Дикий - Владимир Угрюмов

— Может, ты сказала, что замуж вышла?

— Не сказала.

— Теперь я вижу, что и такое можешь заявить. — Все это мне не нравится совсем. — Ладно. Спи.

Ухожу в гостиную и продолжаю смотреть, как Ван Дамм ломает челюсти плохим мужчинам. Хорошо быть Ван Даммом. Чужая жизнь всегда краше. А Ван Дамм, возможно, свою жизнь проклинает… Каратэка продолжает махать ногами и руками без устали, а я вот устал. Глаза слипаются. Если умереть, то в бою. Но если спать, то в своей кровати. Бреду в спальню, надеясь притулиться с краю. Устраиваюсь. Стараюсь заснуть. Но не могу. Рядом девушка, а пахнет пивной какой-то. Встаю и возвращаюсь в гостиную. Валюсь на диван и укрываюсь пледом. Во сне оказываюсь в Питере. Мне восемнадцать лет, и Нина любит меня, так сильно любит меня, что говорит — любимый мой!

Открываю глаза и вдыхаю горький турецкий запах. Если пить кофе с утра до вечера, то станешь кофейным наркоманом. Но это пока не страшно. Страшнее иметь напарника, склонного к непредсказуемому поведению. Женщины и так непредсказуемы. Если Вика напивается, то ее брать с собой нельзя. Проболтается, и пойдут слухи. После слухов прилетят пули и сделают мясо. Могут и бомбы прилететь — будет не мясо даже, а фарш.

Завтракаем молча. Вика виновато смотрит исподлобья.

— Ладно, кайся, — не выдерживаю ее взглядов.

Вика облизывает губы и говорит:

— Первый раз в жизни напилась. Этого больше не повторится. Так противно. Могу встать в угол.

Шутки в сторону. Говорю девице жестко все, что думаю. А думаю я о том, что все мясо в перспективе. Следовательно, трезвость — жесткое требование. Необходимость. А не моя прихоть. Понимает или нет — Вика сидит, словно мышка, слушает.

— Все, босс, — проговаривает. — Проехали. Больше таких остановок не будет.

Хочется верить. Она мне нужна, и я верю ей.

Вика собирается на работу, и я предлагаю ей вечером куда-нибудь сходить.

— Московский балет приехал, — обрадованно соглашается она. — Хватит всяких варьете и алкогольных напитков. Начинаем развиваться, босс!

— Ладно. Я билеты достану, — обещаю и закрываю за ней дверь.

Достаю билеты и надеваю костюм. Для того и пауза в работе, чтобы подумать и в красивые места походить. Забираю Вику с работы и везу в театр. Это не варьете, но и здесь машут ногами. Без похабщины, правда, и под хорошую музыку — много скрипок, и кларнеты с литаврами дают прикурить. Публика чистая, бандитских рож почти не видно. Беспредельщики в балет не ходят. Интересно, а я-то сам беспредельщик или нет? Хочется верить, что нет. Хотя неизвестно, как дальше жизнь сложится… Мне нравится, что рядом со мной Вика, — на нее заглядываются.

После балета идем в ресторан «Интуриста» и заказываем ужин. Там тоже музыка приличная, но братвы побольше, чем в театре. Вика говорит, что любит песни Игоря Корнелюка. Я плачу оркестру «фантики», и они поют… Вспоминаю вдруг Лику. И вспомнить не могу, отдельные черты никак не складываются в картину лица. Так и надо, наверное. Жаль только, если Лика станет помнить меня…

Таксист получил двести грамм «фантиков» и ждет возле ресторана. Помогаю Вике надеть плащ и говорю, что довезу до дому, но она просит забрать к себе.

— Мы ведь напарники, босс. Между нами ведь ничего… Да и стыдно ехать домой после вчерашнего. Я еще не очухалась по-настоящему.

Слаб человек. Поэтому соглашаюсь. Едем ко мне и пьем чай. После Вика отправляется в постель, а я еще смотрю фильм про Ван Дамма. Другой фильм. Теперь он в другом костюме и девушка у него другая. Только челюсти врагам крошит по-прежнему. Дурдом, а не кино.

Выключаю видик и ложусь на диван. Но я же не в полевых условиях, чтобы спать вторую ночь в одежде. Снимаю костюм и иду в спальню. Вика спит будто, свернувшись калачиком. Стараясь не потревожить ее, забираюсь под одеяло. Все-таки я себя обманываю. Себя-то обманывать зачем? Нежный запах духов и юного тела. Но лежу и не шевелюсь. Так тоже хорошо, потому что хорошо все, что впереди… Такая жизнь. В ней все или впереди, или позади… Только настиг, а уже позади… Сон начинается. Сон…

Сперва во сне ничего не происходит, просто сухая пустыня до горизонта и лишь миражи над песками, в которых мерещатся оазисы, толпы людей в оазисах и тачки, верблюды и небоскребы, Игорь Корнелюк скачет, худой, словно Майкл Джексон. После пустыня отступает, и я становлюсь частью миража. Приятно. Приятно так, что просыпаюсь. Готов «вальтера» вытащить из-под подушки. Но ствол уже в другом месте и готов стрелять. Вспоминаю Вику в кровати, а вот и она — перебирает пальцами мой пистолет, заряжает… Ложись после этого с напарником в койку. У всех у нас только койка в башке… Язык у нее щекотный, а рот — влажный. Ведь это оазис, а не пустыня… Свет только слегка пробивается сквозь занавески. Я и во тьме вижу хорошо. Одеяло убежало, улетела простыня. Весь я ухожу туда, к ней в рот, взрываюсь во рту скользким пламенем. Весь я втекаю в нее и чуть-чуть умираю… А подушка, как лягушка, ускакала от меня… Чуть-чуть умираю, ненадолго. Давно не было женщин. Киев — не в счет. Это получилась не женщина, а пощада… Нахожу подушку в ногах. Девушку вверх — подушку вниз. Вяжем узлы, словно матросы… Потом она меня опять заглатывает, как удав кролика… Потом. Не знаю. Потом одна извилина в башке. Сон после коллективный — четыре ноги, руки, две головы. Потому что кровать одна… Во сне же жуть пустынная — Игорь Корнелюк и Майкл Джексон…

Лехе я дал вторые ключи от квартиры на Сумской — и зря.

Слышу сквозь сон, как щелкает входной замок, и бодрые Лехины шаги затопали в прихожей. Это понимает одна часть сознания, а вторая заставляет выкарабкаться из Вики, руки начинают шарить в поисках оружия.

— Босс, это я! Не пристрелите ненароком! — Леха открывает дверь и замирает. Бодигард ожидал увидеть собранного босса, а увидел женские сиськи сперва, полуразвинченного начальника без трусов.

— Стучаться надо. — Стараюсь казаться суровым, но мне стыдно.

Выковыриваю из-под жопы подушку и прикрываю ею Викины железы. Подбираю с пола трусы и начинаю скакать, надевая.

— Выйди ты, ё-моё, из комнаты!

— Да, босс. — Леха выходит.

Вика открывает глаза и протягивает ко мне руки.

— Подожди, — отмахиваюсь от девушки и, накинув халат, выхожу к бодигарду.

Тот хочет что-то спросить, но я поднимаю руку, словно древнеримский полководец, настаиваю:

— Это к нашей теме не относится. Говорить об увиденном не надо, — давай о деле.

Леха заметно обиделся. Черт с ним! У нас не общество скопцов все-таки. Сам небось топчет девок в Джанкое каждую поездку. Ставит их на берегу головой к закату… Леха от обиды даже забыл, с чего хотел начать.

— Права привез? — помогаю ему вопросом.

— Да-да, — оживает парень и начинает рыться по карманам, достает «корочки» и протягивает мне.

Беру и открываю. Фотка моя. Заголовок по-французски, как и положено. Могу ездить теперь хоть по Парижу, хоть по Копенгагену. Могу и по Мелитополю. Все могу.

Леха протягивает еще и конверт, после подливает в чашку вчерашнего чая и замолкает. Я тоже наливаю себе вчерашнего. Даже позавчерашнего, если точно вспомнить. Это позавчера Вика налопалась и я ее чаем отпаивал. Леха смотрит в сторону. Я выдерживаю паузу и спрашиваю:

— Ты что, парень, меня мужчиной не считаешь?

Леха вздрагивает от неожиданного вопроса и мотает головой:

— Как можно, босс!

— Может, я педик, по-твоему? Педиков теперь каждый день по телевизору показывают. Умнее они, говорят, и тоньше.

— Перестаньте, босс, гадости мне говорить!

— Тогда что ж ты, засранец, на меня волком смотришь?! — почти кричу ему в лицо, и бодигард быстро отвечает, словно отчитывается:

— Не ожидал увидеть Вику. Думал, вы с Ликой. Вы ведь никогда раньше…

— Лике лучше меня забыть. Мне — тоже. Раньше не делал, потому что занят был. Понял?

— Понял.

— Спать будешь?

Леха косится на стену и отказывается. Говорит, что спал перед дорогой, что ему в офис надо пораньше. Андрюха его, мол, дожидается… Отваливает, короче. Я его и не задерживаю.

Возвращаюсь в спальню — Вика заснула снова. Не стану будить ее. Нечего ей каждый день в контору бегать. Не снимая халата, ложусь рядом и распечатываю послание от Анвера. Опять в нем фотография. На фотке капитан милиции. Смотрит мент хмуро, а живет — живет он в городе Славянске, опять же Краснодарский край. Интересно, до генералов я доберусь или нет?.. Капитан — это хорошо. Помню, на зоне был капитан Горюхин, он меня на «дальняк» и укатал. Сперва несколько раз в шизо отправлял на десять суток; после, когда я мужика за хамство уделал, в Сибирь отправил. Поэтому мне эта анверовская фотография по душе… Да, география у меня нынче обширная. В правах написано, будто бы получил я их в Херсоне. Посмотреть бы — что за городок?..

Вика рядом зашевелилась. Обнимает меня, а я ее целую машинально в темечко. Но вот ее руки в моем халате, а мои — на ее спине. Сухая спина начинает увлажняться. Знаю, слава Богу, что это значит. Напарники мы, но теперь об этом поздно вспоминать. Кровь убегает в нужное место… Случка, скачка, судороги. Скорый поезд «Красная стрела» несется из Северной Пальмиры в Москву и обратно. Короткая остановка в Твери, только для того, чтобы воздуха набрать, далее — спешить некуда, поспешить — людей насмешить… Но долго не выдерживаем. Судороги, скачка, случка…