География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи - Эрик Вейнер

Где есть деньги, там есть и конкуренция. И Флоренция времен Возрождения не была исключением. Да, над некоторыми проектами мастера работали совместно, но происходило это в условиях жесткого соперничества. Таланты соперничали с талантами, а покровители – с покровителями. Более же всего Флоренция конкурировала с соседями – Миланом, Пизой, Сиеной и другими городами. Подчас соперничество перерастало в войны, но чаще всего проявлялось в иных формах. Каждый из итальянских городов-государств хотел считаться «самым культурным». Это был редкий период в истории, когда во главе угла стояло не военное и экономическое величие.

Одна из таких культурных битв стала истоком Возрождения. Пиза опережала Флоренцию красотой, и флорентийцы жаждали исправить ситуацию. Возрождение – одна из эпох высочайшего взлета западной цивилизации, первоисточник всевозможных современных благ – началось с банального «кто кого обставит».

Год 1401 был неудачным для Флоренции. Она только-только отошла от эпидемии чумы. Между тем миланские войска осадили город и находились в дюжине километров от его стен. Экономика переживала упадок. Какие уж тут свершения, скажете вы, – время отсидеться на старых запасах, переждать…

Во Флоренции рассудили иначе: пора заняться серьезным искусством. А именно – изготовлением сложных бронзовых дверей баптистерия при Санта-Мария-дель-Фьоре (важнейший собор города и символ его культурных устремлений).

Организовали конкурс, чтобы найти подходящего мастера. Правила были четко оговорены: необходимо изобразить в бронзе библейскую сцену – жертвоприношение Авраамом его сына, Исаака, – причем композицию вписать в плоскость квадрифолия определенной формы. Победитель получал желанный контракт на изготовление дверей, а также благодарность и восхищение города.

Какова степень дерзновения! Город, истерзанный эпидемией и экономическими неурядицами, находящийся в кольце врагов, решает провести конкурс талантов! И это конкурс не на то, кто построит лучшую катапульту или придумает лучшую вакцину от чумы, а сугубо непрактичный: кто создаст большую красоту.

В финал попали молодые Лоренцо Гиберти и Филиппо Брунеллески, люди совершенно разные и по происхождению, и по характеру, сходные разве что ранней лысиной. Брунеллески был сыном уважаемого нотариуса и уже заявил о себе как талантливый ювелир. Гиберти не имел ни политических связей, ни серьезного профессионального опыта. Казалось бы, конкурс станет для Брунеллески легкой прогулкой. Но не стал.

Мнения судей разделились почти поровну. Тогда жюри предприняло попытку вынести соломоново решение: пусть финалисты трудятся совместно. Но Брунеллески уперся: либо он все делает один – либо умывает руки. (Быть может, первый случай, когда мастер с великим самомнением попытался настоять на своем.) Ему сказали: пожалуйста – контракт уходит к Гиберти. Это положило начало многолетней конкуренции, в ходе которой оба создали шедевры: Гиберти – «Врата рая», Брунеллески – купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре.

Флоренция времен Возрождения изобиловала ссорами и распрями. Величайшие титаны эпохи, Леонардо и Микеланджело, на дух не переносили друг друга. По всей видимости, это было неизбежно: Микеланджело был на 23 года моложе Леонардо и отчасти затмил его славу. Успехи новой звезды, несомненно, раздражали последнего.

Однажды скрытая враждебность прорвалась наружу. Леонардо шел мимо церкви Святой Троицы, когда его окликнула компания людей: не разъяснит ли он непонятное место у Данте? Мимо проходил и Микеланджело. «Вот у него спросите, – заявил Леонардо, – он и объяснит».

Скульптор решил, что над ним издеваются, и огрызнулся: «Сам объясняй, ты, сделавший коня, но не отливший его в бронзе и со стыда оставивший его!» Потом повернулся и ушел. А через плечо бросил: «И глупые миланцы поверили тебе?» (Он имел в виду проекты Леонардо для Милана – конкурента Флоренции.)[38]

Стрела попала в цель. У Леонардо да Винчи, ныне имеющего репутацию небожителя, были свои неудачи. Сделать реку Арно судоходной не вышло, как и создать летательный аппарат. Дни и часы, затраченные на математику и геометрию, особых результатов не принесли. Роспись «Битвы при Ангьяри», предназначенная для дворца Синьории во Флоренции, не была закончена (как и многие труды), хотя на нее ушло года три.

В этой ссоре меня больше всего поражает мелкотравчатость, закомплексованность. Но ничего не попишешь: низменные эмоции бывают и у гениев. Гёте презирал Ньютона и как ученого, и как человека. Философ Шопенгауэр считал труды философа Гегеля «колоссальной мистификацией, которая даст потомкам неиссякаемую тему для смеха». Вот так! Я не знаю, как к этому отнестись. С одной стороны, видно, как много в гениях человеческого. С другой – как этого человеческого много.

Одна из величайших загадок флорентийского Возрождения – роль формального образования (а точнее, отсутствие всякой роли). Во Флоренции, в отличие от Болоньи, не было приличного университета. Вы спросите: как же так? Разве может быть гений без образования?

Однако факты упрямы. Билл Гейтс, Стив Джобс, Вуди Аллен – все они недоучились в вузах (причем Аллен провалился в Нью-Йоркском университете на курсе кинематографии). Диссертацию Эйнштейна дважды отвергали. Томас Эдисон бросил школу в 14 лет; впоследствии его учила дома мать (многие гении были самоучками или получили домашнее образование). Правда, были среди гениев и блестящие студенты: Мария Склодовская-Кюри, Зигмунд Фрейд – однако это скорее исключение, чем правило.

Дин Симонтон, изучивший триста творческих гениев, обнаружил: большинство из них покинули современную им систему образования на полпути. Можно предположить, что случись это раньше или, наоборот, позже – и результат был бы хуже. Какое-то образование творческому гению необходимо, но его излишек не только не увеличивает шансы стать гением, но даже сокращает их. Причем негативный эффект формального образования проявляется на удивление рано. Психологи довольно точно определили время, когда творческие навыки перестают расти: четвертый класс.

Любопытное дело: за последние полвека количество присвоенных степеней и опубликованных научных докладов выросло в геометрической прогрессии, но «доля подлинно творческих работ почти не меняется», пишет социолог Джозеф Роджерс Холлингсуорт в журнале Nature. Людей профессиональных и даже талантливых очень много, а творческого скачка нет.

Как я уже сказал, отчасти виной тому узкая специализация: мы дробим мир на все более и более мелкие части. Кроме того, каждая область перенасыщена информацией. Если гению требуется сначала освоить накопленные знания, прежде чем внести свой вклад, остается лишь пожелать ему удачи. Физик или биолог может потратить на изучение чужих работ всю жизнь, так и не внеся в науку ничего нового.

Леонардо да Винчи был неважным студентом. Лишь в среднем возрасте он более или менее освоил латынь – язык элиты и интеллектуалов. Однако он мыслил нешаблонно и наверняка согласился бы со словами психолога Эдвина Боринга, сказанными 500 лет спустя: «Плохими знаниями полезнее не владеть». В этом смысле отсутствие университета во Флоренции было плюсом. Оно спасло город от «пут схоластики», как выразился урбанист Питер Холл.

И это возвращает нас к Филиппо Брунеллески. Проиграв конкурс с дверями баптистерия, он всецело отдался своей тайной страсти – архитектуре. Вместе со своим другом Донателло он уехал в Рим, чтобы исследовать древние руины. Это не было легкой экскурсией, да и Рим тогдашний отличался от нынешнего: сильно уступая Флоренции в размерах, он был полон «лачуг, воров, хищников и волков, рыскавших в окрестностях старой базилики Святого Петра», пишет Пол Уокер.

Местные жители дивились этим молодым людям: «Что интересного можно найти в руинах? Клад, поди, ищут…» Это было не так уж далеко от истины – просто клад был не денежным: любознательных флорентийцев влекли древние знания. Брунеллески тщательно измерял колонны и арки. Особенно его заинтересовал Пантеон, отличавшийся самым большим в Античности куполом (свыше 43 м). Включалось воображение: а что, если покрыть собор Санта-Мария-дель-Фьоре аналогичным куполом? Не оставаться же ему открытым всем ветрам, как столетия прежде. Перед другими городами неудобно…

Именно такую задачу поставил перед собой Брунеллески. Ему говорили, что построить купол подобных размеров без лесов невозможно. Однако скептицизм лишь подстегнул его – и все вышло как надо.

Я решаю навестить собор и лично посмотреть на это диво. Пока карабкаюсь по винтовой лестнице, изумляясь величию замысла, на ум приходят мысли о законе непреднамеренных последствий. Обычно мы не любим такие последствия: чего же хорошего в том, что некоторые научные разработки или технологии оборачиваются против нас! Кондиционирование воздуха повышает температуру в метро на десять градусов. Долгая работа за компьютером приводит к запястному синдрому. Пребывание в больнице приносит инфекцию. Научный журналист Эдвард Теннер называет эти феномены «эффектом реванша». Однако закон непреднамеренных последствий может действовать и позитивно. Порой неприятности имеют неожиданные плюсы, а кажущееся поражение оказывается победой.