Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг. - Юхо Кусти Паасикиви
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо старого предложения, касавшегося островов Сейскари, Пенинсаари, Лавансаари и Тютерс, правительство сообщало о готовности вести переговоры по острову Гогланд, имея в виду, что упомянутые Советским Союзом вопросы безопасности Ленинграда, а также безопасность Финляндии будут приняты во внимание.
Сообщалось, что на Карельском перешейке нельзя было принять даже последнее предложение Советского Союза, поскольку в этом случае пограничная линия была бы передвинута слишком близко к крупнейшему внешнеторговому порту и центру всей Восточной Финляндии. Это означало бы также пренебрежение аспектами безопасности Финляндии и отказ от принципа, в соответствии с которым будут учитываться вопросы безопасности обеих сторон. Однако правительство считало возможным согласиться на передачу несколько большей, чем было предложено ранее, территории на северном берегу Финского залива. Новая граница могла бы пройти по линии: устье реки Ваммельйоки – река Ваммельйоки – река Линтуланйоки – озеро Каукярви – нынешняя госграница. Благодаря этому достаточно протяжённая и большая по глубине территория на северном берегу оконечности Финского залива перешла бы Советскому Союзу.
Правительство согласилось передать и принадлежавшую Финляндии северную часть полуострова Рыбачий.
Кроме этого, в ответе правительства затрагивался вопрос о компенсациях.
Отвергалось предложение Советского Союза по демонтажу оборонительного рубежа на Карельском перешейке. Безусловный нейтралитет, который был определяющим для политики правительства Финляндии, обязывал его заботиться об обеспечении своих границ. Этим были продиктованы оборонительные мероприятия, предпринятые Финляндией. В обычное время Финляндия намеревалась использовать в пограничной зоне в качестве вооружённой силы лишь пограничную охрану.
Наконец правительство Финляндии констатировало, что Советский Союз не возражает против создания на Аландских островах оборонительных сооружений собственными силами Финляндии, что и было её целью в стремлении обеспечить нейтралитет Аландских островов.
Ответ завершался следующим образом: «Правительство Финляндии внимательно изучило вышеизложенное предложение. Отрицательная позиция, которую правительство Финляндии разделяет по поводу отдельных пожеланий Советского Союза, не исходит из того, что правительство Финляндии не желает понимать те устремления, которые советское правительство может иметь в отношении укрепления безопасности Ленинграда. Тем более, что правительство Финляндии приняло их во внимание, согласившись в известных пределах на предложения Советского Союза.
Таким образом, правительство Финляндии от имени своего единодушного народа предоставило Советскому Союзу позитивное доказательство своего желания понимать важные для Советского Союза аспекты безопасности, а также показало, что в своём стремлении поставить политические отношения на удовлетворительную основу оно пошло столь далеко, сколько позволяют её собственные независимость, безопасность и нейтралитет. Те жертвы, на которые Финляндия соглашается в пользу Советского Союза ради улучшения добрососедских отношений и укрепления мира, являются крайне тяжёлыми для народа Финляндии, поскольку они затрагивают исконное финское поселение, которое в течение столетий входило в государственную территорию Финляндии.
В завершение правительство Финляндии сообщает, что достижение этого соглашения зависит от его утверждения парламентом Финляндии в порядке, установленном конституционными законами Финляндии».
Спустя годы вновь и вновь приходится задумываться над тем, какой в действительности была атмосфера в тогдашней Финляндии. Следует признать, что в различных слоях общества, причём не только в среде далёкой от этих дел молодёжи, но и в весьма ответственных кругах, проявлялись настроения бездумной бравады. Можно было бы ожидать, что депутаты парламента от буржуазных фракций будут способны посмотреть на состояние дел с позиции разумного реализма. Собственно говоря, способных на это в их среде практически не было. Как следует из моего дневника, один влиятельный депутат от Коалиционной партии рассказал мне на заключительном этапе Зимней войны, что его фракция во время переговоров осенью 1939 года направляла своих представителей к маршалу Маннергейму, чтобы узнать его мнение. По возвращении один из них, входивший в высшее руководство партии, сказал, что Маннергейм уже старый и болезненный человек, который всего боится и слову которого нельзя доверять. Конечно, в народе и среди руководства страны ощущалась большая озабоченность. Вместе с тем превалировала какая-то фаталистическая вера. Важные внешнеполитические решения особенно сложны потому, что наперёд невозможно точно сказать, правильно ли выбранное решение. Это покажет только будущее, нередко спустя много лет. При обдумывании решений, которые требуют тех или иных жертв, всегда не отпускает мысль: может, дела всё же пойдут иначе, чем мы опасаемся; как знать, вдруг противная сторона уступит, если мы будем жёстко себя вести, или она блефует. Что же касается нас, то нельзя забывать и веру финского народа в законы, документы и подписанные договоры. Советская Россия не может напасть на нас, поскольку у неё нет на то законного права, общественное мнение и симпатии всего мира на нашей стороне – так полагали. У нас в Финляндии вера в победу права была велика. В соответствии с убеждениями финского народа, право, особенно оформленное в письменном виде, благодаря какой-то мистической и необъяснимой силе, царящей во всемирной истории, всегда победит. Доказательством этого была сама история Финляндии, не в последнюю очередь, предшествующих десятилетий, когда мы в итоге всегда обретали спасение. Значит, и сейчас мы так или иначе спасёмся – таковым было общее убеждение народа Финляндии. Это кажется наивным в нашем суровом мире. Но именно так, я полагаю, и думал финский народ в глубине своей души осенью 1939 года и наступившей за ней зимой 1940-го.
VIII
Третья поездка в Москву
Вечером 31 октября мы снова отправились в Москву. Помимо полковника Паасонена и заведующего отделом Нюкоппа с нами в качестве помощника поехал посол по особым поручениям Хаккарайнен. На вокзале нас, помимо официальных финских лиц, провожали послы Соединённых Штатов и северных стран, временный поверенный в делах Советского Союза, а также огромная толпа простого народа.
Утром, по прибытии в Выборг, мы получили телеграмму от Эркко, в которой говорилось, что накануне Молотов на заседании Верховного Совета огласил требования Советской России, предъявленные Финляндии. Поскольку это влияло на изменение ситуации, Эркко призывал нас вернуться в Хельсинки. Несколько позже пришло сообщение, что приказ о возвращении отменён. Мы связались с Эркко по телефону. Он сказал, что Госсовет, собравшийся на своё заседание в 3 часа ночи, большинством голосов решил передать вопрос о продолжении или прекращении поездки на рассмотрение Таннера и меня. По мнению Эркко, поездку следовало прервать и вновь обсудить возникшую ситуацию. Мы не видели причин для прекращения поездки, сочтя необходимым продолжение переговоров, несмотря на выступление Молотова.
Накануне в Москве началась сессия Верховного Совета СССР. На ней надо было принять представителей завоёванных Советским Союзом Западной Украины и Западной Белоруссии, которые прибыли просить согласия Верховного Совета на включение упомянутых народов и территорий в состав Советского Союза.
