В сладостном плену - Блэйн Андерсен

— Так ты веришь, что этот кусок скалы наделен какой-то колдовской силой? — Это показалось Бретане полной нелепостью. Она чуть было не рассмеялась, однако видя, сколь серьезен Торгун, вовремя сдержалась.

— Никакого сомнения, миледи, именно так.

— Наверное, источаемая им колдовская сила заставила тебя наделить камень необычными свойствами. Даже если он увековечивает память мертвых викингов, все же это не более, чем простая резьба по камню.

— Вряд ли. Руны вырезаются только воющими людьми.

— А я-то думала, что воют только волки. На лице Торгуна появилось злое выражение.

— Это наши священнослужители, которые посвящены в магию рун. Их сила всегда заключена в камнях, и только они могут заставить ее действовать. Даже сам Один не способен вызвать такую силу. Он лучше извещает нас об этом. Разве у саксов нет ничего подобного?

Прежде чем ответить, Бретана задумалась.

— Есть, наверное, какие-то реликвии, но христиане не поклоняются камням.

— Я слышал, что некоторые твои соплеменники обращают свои молитвы к деревьям.

Бретана знала, что это правда. Люди, живущие на болотах и не обращенные в истинную веру, и в самом деле обожествляют силы природы. Но это ересь, которую ее приучили ненавидеть.

— Вряд ли их можно назвать моими соплеменниками. Они язычники.

— Как викинги, — добавил Торгун. Он хотел лишь подчеркнуть, что есть такие саксы, вера которых сильно отличается от убеждений Бретаны. Он видел, что она обдумывает это возражение.

— Тот, кто не почитает одного истинного Бога, — богохульник. А разве вы не поклоняетесь множеству Богов? — Хотя на лице Бретаны по-прежнему отражалось негодование, Торгуна ободрило ее любопытство.

— У нас столько Богов, сколько нам нужно для наших повседневных дел. Один — это создатель всего сущего и он же наблюдает за порядком вещей. Он правит из небесного замка Валгаллы, сидя на троне, который называется Клидскьяльф. Есть еще почти тезка Тор, Бог простых людей, и Улл, направляющий в цель стрелу моего лука. Эти и множество других Богов образуют группу так называемых асов. Ванир, еще одна группа, включает Ньерда и Фрея.

— А что делает Фрей? — Как ни странно, но Бретане и в самом деле было интересно узнать о пантеоне скандинавских богов.

Торгун замялся. Разговор принимал оборот, к которому он не стремился, но ведь она сама спросила.

— Фрей — Бог удовольствий.

— Таких, как танцы?

— Ну да, но танцы особые.

— Что ты имеешь в виду?

— Это Бог удовольствия, которое дают друг другу мужчина и женщина.

— О! — Бретана почувствовала, что краснеет.

Она знала, что из-за сильного смущения ее лицо скоро станет ярко-пунцовым.

— Ну, я… — Бретане самой было неприятно, что она затрудняется в выборе нужных слов. Наконец, оправившись от смущения, она сказала;

— У меня и в мыслях не было тревожить эти твои… руны. Я сейчас все поправлю. — Она потянулась к камню.

— Прошу тебя, не надо. — Торгун взял за руку Бретану, но, как только она оказалась в тисках его мощной длани, опасение за руны тут же было вытеснено жаром прикосновения. Он уже успел забыть нежность ее кожи. И хотя держал только ее руку, память услужливо подсказала ему и другие, более сокровенные места, которых он касался.

Бретане ничего не стоило отдернуть руку, однако, подняв взор от камня, она поняла, что держит ее не столько рука, сколько его взгляд. Она знала, что за этой близостью последует страх.

— Прошу прощения, — пробормотала она, причем это извинение было обращено не только к Торгуну, но и к себе самой.

— Нет, ничего. Только трогать камень нельзя. Все это очень серьезно.

Столь часто непредсказуемая погода наконец-то повернулась к лету. Закончилась ранняя весна с ее заморозками. Лето принесло с собой благословенный теплый ветер с моря. Воспользовавшись прекрасной погодой, Торгуй проводил время вне дома.

Праздность была для него большой редкостью. Однако праздным было только его тело, но никак не ум. Образ прекрасной Бретаны вызывал у него улыбку удовольствия. Внезапно он опомнился — солнце уже так низко, а Бретана опять ушла за ягодами и на этот раз необычно долго задерживается.

Торгуну стало не по себе. Он опасался, что с ней опять что-то случилось. Быстро пробежав по узкой тропинке, викинг оказался на земляничной поляне, но увидел лишь одну корзину, полную ягод, и никаких следов Бретаны. Его сердце учащенно забилось, и не столько от быстрого бега, сколько из-за неизвестности — где же она ? — в его голове роились самые худшие предположения. Что же с ней могло случиться?

Поляну полукругом обрамляла густая стена деревьев, так что Бретана вряд ли могла пойти туда. Оставалась только тропинка, ведущая в сторону моря. Она была очень короткой — начиналась от поляны и доходила до широкого песчаного пляжа. Хотя Торгун и не мог представить себе, что там может искать Бретана, однако пойти она могла только в ту сторону.

Беспокойство Торгуна все усиливалось. Пробежав еще немного, он почувствовал под ногами песок, по которому заскользили его сапоги, и резко остановился.

По пляжу расхаживала Бретана, погруженная в собственные мысли.

Когда она шла к утесам, которыми заканчивался дальний конец пляжа, порывы ветра вздымали складки платья, то раздували его в огромный колокол, то прихотливо прижимали к телу, выставляя во всей красе восхитительные формы ее тела, а то задирали подол так высоко, что обнажались стройные ноги прекрасной саксонки.

Внезапно Бретана ускорила шаги — она резко повернула к морю и пошла в сторону утесов. Их черные силуэты резко контрастировали с морской пеной, матовый след которой обозначал границу отступившего прилива.

Все еще не замечая Торгуна, она взобралась на небольшую площадку, обращенную в сторону моря.

Пристально вглядываясь во вздымающиеся и тяжело падающие волны моря, Бретана напоминала портрет в раме, верхней границей которого служила блистающая лазурь безоблачного неба, а нижней — такая же гладкая поверхность жемчужного песка. В этот момент она напомнила Торгуну не женщину, а скорее одну из скандинавских Богинь во время вечного бодрствования на бескрайних просторах океана. На величественном фоне природы ее силуэт как бы олицетворял собой гордость и силу.

Она стояла неподвижно, погруженная в какие-то неведомые ему мысли, Торгун взошел на ту же площадку, с высоты которой она рассматривала горизонт.

— Бретана! — позвал Торгун.

Бретана думала, что она одна, поэтому звук чужого голоса заставил ее вздрогнуть и быстро обернуться. Голос Торгуна донес до нее только ее имя, но гораздо более красноречивым был вопрос, застывший в его темно-серых глазах. Бретана одним взглядом ответила на этот молчаливый вопрос. В ее глазах отражалась внутренняя борьба между сознанием и обуревавшими ее желаниями. Торгун сразу же понял смысл этой борьбы, потому что она полностью соответствовала его чувствам. И хотя теперь он имел все основания чувствовать себя человеком, наконец-то одержавшим победу, над этим преобладало сознание, что побежден скорее он сам.