Приключения Геркулеса Арди, или Гвиана в 1772 году - Эжен Сю

Вождь пяннакотавов был тем самым индейцем, которого ранил в плечо Купидон на берегу озера и который несколько дней спустя похитил Адою из поселения Спортерфигдт.

Все индейцы были, как и он, выкрашены в красный цвет и татуированы синей краской.

Уров-Куров носил прежний наряд, только на шее у него висел как командирский знак различия нагрудник из разноцветных перьев на бисерном шнурке. В руке у него было ружье, а на поясе висели скальпировальный нож и палица — палка длиной около трех футов с привязанным на конце острым камнем.

Пяннакотавы привыкли все время, не занятое войной или охотой, проводить в полной праздности. Сразу по прибытии они разлеглись на площади: кто спал, кто курил трубку из рожкового дерева.

Индейцы и мароны вступили в союз по общей ненависти к европейцам. У негров соединялись жажда мести и жажда грабежа.

Пяннакотавы грабежом не занимались. Они были из караибов-людоедов, еще довольно многочисленных в этой части Вест-Индии: своих пленников они скальпировали и съедали — не столько из действительного «вкуса» к себе подобным, сколько по воинским и религиозным преданиям. Случались эти отвратительные пиршества не иначе, как при определенных торжественных обрядах и по некоторым большим праздникам.

Зам-Зам рассказал индейскому вождю про исход гадания со змеей и спросил его:

— Встретил ли мой брат по пути белых? Узнал ли он что-нибудь о старом демоне майоре Рудхопе, который ведет их?

— Сыновья Синих Гор встречали следы бледнолицых возле бухты Палиест, — отвечал Уров-Куров в обычной индейской, несколько вычурной, манере.

— У поселения Ултока-Одноглазого? — вскричал Зам-Зам. Вождь, не любивший, как и все индейцы, тратить слова даром, кивнул головой.

— Не хочет ли Уров-Куров напасть на бухту Палиест? — спросил негр. — Если хочет, я просил бы его не делать этого. Пока я вождь болотных маронов, мои люди будут щадить поселение Ултока. И, я надеюсь, наши верные друзья пяннакотавы также.

Индеец удивленно посмотрел на Зам-Зама и спросил:

— Улток очень жесток с черными. Как может мой брат с Сарамеки любить его?

— Он поставляет мне воинов, — отвечал Зам-Зам с циничной иронией. — Его рабы несчастны, они бегут от него и пополняют мое войско. А из тех поселений, где с рабами обходятся хорошо, маронов вовсе не бывает. Наоборот, пять лучших моих воинов соблазнились рассказами о доброте спортерфигдтских хозяев и променяли нашу вольную воинскую жизнь на рабство под бичом Белькоссима.

— Я люблю Ултока-Одноглазого: он служил моей мести, — сказал индеец с таинственным видом. — Я ненавижу Белькоссима и все в Спортерфигдте: старый хозяин Спортерфигдта напал на нас возле своего поселения и убил много наших. Когда Улток просил меня сжечь соседние поселения, чтобы стало меньше риса, сахара, кофе и хлопка и чтобы он мог дороже продавать бледнолицым свой сахар, кофе, хлопок и рис, я пустил красного кулика к его соседям. Когда Улток просил меня привезти в его дом бледнолицую девушку из Спортерфигдта, я привез ее к нему в дом.

— Бледнолицую девушку из Спортерфигдта! — воскликнул Зам-Зам.

— Позавчера мы несли ее в бухту Палиест. На нас напало много бледнолицых. Я отбивался вместе с моими воинами, а три сына Синих Гор понесли белую девушку через лес.

— Так вы отнесли ее в бухту Палиест? — переспросил негр. — Ха! Зачем же?

— Затем, что Улток-Одноглазый хочет взять в жены девушку из Спортерфигдта.

— Э! А как же брат мой до нее добрался! Говорят, Белькоссим и его проклятые рабы так хорошо охраняют Спортерфигдт?

— Для Уров-Курова и его воинов нет хорошей охраны, — хвастливо отвечал индеец. — В болоте, в воде, на дереве — всюду змея настигает и хватает добычу. Мы перешли лужайку и переплыли канал. Мы молчали, как в могиле, и подошли к окнам дома.

— И никто не забил тревогу?

— Под крышей Спортерфигдта была дочь нашего племени. Молодой ягуар играет с теми, кто посмел посадить его на цепь. Но потом он разрывает цепь и набрасывается на своих поработителей.

— Что, индианка вам помогла? — спросил Зам-Зам.

— Она дала нам знак.

— А бледнолицая девушка не кричала?

— Дочь нашего племени знает силу трав. Есть травы, от которых человек спит глубоко, как мертвый.

— А где же теперь молодая хозяйка Спортерфигдта? — спросил Зам-Зам.

— Я говорил тебе: мои воины отнесли ее к Ултоку-Одноглазому. В бухту Палиест есть много дорог, а его проводники знают затопленные тропы.

— Зам-Зам, твой друг, тоже хотел бы взять в жены молодую хозяйку Спортерфигдта, — сказал негр.

Индеец невозмутимо ответил:

— Если бы мой брат с Сарамеки сказал мне это прежде Ултока, я бы принес белую девушку к нему в карбет.

— А кто нам мешает украсть ее у Ултока? — воскликнул Зам-Зам, охваченный желанием совершить новое преступление.

— Мой брат хочет украсть у Ултока-Одноглазого женщину, которая ему дорога, — возразил индеец, пристально глядя на Зам-Зама. — Значит, он не любит Ултока?

— Я люблю Ултока, потому что он жесток, — сказал негр, кровожадно усмехаясь. — Если он потеряет эту женщину, он рассвирепеет и еще больше ожесточится. Пытки в его поселении станут еще страшнее, и ко мне убежит не десять человек, а двадцать.

— Уров-Куров не возьмет левой рукой то, что дал правой. Сын Синих Гор не оскорбит того, кто служил его мести, — твердо возразил индеец.

Чернокожий вождь понял, что настаивать бесполезно, и хвастливо сказал, указывая на жилище своих жен:

— У Зам-Зама в этом карбете самые красивые негритянки и самбо в Гвиане. По первому знаку хозяина они готовы лечь к его ногам. Зам-Заму не нужна молодая хозяйка Спортерфигдта: преданная, послушная собака лучше упрямой, шаловливой козочки.

Поверил индеец показному равнодушию Зам-Зама или нет, но он выспренним тоном ответил:

— Мама-Юмбо читает в сердцах.

— Так, — сказал Зам-Зам, чтобы переменить неприятный разговор, — и Мама-Юмбо велит нам напасть на белых.

— У нас в краале колдунья тоже сказала, что нам надо напасть на бледнолицых. Мы победим и принесем людей в жертву Мама-Юмбо, — сказал индеец.

— Знает ли мой брат, что к нашим врагам прибыл из Европы новый вождь и что он очень храбр? Мой лазутчик в Суринаме видел, как он сходил с корабля, и слышал, как белые хвалят его храбрость.

— Черная колдунья говорила об этом одному из наших воинов, — отвечал Уров-Куров в кровожадном исступлении. — Мы победим бледнолицего, что приплыл по большому соленому озеру. Наши воины снимут с него скальп. Они привяжут его к священному столбу и сделают мишенью для своих стрел. Они воспоют его смерть в победных песнях. Они съедят его мясо, как велит Мама-Юмбо, они съедят его мясо, чтобы не забывали пяннакотавы: желудок воина — почетная могила для его врага. Так будет! Так будет! — мрачно заключил индеец свое пророчество.