Улица Ангела - Джон Пристли

Новый звонок, на этот раз весьма настойчивый.

— Простите… Друг мой, сходи и посмотри, кто там, — воскликнула миссис Дэрсингем. — Я сейчас только вспомнила, что Агнес легла спать, а кухарка, вероятно, не слышит или не хочет слышать. Это, должно быть, вечерняя почта.

Мистер Дэрсингем отсутствовал несколько минут, и почему-то в это время никому не хотелось разговаривать. Миссис Дэрсингем перестала усиленно предлагать гостям фрукты. Она решила встать из-за стола, как только будет съеден последний кусок, и тогда — слава тебе Господи! — худшее будет позади. Пускай себе мужчины остаются в столовой, пьют портвейн и сколько душе угодно фыркают друг на друга, как коты на собак. Она будет сидеть в гостиной среди милых, глупых, уютных женщин, и все ее мучения окончатся.

Но как раз тогда, когда она уже почти утешилась этой мыслью, вернулся из передней ее супруг — и не один. Этот болван привел в столовую какую-то совершенно незнакомую девушку!

Девушка была совсем юная и прехорошенькая, а лицо мистера Дэрсингема расплылось в ту идиотски-блаженную улыбку, которая появляется на лицах мужчин в присутствии молодых и красивых девушек. Всем женам знакома и ненавистна эта улыбка. Она неприятна во всякое время, но когда она относится к совершенно незнакомой девушке и когда эту девушку муж приводит в столовую к концу неудачного обеда и улыбается ей в присутствии жены, которая в течение многих часов чувствовала себя далеко не на высоте, а последние полчаса была близка к истерике, — тогда это уже катастрофа, это смертельная обида! Миссис Дэрсингем бросила своему супругу один только взгляд — и блаженная улыбка растерянно заметалась, вмиг бесследно исчезла с его лица. Потом миссис Дэрсингем, привстав, посмотрела на незнакомку и сразу решила, что никогда еще ни одна девушка не внушала ей с первого взгляда такой антипатии.

— Простите, мы как будто не… — начала она.

Но девушка и не взглянула на нее. Она подставила левую щеку большим усам мистера Голспи, а он обнял ее рукой за плечи.

— Лина, девочка! — загремел мистер Голспи. — Ах, черт возьми, я совершенно забыл, что ты сегодня приедешь.

— Да, это на тебя похоже, — сказала девушка сухо. — Ты — никуда не годный отец, я это тебе не раз говорила. А теперь познакомь меня со всеми.

4

— Видите ли, это я виноват, — гудел мистер Голспи, обращаясь то к хозяину, то к хозяйке дома. — Кругом виноват. Мне следовало вас предупредить. А я хотел это сделать, да забыл. Дочка написала мне, что сегодня приедет из Парижа, но, конечно, не упомянула, в котором часу, каким поездом и так далее. Она всегда так пишет — неопределенно и бестолково. Ну, я смотрю — половина восьмого, а ее нет, и усомнился, приедет ли она. Что мне было делать? — Задав этот вопрос, он посмотрел на мистера Пирсона, который случайно встретился с ним глазами.

— Разумеется, мистер Голспи, — торопливо поддакнул испуганный Пирсон.

— Ну вот, я вам сейчас скажу, как я поступил. Я оставил записку у швейцара, чтобы дочь, если приедет, знала, где я…

— Ну хорошо, папочка, — перебила его дочь, — незачем так много говорить об этом. Это никому не интересно. Записку мне передали. Я вовсе не была намерена сидеть весь вечер одна в этой ужасной квартире. Я вызвала такси и приехала сюда. Вот и вся история.

Покончив таким образом с этим вопросом, мисс Голспи — по-видимому, чрезвычайно уравновешенная и хладнокровная особа — улыбнулась миссис Дэрсингем (которая не ответила на улыбку). Затем мисс Голспи достала из сумочки зеркальце и принялась внимательно изучать в нем свое лицо.

Даже миссис Дэрсингем не могла не признать, что лицо это пленительно. Лина Голспи была, несомненно, красавица. Очень хороши были ее рыжевато-золотистые волосы, большие карие глаза, дерзко вздернутый носик, сочные губы. Она казалась миниатюрнее, чем была в действительности. Шея, плечи, руки у нее отличались несколько хрупким изяществом, ноги были крепкие и стройные. Лина представляла собой совершенный образец красивой молодой самочки. Лишь немного косящий взгляд да иногда складка губ напоминали ее отца, и разве только очень внимательный наблюдатель заметил бы некоторое сходство их голосов. Но говорили они с совершенно разным акцентом. Мистер Голспи растягивал гласные и резко оттенял согласные, как уроженец Южной Шотландии или Северной Англии, а дочь его говорила на том интернациональном английском, которому способный иностранец может научиться в парижской колонии англосаксов и которым говорят иногда на сцене актеры Англии и Америки, — языке, оторванном от своих корней и источников, типичном языке звукового кино. В обществе Лины вам начинало казаться, что вы участник какого-то звукового фильма.

— Я собирался вам сказать об этом, когда пришел, — продолжал мистер Голспи, упорно оставляя за собой последнее слово. — Хотел просто вас предупредить, что моя дочь, которая, кстати сказать, вовсе не такая пай-девочка, какой она кажется с виду, может без приглашения неожиданно ввалиться сюда.

— Ничего, ничего, пожалуйста, — отозвался мистер Дэрсингем. — То есть я хочу сказать — мы в восторге.

— Вот и хорошо, значит, все в порядке. — Мистер Голспи сел на свое место, широко улыбнулся дочери и немедленно налил себе еще стакан портвейна.

— А я была уверена, что вы уже давным-давно отобедали! — воскликнула Лина, перестав разглядывать себя в зеркальце и разглядывая теперь по очереди всех гостей. — Что, поздно начали или так много ели?

— Я думаю, нам всем лучше перейти в гостиную, — поспешно сказала миссис Дэрсингем. — Если только мужчины не пожелают остаться здесь и выпить еще по стаканчику.

— Ничуть, — возразил весело мистер Голспи. — Я кончил. — И в доказательство залпом осушил свой стакан.

— С большим удовольствием, миссис Дэрсингем, — сказал с поклоном майор Трейп, суровым выражением лица как бы выражая порицание неотесанному Голспи.

— Отлично придумано, — заметил мистер Дэрсингем, видимо, смутно чувствуя, что не все благополучно, и тщетно пытаясь притвориться веселым и довольным. Он распахнул дверь. — Гораздо лучше, если мы все вместе перейдем в гостиную.

— Пожалуйста, мисс Голспи. — Снисходительная усмешечка, которую с трудом изобразила миссис Дэрсингем, сама по себе была обдуманным оскорблением. — Мы не придаем ровно никакого значения тому, что вы не одеты, уверяю вас!

Мисс Голспи с недоумением подняла на нее большие карие глаза.

— Ах, так, по-вашему, мне следовало переодеться к обеду? Если бы я знала, я бы это сделала, — тем более что я привезла из Парижа несколько чудесных новых платьев. Но мне казалось, что не стоит. Извините!

— Это не имеет никакого значения, — повторила миссис Дэрсингем, бледная от усталости и раздражения. Ох, с каким наслаждением она убила бы эту девчонку!

Гости молча, без всякого оживления, двинулись в гостиную, которая встретила их не особенно приветливо. Она с некоторого времени была заброшена (огонь в камине чуть тлел под золой) и поэтому, казалось, не рада была гостям. Вошла кухарка, неся кофе, и поставила поднос на стол с видом измученного до последней степени верблюда, падающего под непосильным бременем. Она и не подумала обнести гостей, а поставила поднос на расшатанный столик — и столик тотчас показался еще в десять раз ненадежнее, чем был на самом деле. Для мисс Голспи чашки не хватило, а она, разумеется, немедленно объявила, что ей хочется кофе, и мистер Дэрсингем с поспешностью, по мнению его жены, чрезмерной, глупой и совершенно излишней, настоял на том, чтобы гостья взяла чашку, предназначавшуюся ему. А после всего этого мисс Голспи отхлебнула один только малюсенький глоточек и демонстративно отодвинула чашку. Когда же мистер Пирсон, тоже поглупевший, угодливо спросил, не хочет ли она еще, ответила, что ей, собственно, вовсе не хотелось кофе.

— Но знаете что, — сказала она громко, — я бы с наслаждением выпила коктейль, если здесь найдется…

— Коктейль, мисс Голспи? — начал мистер Дэрсингем. — Хорошо, я сейчас…

Но ему не дали докончить.

— Боюсь, что коктейля у нас не найдется, — сказала миссис Дэрсингем голосом, еще более громким и внятным, замороженным, как самый лучший коктейль «Мартини».

А толстокожий мистер Голспи не улучшил положения, поддержав хозяйку:

— Еще бы, конечно, нет! Не слушайте вы ее, миссис Дэрсингем. Я ей покажу коктейли!

— Когда привезете ее домой, да? — подхватил мистер Пирсон игриво. — Хи-хи-хи!

Это хихиканье было его наименее удачным выступлением за весь вечер. Жена посмотрела на него с удивлением. Мистер Голспи остановил на нем взгляд, весьма недвусмысленно говоривший, что ему лучше не соваться не в свое дело и не пытаться острить. А Лина метнула яростный взгляд на отца и мистера Пирсона, в сторону же миссис Дэрсингем и бровью не повела — признак весьма зловещий. Миссис Дэрсингем никак не могла решить, кто из двух ей более противен, Голспи или его ужасная дочь. Она попробовала завязать разговор с миссис Пирсон, которая все время растерянно улыбалась, и с миссис Трейп, у которой последние десять минут лицо было точно сковано морозом.