и «двадцать седьмых». «Лёля», как заслуженный ветеран солдатской ненависти, отгребла целых пять «тандемок».[86] В ней, как и еще в трех танках и шести самоходных минометах, сдетонировал боекомплект. Выпотрошенной грудой металлических коров, еще минуту назад — такие пугающие и опасные, эти монстровидные чудовища теперь беспомощно подпирают нависшее небо чадными столбами праздничного аутодафе.